- Семнадцать лет, - откликнулся Адальберто. Он не отводил взгляда, а вот Орден - напротив. Он расхаживал по кабинету своего брата, заложив руки за спину. От окна к поблёскивающему от солнечных лучей шкафу. И снова к окну. Выглянул, чуть отведя штору, будто бы увидел за окном нечто донельзя занимательное. Коснулся пальцами стола.

- Ну да, ну да. Тебя-то я в расчет не взял. Подумаешь, пропал без вести вечно ворчащий целитель. Даже тише без тебя стало. Тут мне всё понятно. Возможно, ты хочешь что-нибудь сказать? Последняя просьба или что-то в этом роде, кажется, у людей есть такой обычай. Ты же очень любишь людей, раз решил предать свой родной мир и отправиться жить в этот клопятник. Ах да, я забыл, ты же был нанят охранять Орлану.

Орден всё говорил и говорил, как будто за словами могло стать незаметно, что он отводит глаза - к окну, к шкафу и опять к окну.

- Нанят - не то слово. Я добровольно ушёл в мир людей вслед за моей императрицей, - Адальберто покрутил очки в руках и снова водрузил их на нос. Так было привычнее и словно безопаснее.

- Очень жаль, что ты не смог ей помочь, - Орден возвёл глаза к потолку, как будто собирался увидеть там призрак маленькой девочки со взрослым взглядом и попросить у него прощения.

- У императрицы хватит милосердия, чтобы простить своего скромного слугу.

- Возможно. Они там после смерти всех прощают. Думаю, все вопросы между мной и тобой решены? - о, что это? Император спешит избавиться от общества придворного целителя? Бывшего придворного целителя.

- Я бы хотел видеть императора Зорга. Раз уж ты напомнил про последнюю просьбу, - вздохнул Провизор.

Орден лишь развёл руками, и Адальберто уже понял, что услышит в следующую секунду.

- Прости. Но бывший император Зорг никого не хочет видеть. Он слишком переживает из-за гибели единственной дочери. Когда он придёт в себя, я передам, что тебе очень жаль. А тебе придётся провести оставшиеся ночи в одиночестве. Зато будет время вспомнить развесёлое время в мире людей.

Провизору не вспоминалось весёлое. После двух ночей, проведённых в подземелье замка, перед глазами всё равно стояла Нью-Питерская зима, мокрый асфальтовый тротуар, - под ним проходила теплоцентраль? - который обступали обледеневшие деревья. Он стоял рядом на коленях, прикасался к плечу девушки, лежащей на земле вниз лицом, и не мог заставить себя перевернуть её. Потому что у неё больше не было лица.

Потому что она умерла. Очень быстро, и даже не успела вскрикнуть, словно и с крыши падала уже в обмороке.

Потому что она умерла, и погасла золотистая звёздочка перед мысленным взором. И некого стало спасать, и не на кого ворчать за непокрытую в такой холод голову. И некого пичкать витаминами, потому что от стресса снижен иммунитет, и от стресса носом идёт кровь, а она не замечает и капает этой кровью на стерильный пол в лаборатории.

Потому что смешно и страшно смотреть как будто со стороны на то, как два взрослых мага не уберегли одну маленькую девочку. Она всё решила за них, и умереть решила, потому что не верила больше в их силы.

Тогда он решился и послал сигнал императору.

- Уведите его, - сказал Орден, как будто даже с облегчением. - И приготовьтесь к казни этого предателя.

Император запрокинул голову и потёр переносицу. За сегодняшний день он, должно быть, очень устал.

Шредер в джинсах и синем свитере и с дорогими часами представлял собой идеал мужчины.

- Что с глазами? - спросил он и выключил тихо звучащую в салоне машины классическую музыку.

Надо же, какой внимательный. Ещё бы не опаздывал, и цены бы не было такому брату. Маша забралась в чёрный джип и подышала на замёрзшие руки. Дворники едва управлялись с летящим в лобовое стекло снегом.

- Ничего, - буркнула в ответ Маша. Отчитываться в проведённом дне желания не было, да и не за этим она назначала Шредеру встречу.

- Я вижу. У тебя прямо на лбу написано: "У меня ничего не случилось". Рассказывай, - он аккуратно завёл машину в уютный уголок между заснеженным парком и высокой оградой местной больницы, напугал гудком голубей, усевшихся на нетронутом снегу в парке. - Вот отъелись. Холодно?

Убегающие пешком по нетронутому снегу голуби заставили Машу улыбнуться.

- Уже согрелась. - Она поймала своё отражение в зеркале заднего вида и поморщилась. Надо же было с таким лицом на улицу выйти без паранджи. - Ты был сегодня в Центре?

- Нет, а что, ты меня там видела? - Шредер подумал и всё-таки включил печку.

- Почти. Я видела там Ордена. Он сказал, что Зорг отрёкся от престола, и ходил - наводил порядок в своих новых владениях, - яркий белый свет больно резал глаза, Маша щурилась на снег и перебирала кисточки своего шарфа.

Они помолчали, случая шорох сыплющихся в окна снежинок.

- Судя по твоему лицу, ты не шутишь, - выдохнул наконец Шредер.

- Я не шучу, я собираюсь уходить в мир магов. Нужно выяснить всё, иначе это невыносимо, - она слабо тряхнула руками, как будто сбрасывая холодные капельки тающего снега. - Скажи, где выход в междумирье? Мне очень нужно.

Маша не взглянула на него, подозревая, что её просьба вызовет у Шредера приступ негодования, но почувствовала, как он нервно заёрзал на сиденье.

- Ты соображаешь своей головой?

- Я пытаюсь. Меня не выпустят через портал, потому что все порталы уже перекрыли - военное положение, сам понимаешь. Мирным жителям пока ничего не сказали, кто его знает, как всё обернётся, - Маша перевела дыхание. Оправдывать своё собственное поползновение в лапы смерти было крайне утомительно.

Шредер сердито засопел.

- И ты хочешь, чтобы я собственными руками тебя вытолкал в междумирье? Тебя там сожрут и даже не подавятся.

- Но тебя же не сожрали, а ты не маг, - упрямо тянула Маша, уставившись в приборную панель.

- Ты бы ещё Сабрину вспомнила, - он досадой хлопнул рукой по рулю. - Нет, я даже с ней тебя не отпущу. Закроем эту тему, хорошо?

- Я с ней и не пойду, она собирается меня убить. Посмотри на моё лицо и не переспрашивай, правда ли это, - Маша почувствовала, что мучительно кривит рот, чтобы не заплакать ещё раз.

Шредер взял её за подбородок и повернул к себе.

- Вижу я всё. Эта стерва не отказалась от своей идеи, как бы ни старалась меня в этом убедить. Я знал, что так будет.

Стучался в стёкла снег, и по парку бегала весёлая серая собачка, а её хозяйка с длинным поводком в руках стояла на тропинке, зябко переминаясь с ноги на ногу.

- Она не виновата, она была не в курсе, что это я, - Маша отстранилась от его руки, подалась назад.

- Она была в курсе. Никто не знает, что у Сабрины на уме. И ты не знаешь.

- Неправда. Она плакала и собиралась покончить с собой, - Маша скрестила руки на груди, тщательно отгораживаясь от его слов.

- А ты геройски бросилась её спасать? Ну да, видела бы ты, что ещё она вытворять умеет. Эта змея в жизни себе зла не сделает. Она ходит по трупам, ты не заметила? Да ты вообще единственный человек, который с ней уживался, и знаешь, почему? Потому что ты наивная и глупая, - Шредер говорил так, словно собирался написать каждое слово на отдельном плакате и повесить их все перед её глазами. Так, словно он каждый день в своей прошлой жизни думал, как сказать ей это.

- Она не могла всё время врать.

- Могла, - он склонился к Маше и взял её за плечо. - Она. Могла.

Маша дёрнула плечом. Не потому, что ей было неприятно прикосновение, а только почудилось, что междумирье протянуло к ней склизкие щупальца, а Вселенский разум с интересом наблюдает за развернувшимся спектаклем. За тем, как девушка - не маг, не гениальный воин, идёт по междумирью и на что-то надеется.

- Замечательно. Но я всё равно должна пойти. Должна, - повторила Маша твёрдо. Хватило времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью, значит, хватит времени, чтобы убедить в ней остальных.

- Ты же всё равно уйдёшь, - произнёс Шредер, не глядя на неё. - Тогда лучше со мной. Со мной, ясно?