Одри поняла, что последние фразы Николя произносил не столько для нее, сколько для себя.
— И что именно общего?
Он вздохнул.
— У всех нас детство было… не таким, как у большинства детей. Но это личные истории, довольно запутанные…
Она поняла, что он не хочет откровенничать на эту тему, и решила не настаивать.
— Итак, я вошел в круг избранных. Нечто вроде… тайного общества.
От удивления Одри даже открыла глаза.
— Тайное общество?
Николя слегка усмехнулся, но Одри поняла, что это не самое легкое из его воспоминаний.
— Ну да, что-то вроде тех сообществ, какие бывают в американских университетах. Мы встречались, болтали о разном…
— Так что же здесь тайного?
— Ну, во-первых, мы пили и курили… а во-вторых, баловались магией.
— Магией?
— Да… если можно это так назвать. Местные жители всегда были к этому склонны…
Он помолчал, потом заговорил снова:
— В общем, это был бурный период. И, как я уже говорил, я был влюблен в Клеанс. Мы все были в нее безумно влюблены. В то время мы играли в очень захватывающие и, как я теперь понимаю, весьма опасные игры.
Снова пауза. Одри кусала себе губы, чтобы удержаться от вопросов. Но Николя, как и любой хороший писатель, был хорошим рассказчиком. По мере того как он говорил, загадок становилось все больше, и Одри все сильнее горела нетерпением узнать отгадки. Что за опасные игры? Для чего?
— Клеанс была столь же красивой, сколь и взбалмошной. Она встречалась со мной, потом с Арно, потом опять со мной, потом с другими… Она нас всех свела с ума. Некоторое время она встречалась с Антуаном, но недолго — в те времена никто бы не мог подумать, что именно за него она выйдет замуж. Мне кажется, каждый из нас втайне говорил себе: на самом деле в глубине души она любит только меня… и вернется ко мне, когда все это закончится…
Он снова усмехнулся, на сей раз с какой-то грустной нежностью.
— Так или иначе, она вернулась не ко мне. Да и ни к кому. После лицея она уехала учиться в другой город. Остальных тоже разбросало… Несколько лет спустя я узнал, что она вышла замуж за Антуана. Почему, я, видимо, так никогда и не узнаю. Но даже сейчас я не уверен, что она любила его больше остальных… Может быть, разорение родителей заставило Антуана решительнее других двигаться к цели — жениться на Клеанс и разделить с ней ее богатство, ее статус?..
Они пригласили меня на свадьбу. Но я не приехал. Лавилль-Сен-Жур уже казался мне таким далеким… Я начал писать свой первый роман, окунулся в лихорадку парижской жизни — все это казалось мне гораздо интереснее, чем возвращение в туман…
И с тех пор мы не встречались — до совсем недавнего времени, когда я встретил Антуана, несколько недель назад…
Молчание.
Одри чувствовала, что эта история слово начертана пунктирными штрихами: в ней было множество пробелов. Почему он так долго не приезжал в Лавилль? Почему ни единым словом не обмолвился о своем детстве? И об «опасных играх»? Что это было — сексуальные эксперименты с оттенком извращения? Игры молодой девушки, очень красивой, очень богатой, более взрослой, чем ее партнеры, которой нравилось использовать свою власть над ними, не считаясь с их чувствами?
— Ты ведь не все мне рассказал? — проговорила она, по-прежнему не поднимая головы от его плеча.
— А надо было?
— Так, значит, Антуан к тебе ревнует из-за Клеанс? — спросила она вместо ответа. — Он думает, что она больше хотела за тебя выйти замуж?
— С чего ты взяла?
Одри покусала губы.
— Он устроил мне сцену. Из-за тебя.
Она почувствовала, как тело Николя напряглось.
— Выходит, ты с ним встречалась?
— Да, я была его любовницей, — вздохнула Одри с сожалением. — Маленький неверный шаг… и большая глупость.
— Из-за того, что он твой начальник?
— Из-за того, что он неподходящий для меня человек. Из-за того, что он женат. Из-за того, что я к нему ничего не испытываю. — Помолчав в нерешительности, она произнесла: — И из-за того, что он, мне кажется, занимается какими-то темными делами.
Николя ничего не сказал, но Одри почувствовала, как его сердце застучало быстрее.
— С этим покончено, — добавила она. — Когда я ему об этом сказала, он и устроил мне сцену.
Одри ждала какой-нибудь реакции, но напрасно. Она колебалась: стоит ли сказать о том, что Антуан недавно следил за ней, там, на парковке рядом с домом? Наконец она решила, что не стоит. Антуан обладал какой-то темной, пагубной аурой. Затем она почувствовала, как Николя осторожно гладит ее по волосам, и это ее немного успокоило.
— Твой новый роман будет о тех временах? — спросила она. — Поэтому ты и приехал сюда за вдохновением? Вспомнить молодость?
— Да… о молодости там кое-что будет, — ответил он и тихо добавил: — И не только.
— И когда я смогу его прочитать? Мне уже не терпится… — улыбаясь, сказала Одри.
Николя тоже улыбнулся.
— О, ты его прочтешь раньше всех. Хотя по мере того, как я его пишу, мне все больше кажется, что это будет не так уж увлекательно…
— Я понимаю, что ты не хочешь делиться подробностями, но… скажи мне хотя бы название.
После недолгого молчания Николя произнес:
— Однажды случится ужасное…
— Ты о чем?
— Это заголовок. «Однажды случится ужасное». Фраза из прошлого, застрявшая в памяти: «Однажды случится нечто ужасное, и…
— …и с тех пор уже ничто не будет так, как прежде», — закончила Одри.
Николя резко повернулся к Одри и в упор на нее посмотрел.
— Откуда ты знаешь?
Одри тоже взглянула ему в глаза, и ей показалось, что она прочла в них… ужас. И смятение.
— Я недавно увидела эту фразу, — неуверенно произнесла она. — Совершенно случайно. Один из моих учеников написал ее у себя в анкете.
Она увидела, что Николя побледнел. Внезапно его волнение передалось ей, и она торопливо проговорила:
— Да, это странно, потому что… как раз из-за этого ученика я стала подозревать Антуана в разных махинациях… О, ты ведь тоже его знаешь! Тот самый мальчик, который закричал во время твоей конференции…
Он горько усмехнулся и снова провел рукой по ее волосам. В этот момент Одри решила сказать все до конца.
— Николя, я думаю, что Антуан нас видел сегодня вечером. Он был на парковке и следил за моими окнами.
Глава 46
— Ты не хотел со мной разговаривать, Бастиан, не так ли?
— но знаю. а почему я должен?
— Потому что я твой брат…
— ну и что?
— Маме сейчас плохо.
— я знаю
— Ты знаешь, что ей плохо, но не знаешь, почему.
— потому что ты умер. это серьезная причина, тебе не кажется?
— Я не совсем умер. Ты же со мной говоришь. Дети никогда не умирают полностью. Особенно дети из Лавилля-Сен-Жур.
— ты разве из лавилля?
— В каком-то смысле да.
— я не понимаю. но у меня вопрос: если ты и правда мой брат, почему бы тебе не появиться? здесь и сейчас?
— Я Жюль, но не только он. Я ВСЕ дети, которые умерли в Лавилле не своей смертью. Мы можем быть только у себя, больше нигде.
— где у себя?
— Это далеко… и близко. В тумане.
— Ты… то есть вы… белые тени?
— А… вижу, твой визит в Chowder Society оказался полезным.