— А вы что здесь делаете? — в свою очередь спросил Бертеги, которому не слишком нравилось оправдываться, хотя он понимал, что с юридической точки зрения, конечно же, неправ.

Глаза изумленного Ле Гаррека округлились.

— Вы что, шутите? Моя мать недавно умерла, и, мне кажется, вполне естественно, что у меня возникло желание сюда прийти.

Бертеги мог бы возразить, что это не вполне естественно — поскольку при жизни матери у Ле Гаррека ни разу не возникло подобного желания, — но удержался. Точно так же он не стал говорить писателю, что тот вполне мог бы убить или покалечить предполагаемого вора — хотя тот забрался в подвал, где нечего красть, кроме старой посуды и велосипеда без седла. Реакция Ле Гаррека выглядела несколько… непропорциональной. Не говоря уже о том, что дело могло плохо обернуться для самого комиссара.

— У вас есть ключи? — все же спросил Бертеги.

— Да, — кивнул Ле Гаррек. — Если только она не сменила замки…

Значит, у него тоже были ключи — как и у Сюзи Блэр и Мадлен Рабатэ…

Бертеги бросил быстрый взгляд на дом. Та часть подвала, которую он увидел, по площади была гораздо меньше, чем все строение. Он попытался вспомнить внутреннюю планировку. Была ли в доме несущая стена, совпадающая по расположению с той, в которой обнаружилась спрятанная дверь?

— Вы не возражаете, если я быстро осмотрю дом?

— Изнутри? — спросил Ле Гаррек.

— Да.

Писатель вздохнул. Он выглядел усталым: темные круги под глазами, резкие складки у губ…

— Если можно, не сейчас. Завтра — пожалуйста, но сегодня я хочу побыть один… Здесь, — добавил он.

Бертеги кивнул.

— Мы еще увидимся, месье Ле Гаррек, — сказал он вместо прощания.

— Я знаю.

Двое мужчин переглянулись. Бертеги попытался уловить выражение глаз собеседника, но не прочел в них ничего — даже враждебности. Лишь сумрачный блеск выдавал человека, скрывающего какую-то тайну.

На ней был старый, заляпанный краской халат, надетый поверх мужской рубашки с закатанными рукавами. Волосы были собраны в узел и заколоты обычными шпильками. Но, несмотря на это, женщина, только что открывшая дверь Одри, была невероятно красива: огромные черные глаза, глубокие, словно озера, правильное лицо с тонкими чертами, ярко-алые губы, высокие скулы, придававшие лицу кошачье выражение… Подлинная красота, затуманенная печалью, зыбкая, почти неуловимая — облик мадонны, горделивый и трагический. Мать Бастиана Моро с первого взгляда волновала тех, кто ее видел, как Моника Беллуччи, печальная и изможденная, волновала бы зрителей в драмах Комменчини или Висконти. По крайней мере, такая ассоциация возникла у Одри.

— Опять забыл ключи, Бастиан? — спросила женщина вместо приветствия.

Затем перевела глаза на Одри и снова на сына — в этот раз она заметила его растрепанный вид и дыру на джинсах.

— Что случилось?

— Здравствуйте, мадам Моро. Я Одри Мийе, учительница Бастиана. Уверяю вас, ничего страшного. У Бастиана произошла… стычка с несколькими учениками, а я ехала мимо и подвезла его.

— Стычка?.. Не понимаю… У Бастиана никогда не было… проблем.

Не манера говорить была несколько странной, и хотя она смотрела прямо на Одри, та не ощущала на себе ее взгляда — он как будто проходил сквозь нее и устремлялся в какие-то неведомые дали… Такой же взгляд иногда был у Бастиана во время уроков.

— О, это не его вина. Но дело в том, что я все равно собиралась с вами встретиться, поэтому решила его подвезти. Он, конечно, вполне мог дойти самостоятельно… Правда, Бастиан?

Мальчик машинально кивнул.

— Встретиться… со мной? Но… для чего?

— Так, прямо с порога, не объяснить…

Каролина Моро несколько раз моргнула, словно приходя в себя.

— Ах да… входите, конечно!

И посторонилась, пропуская сына и учительницу в дом.

Одри увидела красивый холл с высоким потолком и лепниной по периметру стен; пол в холле покрывали черно-белые плитки, расположенные в шахматном порядке, а на стенах были развешаны необычные картины: расплывчатые цветные пятна, похожие на облака неопределенных, переменчивых форм, в темных металлических рамках — словно окна, распахнутые в другой мир.

— Простите за мой вид, — произнесла Каролина Моро у нее за спиной, — я рисовала…

— Это ваши картины? — спросила Одри, обернувшись.

Молодая женщина улыбнулась — нежной и горделивой улыбкой… в которой снова проскользнуло что-то неуловимо-трагическое. Ее взгляд напоминал беззвездную ночь.

Она кивнула, приглашая Одри следовать за собой.

— Значит, вы хотели со мной встретиться?.. Но мне нужно… привести себя в порядок. — Она указала на свою одежду. Руки тоже были в краске. — Я оставлю вас ненадолго с вашим учеником. Бастиан, ты пока займешь чем-нибудь нашу гостью, хорошо?

Каролина Моро ушла, оставив сына и учительницу в гостиной. Комната была просторной и казалась почти пустой: мебель, стоявшая в гостиной, не соответствовала ни размерам помещения, ни старинному стилю отделки — дубовому паркету, лепнине на потолке, огромному камину; рядом с камином современные предметы меблировки казались кукольными, к тому же они были вручную расписаны цветными узорами — очевидно, тоже кистью мадам Моро… Здесь стояли два дивана с грудами вышитых подушечек, и повсюду было расставлено множество изящных безделушек, которые Одри определила про себя как «богемные».

Сам дом казался огромным — тем более для семьи из трех человек. Глядя на мощные стены, высокие потолки и окна-двери, выходившие на балкон длиной во всю стену, с изогнутыми перилами из кованого железа, Одри в очередной раз задалась вопросом: действительно ли у семьи Моро достаточно средств, чтобы оплачивать учебу сына в «Сент-Экзюпери»? Хорошо ли продаются картины мадам Моро? Или ее муж сколотил небольшое состояние на коммерческих операциях? Во всяком случае, контраст между самим домом и обстановкой указывал на то, что финансовое положение семьи изменилось недавно.

— У вас красивый дом, Бастиан.

— Да, я знаю.

Мальчик кивнул, но произнес эти слова без особого воодушевления.

Одри немного поколебалась: она не хотела казаться навязчивой, но ей нужно было уяснить для себя, каков уровень благосостояния семьи ее ученика.

— Ты мне покажешь свою комнату?

Бастиан улыбнулся такой же рассеянно-нежной улыбкой, какая была у его матери, и взглянул на Одри тем же взглядом темных глаз, словно подернутых пеленой.

— Да, конечно…

Она проследовала за ним по коридору — стук ее каблуков по плиткам повторялся эхом, и на каждом шагу ей попадались цветные пятна картин. Комната Бастиана оказалась чем-то похожей на гостиную: паркет, лепнина на потолке… и пустота, которую не могли заполнить плетеные корзины с игрушками, большая кровать и постеры на стенах.

— Красивый дом, и комната красивая, — с улыбкой произнесла Одри.

Она посмотрела на корзины с игрушками, которыми Бастиан, должно быть, уже давно не играл, и перевела взгляд на стеллажи с книгами: Стивен Кинг, Дин Кунц… в большинстве своем — пишущие на английском языке авторы, специализирующиеся на мистике и «романах ужасов».

— Тебе нравится это читать? — спросила Одри.

— Да, очень. Особенно Кинга… по крайней мере, его первые романы — они еще не такие толстые…

Одри невольно улыбнулась, продолжая разглядывать корешки книг. Все-таки не слишком подходящее чтение для мальчика такого возраста…

На одной из полок она увидела трехтомник «Властелин колец» и другие книги в жанре героического фэнтези. Имена авторов были незнакомы Одри, но по изображениям драконов и единорогов на обложках она могла примерно судить о содержании.

Она подошла к высокому окну-двери и выглянула в небольшой сад, расстилавшийся буквально под ногами, не слишком ухоженный, но все равно очаровательный — зеленый и густой… Вдруг она замерла.

Качели.

Они выделялись на фоне сгущающихся сумерек, поскольку были выкрашены в красный цвет — хотя это было, судя по всему, давно, и сейчас краска выцвела и местами облупилась. Два столбика с перекладиной, деревянное сиденье на цепях… в общем-то, ничего особенного. Но качели раскачивались как будто сами по себе. Не слишком сильно, почти незаметно, но четко, с ритмичностью метронома, так что создавалось ощущение чьего-то невидимого присутствия, отчего у Одри пробежал мороз по коже.