Дом оставался безмолвным. Крик оборвался.

Ну, значит, телка наконец-то окочурилась, подумал Сезар, и эта мысль вызвала у него короткий нервный смешок.

На всякий случай он еще немного подождал. Но было по-прежнему тихо. Ни рыжей шлюшонки, ни шестилетней соплячки, уже воображающей о себе невесть что и воняющей кислым молоком… ни «мерса» предков. Вот свезло, так свезло! Супер! Потому что этой ночью у него не было выбора. Он бы по-любому не заснул. Он был слишком возбужден.

Затем Сезар пошел дальше. Его ноги бесшумно ступали в мягких домашних туфлях, поверх пижамы и халата на плечи был наброшен теплый свитер.

Он пересек холл, вошел в кухню и, отключив сигнализацию, выскользнул через черный ход.

В отличие от дома, сад был освещен гирляндами крошечных фонариков, которые мать купила на какой-то очередной распродаже старого барахла. Слишком разгоряченный, чтобы почувствовать ночную сырость, и слишком возбужденный, чтобы обращать внимание на густой туман, Сезар обогнул дом и направился прямо в глубину сада, к старому небольшому сараю, где садовник хранил свой инвентарь. Туда свет уже не доходил.

В дрожащей руке он сжимал маленький ключ. Еще несколько секунд он подождал, прислушиваясь. Ему показалось, что он заметил слабый красноватый свет и какое-то движение в другой стороне парка, но было трудно понять, что это: с того места, где он сейчас стоял, дом загораживал ему обзор. Он видел лишь тени деревьев, слегка размытые туманом. Сезар вставил ключ в скважину на корпусе большого висячего замка и повернул его. Дужка замка с сухим щелчком разомкнулась. Сезар толкнул дверь и вошел, по-прежнему не зажигая света.

Он тут же узнал запах, с порога ударивший ему в ноздри. Что-то шевельнулось под его пижамой.

Он включил карманный фонарик, который прятал у себя в комнате, и направил его луч на верстак. Потом медленно приблизился. Его дыхание было прерывистым, все тело напряжено. Он ощутил эрекцию.

Кошка была тут. Ее лапы были прибиты к верстаку, так чтобы она не могла пошевелиться: огромные гвозди были вбиты в розовые подушечки. Точнее, некогда розовые… Кроме того, лапы животного были связаны. Два дня назад кошка каким-то образом высвободила одну лапу, оставив на гвозде клок мяса, и чуть было не удрала, так что пришлось принять дополнительные меры. Ее голова была обмотана бечевкой, чтобы заглушить мяуканье, шерсть на загривке слиплась от крови — в это место он ее ударил, чтобы оглушить…

Кошка лежала тут уже три дня, в собственной крови, моче и дерьме: он лишь поддерживал в ней жизнь, капая из шприца молоко прямо ей на нос, и животное с жадностью слизывало эти капли — его судорожные движения приводили Сезара в исступленно-восторженное состояние.

Сейчас кошка узнала по запаху своего палача и одновременно кормильца и задергалась. А ведь могла бы вместо этого по-прежнему гоняться за бабочками по саду и урчать, свернувшись клубком возле батареи… Сезар чувствовал, как учащается сердцебиение.

Эта идея пришла ему в голову месяц назад, после того как он услышал от матери: «Нельзя пугать кошек, Сезар, ты об этом знаешь? Если кошка сильно испугается, ее печень может увеличиться в семь раз, и от этого она может умереть!» Его мать знала сотни дурацких вещей в таком духе. Она все уши ему прожужжала своими рассказами о животных. Интересно, старая овца что-нибудь заметила? Несмотря на коньяк, который она сосет целыми днями, все же нельзя этого исключать…

Так или иначе, Сезар решил, что это будет интересный опыт. Он также слышал, что у кошек девять жизней, и они могут демонстрировать неслыханную живучесть. Какая из двух легенд больше соответствует реальности? Права ли его мать?

Теперь он уже почти не сомневался, что права. Ну что ж, хоть одно очко в ее пользу. Не всегда она несет пургу.

По-прежнему молча, впадая все в больший экстаз по мере того, как животное дергалось, еще сильнее разрывая подушечки лап, он положил фонарик на верстак и достал из кармана шприц. Это был лучший момент: власть… полная и абсолютная власть над живым существом. Этот трюк с кошкой на данный момент был лучшим его изобретением. Обычно он совсем недолго «играл» с ними, прежде чем прикончить. Но теперь он прогрессировал. Три дня… нет, это действительно супер!

Ничего, он придумает еще что-нибудь получше…

Сезар наполнил шприц молоком из стоявшего тут же на верстаке пакета (ха, оно уже давно скисло, потому что кошачье дерьмо становится все более жидким), потом левой рукой прижал кошку к верстаку, чтобы она не дергалась (до чего же приятно чувствовать, как она все еще пытается извиваться, словно гигантский червь!), а правой поднес шприц к ее голове…

Какой-то шум.

Снаружи, но недалеко от сарая.

Шорох растений, которые кто-то задел, проходя мимо…

Он замер. Почти перестал дышать. Эрекция исчезла, но он этого даже не заметил.

Прошли несколько секунд. Да, как будто шум шагов… Кто-то шел сюда или, скорее, скользил. Сезар обладал тонким слухом, к тому же в стенах сарая были широкие щели, так что можно было услышать все, что происходило в саду (и наоборот, поэтому понадобился «намордник» из бечевки для кошки: хотя мать никогда сюда бы не заявилась, а уж отец — тем более, они могли бы что-либо услышать, просто гуляя по саду).

Кто же это? Бернар, садовник?

Не исключено — от этого придурка всего можно ожидать… И ключ у него есть… Он может явиться сюда на ночлег и спокойно уснуть — ему без разницы, с кошкой или без… Может, его это тоже возбуждало… Сезар об этом не знал, и ему было плевать. Так или иначе, садовник его не выдаст: два года назад они заключили неписаный договор. Тогда Бернар застукал его во время «забав» с крысой… И Сезар сделал то, что садовник потребовал в обмен на свое молчание. Уже тогда, в свои одиннадцать лет, он уже знал о сексе гораздо больше, чем его сверстники, и несколько раз замечал, что Бернар как-то по-особенному на него смотрит. И он исполнил требования садовника; это оказалось очень легко, и у него было такое впечатление, что он уже очень давно делал что-то подобное, хотя и не сохранил об этом никаких отчетливых воспоминаний.

Если это Бернар, то ничего страшного. Хотя сейчас Сезару не хотелось доставлять удовольствие кому бы то ни было, кроме самого себя (и это удовольствие было таким сильным и острым, что он был почти уверен: никто и никогда не испытывал ничего подобного).

— Ты здесь, не правда ли?

Сезар оцепенел. Сердце у него замерло. Он почувствовал, как его мошонка сжимается, и испытал сильнейшее желание помочиться.

Это был не голос Бернара. Чей-то другой, незнакомый. Глубокий и очень спокойный — голос человека, абсолютно в себе уверенного.

— Я знаю, что ты здесь… можешь даже не открывать.

Как человек может говорить почти шепотом и в то же время так повелительно? Сезар отчетливо слышал каждое слово, как будто оно звучало прямо у него в мозгу.

Даже кошка под его рукой перестала двигаться. Сезар ощущал лишь стук сердца животного под свалявшейся шерстью.

— Хорошо, правда же?..

Бум… бум…

Нет, это стучало не кошачье, а его собственное сердце. Перед глазами плавали красные круги, мешая различать окружающие предметы. Все эмоции смешались: ужас, паника, страх разоблачения… Попался… родители… тюрьма…

— Не бойся… Я знаю, как это хорошо… Кто на сей раз? Собака? Кошка?

Бум… бум…

— Тебе не нужно открывать дверь… В любом случае я войду, если захочу…

Бум… бум…

— …но ты должен меня выслушать.

Мягкость голоса не делала тон менее повелительным. Это был приказ. Не допускающий возражений.

— Мы нуждаемся в тебе.

И Сезар начал слушать. Прошла минута… две… десять… Казалось, он онемел. Одна рука застыла на теле кошки, другая, со шприцем, — в двадцати сантиметрах от ее головы. Он слушал и слушал.

И когда голос произнес последние слова: «…случится ужасное, и уже ничто не будет так, как прежде… ни для тебя, ни для остальных…» — Сезар уже понимал, что перед ним распахивается новый мир и что его жизнь отныне будет волшебной сказкой.