Бастиан кивнул. Мандель, кажется, знал, о чем говорит. Неожиданно Бастиан вспомнил слова «Жюля Моро»: «Позволь тем, кто может тебя направлять, прийти к тебе. В лицее, например…»

— Ну, мы идем или как? — произнес Мандель все тем же ровным тоном, без всякого нетерпения в голосе.

Что ж, была не была, подумал Бастиан. Спокойствие Манделя его успокоило. Если бы речь шла о ловушке или каком-то дурацком розыгрыше, разве был бы у него такой вяло-безразличный вид?

Вместо ответа Бастиан направился к распахнутым воротам, ведущим в пустынный парк. За его спиной Сезар Мандель торжествующе улыбнулся.

Они молча углубились в парк. Бастиан держался позади Манделя, который, судя по всему, хорошо знал дорогу. Бастиан чувствовал себя совершенно дезориентированным, но, по сути, это не имело никакого значения. Жизнь отныне свелась для него к простому выбору: действовать или умереть — от тревоги или от тоски… или от того и другого вместе.

Примерно через десять минут Мандель остановился в некоторой нерешительности. Бастиан чуть прищурил глаза, чтобы попытаться понять, где они, но это оказалось напрасным. Очевидно было только, что они стояли под огромным деревом: его клонящиеся ветви образовывали над их головами свод, даже нечто вроде грота. Бастиан машинально отметил про себя, что они до сих пор не встретили ни одной живой души.

— Сюда, — указал Мандель и свернул налево, на серую асфальтовую дорожку, едва различимую в густой белизне тумана.

Бастиан направился за ним следом. Именно тогда он снова их заметил: призрачные очертания в тумане, похожие на легкие карандашные наброски или морозные узоры на стеклах. Множество детей — движимые слабым ветром, они на мгновение показывались среди деревьев и снова растворялись в тумане, словно играя в прятки. Бастиан не испытывал никакого страха, напротив: теперь он знал, что белые тени ему не враждебны.

— Тебе, случайно, не доводилось видеть… всякие вещи в тумане? — обратился он к Манделю.

Тот, не останавливаясь, искоса бросил на Бастиана непроницаемый взгляд.

— Какие, например?

— Ну… тени.

Мандель резко остановился и обвел окрестности узкими лазерными лучами бледно-голубого цвета, заменявшими ему глаза.

— Призраков, ты хочешь сказать?

Бастиан не расслышал в его голосе ни малейшей иронии.

— Не знаю, — осторожно ответил он, не решаясь сказать всю правду. — Иногда по ночам… мне несколько раз казалось, что я что-то видел.

После долгого молчания Мандель наконец едва слышно произнес:

— Туман — он как облака. Ты видишь в нем то, что хочешь видеть. (Он не заметил, что при этих словах Бастиан застыл, словно громом пораженный.) Некоторые иногда видят в нем детей. Ну, по крайней мере, они так говорят. А я, если что и видел… предпочитаю это при себе оставить. Говорят, что рассказывать об этом… — снова взгляд искоса и едва заметная улыбка, — не к добру.

Однако его последние слова пропали даром — Бастиан их уже не слышал. Ты видишь в нем то, что хочешь видеть…В точности те же самые слова произнесла когда-то мать по поводу своих картин. Картин, которые рассказывают тебе какую-то свою историю… Много раз он возвращался к ним, словно все происходящее должно было рано или поздно подвести его к разгадке заключавшейся в них тайны: сияющая голубизна, обнявшаяся пара, окровавленный нож, пожар, лицо смерти… Он не помнил всех деталей, но он узнал это лицо. Оно являлось ему в кошмарах. Не по этой ли причине и более ранние картины матери теперь напоминали ему… Лавилль-Сен-Жур? Тот, каким он мог бы быть, — радостный, многоцветный… и в то же время неуловимый?..

И снова ответ от него ускользнул. Но на этот раз Бастиан не испытал разочарования — сейчас он был уверен, что движется прямо к истине. Это чувство не поддавалось никакому рациональному объяснению, но ведь во всем окружающем мире не было ничего рационального. Истина ждала его в конце пути. И Опаль…

В этот момент Мандель, словно подслушав его мысли, объявил:

— Пришли…

Бастиан проследил за его взглядом и увидел нечто вроде искусственного декоративного грота, в котором бил фонтанчик: вытекающая из него вода образовывала крошечное озерцо. Прямо над гротом шла пешеходная дорожка, и он настолько сливался с окружающим пейзажем, что можно было пройти рядом и совершенно его не заметить — особенно в тумане.

— Здесь? — спросил Бастиан.

— Да… Иди за мной.

Мандель подошел к гроту и скользнул внутрь. Бастиан уже собирался последовать за ним, как вдруг услышал легкий смешок. Обернувшись, он увидел белую тень — мальчика лет шести (впрочем, разве у призраков есть возраст?), у которого был такой вид, словно он вот-вот расхохочется. На мгновение их взгляды встретились, затем видение исчезло.

— Ты это слышал? — спросил Бастиан у Манделя, огибая фонтанчик.

— Ты о чем? Вода шумит, ничего не слышно… Теперь вот сюда…

Мандель указал на низкую расселину меж двух камней — пришлось бы согнуться вдвое, чтобы в нее пролезть. Там, внутри, было абсолютно темно.

— Туда? — сказал с недоумением Бастиан. — Ты уверен, что Опаль?..

Но Мандель, не ответив, уже протискивался в расселину.

Бастиан последовал за ним — это оказалось проще, чем представлялось на первый взгляд. Темнота, запахи мха и влажной земли… и чего-то еще, какой-то гнили. Далеко в глубине мерцал слабый красноватый свет. Притягивающий и тревожащий одновременно.

— Ты где? — позвал Бастиан. Его глаза еще не отвыкли от дневного света, а красный свет вдалеке не позволял что-либо различить.

Внезапно перед ним возникло мертвенно-бледное лицо из его кошмаров, и он вздрогнул всем телом. Но в следующий миг луч карманного фонарика скользнул чуть в сторону, и Бастиан узнал Манделя.

— Это я, ты чего?

В его голосе звучала насмешка, и Бастиана это скорее ободрило, чем встревожило.

Скоро глаза Бастиана привыкли к темноте, и он стал различать детали окружающей обстановки. Они находились в каком-то длинном туннеле высотой примерно два с половиной метра, с шероховатыми сырыми стенами.

— Это вон туда мы идем? — спросил он, указывая на слабый красноватый свет в конце туннеля.

— Именно.

Мандель уверенно двинулся вперед по земляном полу, освещая дорогу фонариком и огибая попадавшиеся кое-где лужи.

— Странное место, — заметил Бастиан. — Как будто этот ход специально прорыли…

— А так и есть. Еще первые поселенцы. Они часто им пользовались, — сказал Мандель, и гулкое эхо его голоса разнеслось под темными сырыми сводами.

— Для чего?

— Чтобы незаметно пробраться в одно место… к дереву в самом центре парка.

Бастиан замолчал. У него не было никакого желания узнать, зачем прежним жителям Лавилля нужно было это место в самом центре парка…

Они углубились в туннель. Влажная земля, присыпанная гравием, чмокала под их кроссовками, и этот звук был отчетливо слышен среди ледяной тишины. На мгновение Бастиан обернулся. Дневной свет, видимый со стороны входа, померк — над городом уже сгущался вечерний сумрак. Вместе с ним в туннель просачивались пряди тумана.

Миновали еще несколько минут, и они оказались перед дверью. Красноватый свет шел из-за нее — он пробивался снизу и с боков, словно там, внутри, что-то пульсировало. Бастиан обошел Манделя и вплотную приблизился к двери. Она казалась невероятно древней, и, хотя массивные деревянные доски были кое-где повреждены сыростью, стальные скрепы держались прочно. На двери не было ни ручки, ни замка — лишь большая медная скважина.

Бастиан уже собирался отойти, как вдруг Мандель неожиданно спросил:

— Откуда ты узнал про своего отца? Ну… что он умер?

Бастиан застыл. До сих пор они не обменялись ни словом по поводу такого странного совпадения. Что сказать?.. Пожалуй, все как есть. Истина в конце пути…

— Белые тени, — ответил он, и его слова повторились эхом далеко в туннеле. — Это они мне сказали.