В тот день отец был намерен разворошить прошлое. Он вспомнил о моем первом выкидыше.

— Ты бы все равно заставил меня отдать ребенка чужим людям, — парировала я. — Ты бы отдал его, независимо от того, чего хотела я. Тебе не хотелось начинать жить с новой женой, имея на руках дочь с маленьким ребенком.

— А я по-другому это помню, — ответил он. — Ты была молода. Как ты могла справиться с такой ответственностью, если даже не знала, кто был его отцом?

До этого дня я не понимала, насколько его ненавижу.

Мы услышали, как ты поешь, легко притопывая по деревянному полу и танцуя с сиротами под звуки мюзикла «Энни». Мириам подарила тебе его на твой седьмой день рождения. Ты включаешь его ежедневно, напевая о пепельницах, искусстве и потерянных родителях. Поешь с такой грустью, с таким чувством.

Ты пела о тяжелой жизни сегодня днем, держа расческу у рта, как микрофон.

— Она создана для сцены, — сказал отец. — Но она никогда не покинет этих четырех стен из-за тебя.

Я представила тебя, освещенную софитами, и у меня волосы зашевелились от страха. Этого никогда не будет! Однако это должно было произойти.

Я смотрела, как он идет к фургону, на боку которого большими буквами было написано «Изготовление рекламных и прочих знаков». Как изготовителю самых разных вывесок ему приходится работать с неоновыми трубками и металлом, дубом и винилом. Я всегда узнаю его вывески, где бы их ни встретила. Графика, цвета и образы вписываются в окружающий ландшафт. Их цель — привлечь внимание, не утомляя глаз, без лишних усилий указать клиенту правильное направление, казаться невидимыми, оставаясь на виду. Я вывеска, на которую неприятно смотреть. Вывеска, которая указывает на странное поведение, ведет к пересудам и враждебности. Невидимость сделала меня заметной в обществе, где обращают внимание даже на случайно сломанную травинку. Я совсем забыла о восприятии. Главное ведь не история, а то, как ее рассказали.

Мы с тобой должны иметь с ними дело, стать их частью. Мы должны стать видимыми, чтобы оставаться невидимыми.

Джанет, зайдя к Карле на следующее утро, в ужасе и недоумении уставилась на нее, не в силах поверить в то, что видит перед собой.

— Как ты могла такое с собой сотворить? — поинтересовалась она. — Я бы тебя на улице ни за что не узнала.

— В этом-то и суть, мама. И это только первый шаг. Я хочу поговорить с Лео и сменить имя.

— Сменить имя? — Джанет опустилась на диван. — Я не ослышалась?

— Да. — Карла села напротив и попыталась ее успокоить. — Пока я Карла Келли, меня не оставят в покое.

— И как, могу ли я поинтересоваться, ты собираешься называться?

— Клэр Фразьер. Фразьер — это девичья фамилия Гиллиан.

— Клэр Фразьер? — Джанет повысила голос. — Надеюсь, ты не рассчитываешь, что я буду называть тебя этим именем, а не тем, что дала тебе при рождении.

— Для семьи я останусь Карлой Келли. Понимаешь, мама? Это очень важно.

Джанет придвинулась ближе.

— О господи! Что ты сделала с глазами?

— Контактные линзы. Исключительно косметическое решение.

— Но они зеленые!

— Подходящий выбор, ты не считаешь?

Джанет насупилась, и ее густо накрашенные губы превратились в тонкую линию. Внезапно Карла представила, как будет выглядеть мать в старости. Время неотступно следовало за ними. Семь лет, а Карла все еще не сдалась, все еще боролась.

— Я предупреждала тебя насчет Роберта, — напомнила Джанет. — А теперь перед тобой маячит развод, а у него будет новая жизнь с этой потаскушкой, которая бросилась ему на шею, как только ты отвернулась.

— Чего ты хочешь, мама? Пятерку за правильный ответ?

— Я совсем не рада, что оказалась права. Я бы отдала все, что угодно… — Глаза Джанет увлажнились, когда она посмотрела на Карлу. — Ты была такая красивая. А теперь… Ты разобьешь отцу сердце. Он так любил твои замечательные волосы!

— Папа поймет. Он всегда понимает. — Карла подала ей коробку с салфетками. — Мне нужно защитить себя…

— Но ты просто напрашиваешься на неприятности. Честно говоря, Карла, на что ты рассчитываешь, шатаясь с проститутками?

— Анита была совсем ребенком, мама. И я с ней не шаталась. Она была моим другом.

— Другом? — Джанет волновалась все больше и больше. — Теперь понятно, почему газетчикам так интересны всякие такие подробности.

— Нет никаких подробностей. Но они все равно пишут обо мне. Я продаю квартиру и покупаю другую на противоположной стороне канала. Я двигаюсь дальше, мама. Не это ли ты мне постоянно твердишь?

— Да. Но это не значит, что нужно превращаться в зеленоглазого мужчину. Честно говоря, Карла, это самая большая глупость, которую ты когда-либо делала. Жаль, что я оказалась права насчет Роберта. Но он принял решение, и теперь у него есть сын. А что есть у тебя? Скажи мне, что есть у тебя?

— У меня есть дочь, которая ждет, что я ее найду.

— Святой боже! — воскликнул Фрэнк, когда зашел к ней вечером. — Тебя бы даже мать родная не узнала.

— Если бы!

Карла проводила его в кухню. Фрэнк звонил утром, чтобы обсудить новый заказ, и Карла неожиданно для себя пригласила его на ужин. Ее смущение из-за поведения в ночном клубе исчезло после смерти Аниты и событий, которые за ней последовали.

Фрэнк поставил бутылку белого вина в холодильник и открыл бутылку красного.

— У тебя была ужасная неделя. — Он придвинул барный стул к столу и передал ей бокал. — Ты действительно пнула того чудака.

— Я потеряла над собой контроль, Фрэнк. Я не горжусь своим поведением. А что касается прошлых выходных… — Она прищурилась от острого запаха чеснока из небольшого котелка. — Вот мои извинения. — Она указала рукой на стол, накрытый для двоих. — Я боюсь спрашивать, что же случилось, когда ты привез меня домой.

— Я донес тебя до кровати и оставил сопеть на подушке, хотя ты предлагала присоединиться к тебе. Я усилием воли заставил себя отказаться.

— Мне так неловко… — Карла опустила в котелок цыпленка и помешала соте из овощей. — Мне очень жаль.

— Не надо. Я наслаждался каждым моментом. Но, поскольку ты ничего не помнишь из той ночи, я думаю, лучшим решением будет забыть о ней. Только один вопрос.

— Да.

— Кто такая Шарон?

— Любовница моего мужа. Мать его сына.

— Понятно. — Фрэнк задумчиво кивнул. — Это объясняет твое желание разрезать себя на кусочки и скормить крокодилам.

— Это все, что я хотела сделать? — Карла рассмеялась и подняла бокал в своеобразном приветствии. — Это показывает, какая я сдержанная, даже если пьяна.

Позже, когда они поели, Карла отнесла два бокала с бренди в гостиную. Он положил руку на спинку дивана и провел пальцем по коротким волоскам у нее на затылке.

— Ты сделала это из-за смерти Аниты?

— Да. Снова началась газетная возня. Я больше не могу это выносить. Тяжелые ситуации требуют тяжелых решений.

— Я бы не назвал это решение тяжелым. Собственно, достаточно необычно и вполне симпатично.

— Спасибо, Фрэнк.

Он слегка задел Карлу бородой, когда нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку.

Лео, когда услышал, что она собирается писать для Фрэнка Стонтона, предупреждал, что для него, прежде всего, важны собственные интересы и не стоит с ним связываться.

Но Карла и не хотела никаких обязательств. И любовь ей тоже была не нужна. Она просто хотела забыться, а прикосновение Фрэнка, легкое и ненавязчивое, было той искоркой, которая могла вспыхнуть и изменить все. Он ждал от нее ответного шага. Она отодвинулась и посмотрела ему в лицо. Она никогда раньше не замечала его глаз и не смогла бы сказать, какого они цвета. Темно-коричневые. В них застыл вопрос, который требовал ответа. Когда пришло желание, оно было быстрым и неожиданным.

Они поспешно раздели друг друга, швыряя одежду на пол, сбрасывая обувь и останавливаясь только для того, чтобы поцеловаться. Когда она вытянулась на постели, он посмотрел на нее и сказал: