— Я плохо с тобой обращался, — сказал он и замолчал, когда она подняла руку, словно возводя барьер между ними.

— Мне необходимо сосредоточиться на будущем, Эдвард. А не на прошлом. Ты можешь нам помочь?

Он кивнул, понимая всю бесполезность извинений.

— Как семья? — спросила Карла, прежде чем он ушел.

— Все уже выросли, — ответил он. — Каждый пошел своей дорожкой. Скоро я стану дедушкой.

— Как жена?

Несколько секунд он смотрел ей в глаза, потом отвел взгляд в сторону.

— Воробушек, как обычно, возится с благотворительностью.

Когда он ушел, Карла открыла заднюю дверь и выбросила лилии в мусорное ведро. Она больше не могла ощущать их навязчивый аромат в том маленьком пространстве, которое теперь занимала.

Эдвард назвал жену воробушком. Ласкательным именем. Когда-то, когда Карла только начинала общаться с Картером, она представляла ее щебечущей женщиной с носом-клювиком, которая наклоняет голову то на один бок, то на другой. Но женщина, которую она увидела в первом ряду на показе мод, организованном в благотворительных целях, была изящной и стройной, с русыми волосами, обрамлявшими красивое лицо. Она скромно сидела, сложив руки на коленях, а Карла уверенной походкой шла к ней по подиуму. Рената Картер внимательно посмотрела на нее и отвела взгляд, не желая разглядывать очередное увлечение мужа.

Она, конечно, была права, и теперь Карла, если бы могла поговорить с ней, спросила бы, сколько времени нужно для достижения такого уровня принятия и равнодушия, которые требуются, чтобы сделать невыносимое банальным.

На ее могиле растут цветы. Небольшие изящные цветочки, которые появляются и исчезают в зависимости от времени года. Весной я посадила там крокусы и подснежники, а потом примулы, первоцветы, колокольчики, фиалки, незабудки. Сегодня самый короткий день в году. Ее годовщина. Я понимаю, почему она осталась со мной на более долгий период. Другие руки забрали моих младенцев, а она была в моих руках, пока мне не пришлось отпустить ее.

Тут так мирно. Сливы опадают с деревьев и медленно гниют, превращаясь в удобрение. Почва здесь плодородная, в отличие от гробниц в Буррене с их коробчатыми пещерами и покатыми валунами. Из этих гробниц достают тела, бусы, подвески, кристаллы. Все это свидетельствует о проведенных ритуалах и трауре. Они поклонялись солнцу, эти люди, которые построили мегалиты? Они становились на колени и поклонялись солнцестоянию?

Тот раз в Ньюгрейндже… Зимнее солнцестояние… Я никогда не забуду его. Я помню тишину. Никто не произнес ни слова, пока мы пробирались по узкому проходу к погребальной камере. Пятнадцать лет прошло с тех пор, когда я наблюдала. как солнечный луч проникает сквозь узкую шахту этой дрен пей усыпальницы. Сначала он слабый, потом становится все сильнее, пока не освещает камеру, где когда-то лежали старые кости и прах. Такая высокая точность, такой тонкий расчет времени. Мне хочется поклониться людям, которые ходили здесь до нас пять тысяч лет назад и даже раньше. Я стояла рядом с Эдвардом Картером, держа его за руку. В тот момент я верила в чудеса. Верила, что он бросит жену. Верила, что у нас будут дети. Верила, что у нас будет счастливая семья и мы вместе состаримся. Честно говоря, меня очаровало древнее заклинание. Позже мы поехали в гостиницу и были вдвоем, пока ему не пришло время возвращаться к жене.

Я стараюсь не думать о прошлом. Но из-за Эдварда Картера я не могу двигаться дальше. Он пришел в полицию, такой высокий и грозный, и потребовал, чтобы больше ресурсов было предоставлено для защиты самых уязвимых наших граждан. В его голосе чувствуется такая страсть! Каждый раз, включая радио, я слышала его голос — то же самое сообщение. Нужно найти Исобель Гарднер, в противном случае ни один ребенок в стране не может чувствовать себя в безопасности. Только в наступившей тишине я смогла распознать правду. Вина, неоплаченный долг. Карла Келли требовала оплаты в полном объеме.

На какое-то время это сработало. Полиция возобновила поиски еще на несколько недель, но в конце концов им снова пришлось их прекратить. Я надеялась, что на этом все закончится, но где там, все продолжается. Исобель Гарднер не исчезает с передовиц газет. Карла Келли постоянно мелькает в новостях. Больше никаких фото в белье или той улыбки не к месту. Везде чувствуется рука Эдварда Картера.

В прошлом месяце они провели пресс-конференцию по началу кампании «Найдем Исобель». Да, она, без сомнения, была прекрасно организована. Он предложил начальное вознаграждение, и общественность принялась жертвовать деньги для найма частного детектива. Даже Алисса Фэй с ее усталыми вопросами относительно психологии знаменитости не смогла заставить Карлу Келли поморщиться. Теперь у нее прямые волосы, завязанные в узел. Больше никакой лохматой гривы, закрывающей лицо. Никаких неуместных улыбок или облегающих футболок. Она одевается в черное, эдакая балерина в трауре. Такой у нее образ теперь, когда Эдвард Картер стал хранителем правды. Новости о продвижении этой кампании автоматически попадают на первые полосы газет, хотя ей и нечего сказать… нечего было сказать до сегодняшнего дня.

Да, сегодня вечером было заметно, что она себя не контролировала. Она выглядела так, словно проплакала весь день. У нее были растрепанные, торчащие во все стороны волосы. Я была в кухне и готовила тебе вечернюю бутылочку, когда Дэвид крикнул из гостиной, что в поисках Исобель Гарднер наметился прорыв. Ложка выскользнула из моей руки, и я рассыпала сахар по столу. Я прислонилась к стене, дожидаясь, пока пройдет головокружение. Мне хотелось побежать наверх, в спальню, где ты спала, и забаррикадировать за собой дверь. Вместо этого я села рядом с Дэвидом на мягкий диван, на котором мы после свадьбы частенько занимались любовью. Это было сладкое время, когда нам было лень подниматься в спальню.

У Карлы брали интервью для «Недели на улице». Это должна была быть сенсация. Вероятно, так думал Джош Бейкер. Он с трудом сдерживал возбуждение, пока спрашивал ее о ходе поисков. Они находились в детской комнате. Карла сидела на том же стуле, в той же позе, у того же окна. Я видела кроватку… пустую… и морских коньков.

— Посмотри, это же морские коньки Мириам, — сказал Дэвид и сделал звук громче. — Представь, когда мы радовались рождению Джой, она плакала. Никто не заслуживает того, через что она прошла. Может, скоро их страдания закончатся.

Какая-то женщина позвонила в главное управление полиции и призналась, что украла Исобель. Она оставила ее на покинутом предприятии в заброшенной промышленной зоне где-то на севере Дублина. Карла Келли повернулась и обратилась к камере. Она встала на колени возле кроватки и обхватила ее руками. Эти несчастные глаза и мольба в голосе, когда она упомянула имя дочери, — Исобель, не Джой… Мне захотелось выключить телевизор и свернуться клубочком на диване.

Я пошла на второй этаж. Ты все еще спала. Одной ручкой ты обхватила плечико. Твоя грудь мерно поднималась и опадала. Внезапно ты тяжело вздохнула. Поначалу такие вздохи сильно пугали меня.

Когда я вернулась в гостиную, по телевизору показывали вечерние новости. Я увидела высокие стены и желтую ленту вокруг. Возле ворот стояли полицейские и не пускали никого внутрь, где были видны прожекторы. Я потянулась к пульту дистанционного управления и выключила телевизор. Дэвид начал было протестовать, но я заставила его замолчать, поцеловав в губы.

Я целовала его — сначала нежно, как ему нравится, потом все нетерпеливее. Я сразу распознаю желание. Дэвида легко отвлечь, а сегодня вечером он был возбужден. Его язык раздвинул мои губы, и мы повалились на подушки, принимая знакомые позы, которые уже почти успели позабыть. Он пошутил, что мы уже давно не практиковались. Так оно и было. — Ничего удивительного, — заметила я. — С новорожденными всегда возишься, как с последствиями урагана.

Но что-то было не так. Он простонал, когда вошел в меня, словно это было больно, а не приятно. Хотя ему было хорошо в моих объятиях, в изгибе моих бедер, в тесноте моей вагины, когда я доводила его до пика. Он хотел притормозить, подождать, пока я почувствую то же, что и он. В некотором смысле это было эгоистично. Почему он не хотел брать то, что я с радостью готова была ему дать? Зачем настаивать на продолжении, если все, чего он хотел, — это удовлетворить свое мужское эго? Он отодвинулся и уложил меня на спину. Дэвид ласкал мою грудь, целовал каждый сосок с такой неторопливостью, что мне захотелось закричать. Он провел языком по моему животу, потом опустился ниже, обдавая горячим дыханием мои бедра. Я задрожала, что он ошибочно принял за приближение оргазма. После этого все закончилось.