Леви помолчал. Наконец он произнес:

— Знаете, на мой взгляд, тот солдат отдал вам золото на хранение, и вы честно хранили его. А теперь, через двадцать пять лет, раз хозяин не нашелся, значит, оно ваше. Я так думаю. А то, что вы взяли, — это всего лишь плата за хранение.

По губам Сайреса скользнула невеселая улыбка.

— Кабы я мог думать так же!

— Да, но вы говорили, что золото было в слитках, — вспомнил Леви. — А это ведь самородки.

— Слитки чистого золота выглядят очень подозрительно, особенно в этих краях. Я расплавлял их и выливал золото в холодную воду. — Сайрес помолчал, потом снова взглянул на собеседника. — Если вы откажетесь, я пойму вас. Но я прошу вас как друга.

— Двести долларов — деньги немалые. Не боитесь доверить их мне?

— Если бы я вам не доверял, я бы вообще не показал вам золото. Мне не хочется отсылать вас теперь, но на семена люцерны нужны деньги.

— Да знаете, сколько семян можно купить на эти деньги?

— Я знаю. Но мне хочется, чтобы у Никки с Питером было достаточно денег, если я…

Сайрес не договорил, но Леви его понял. Он сунул мешочек в карман.

— Я отправлюсь утром.

— Будьте осторожны. Разменивайте не больше одного самородка за раз и старайтесь не привлекать к себе внимания. Это не так трудно, как кажется. Саутпасс-сити — город большой, всех салунов и за день не обойдешь.

В глазах Леви вспыхнула неудержимая смешинка.

— О, значит, мне там понравится! — Он помолчал. — А Никки с Питером вы о золоте не говорили?

— Нет. Все собирался, но как-то не было подходящего случая.

— Им ведь все равно придется узнать, — тихо сказал Леви.

Сайрес снова зашелся кашлем.

— Я понимаю, — проговорил он наконец. — Но ведь, кроме них, у меня никого нет. Я не хочу, чтобы они знали…

— По-моему, вы их недооцениваете. Это умные взрослые люди. Не думаю, что они могут осудить вас за то, что вы старались облегчить их жизнь, тем более что на самом деле вы не сделали ничего дурного.

Сайрес улыбнулся.

— Вы всегда относитесь к жизни так… философски?

— Стараюсь.

Они помолчали. Оба были заняты своими мыслями. Наконец Сайрес нарушил молчание, неожиданно спросив:

— Каковы ваши намерения относительно моей дочери?

— Мои намерения? Нет у меня никаких намерений на этот счет.

— Да? — разочарованно спросил Сайрес. — А мне казалось, что вы к ней неравнодушны.

— Это так. Я очень хорошо к ней отношусь. Слишком хорошо, чтобы думать о том, что вы имеете в виду.

— Почему? Чем она вам не нравится?

— Она мне нравится. Будь я на десять лет моложе или она на десять лет старше, я бы, пожалуй, сделал ей предложение.

— Какое значение имеют несколько лет? — возразил Сайрес.

— Никки — красивая молодая женщина. Зачем ей связывать себя с человеком, который ей в отцы годится?

— Позвольте, а сколько вам лет?

— Тридцать два.

Сайрес усмехнулся.

— Рановато же вы начали заниматься такими делами, если считаете, что годитесь ей в отцы. — Он вздохнул. — Я хотел бы видеть ее пристроенной, прежде чем умру.

— Не беспокойтесь. Рано или поздно явится прекрасный юноша и вскружит ей голову.

— Не знаю, не знаю. Может, вы и не заметили, но Никки терпеть не может мужчин… или по крайней мере считает, что терпеть их не может. И она ведет себя так лет с двенадцати. И я надеялся…

— Да она просто не считает меня за мужчину, — прервал его Леви. — Я для нее — просто безобидный дядюшка или старший братец. А потом, я не хочу жениться, и, по-моему, она это знает.

— Что ж, надо было хотя бы попытаться, — грустно улыбнулся Сайрес. — Вы знаете, на самом деле я не боюсь смерти. Для меня это скорее избавление. Но что будет с Никки и Питером, когда меня не станет? Я позвал Эмили, чтобы они не остались совсем одни, но с Германом Лоувеллом ей не совладать. Если он решит выжить их отсюда, им придется уехать. И что с ними тогда будет?

— Сайрес, — Леви коснулся плеча старика, — я обещаю, что не уеду отсюда, пока буду нужен Никки и Питеру.

Сайрес неколько минут внимательно вглядывался в лицо Леви.

— Вы серьезно?

— Я серьезен, как никогда в жизни.

Сайрес задумчиво улыбнулся.

— Если порядочный человек по доброй воле дает слово… Спасибо, Леви.

На следующее утро, еще затемно, Леви уехал в Саутпасс-сити. Когда Питер пришел доить корову, он заметил, что спальник Леви исчез. Питер объявил об этом за завтраком.

— Уехал? — взвилась Никки. — Весенняя пахота в разгаре, а он уехал?

— Послушай, Никки… — начал было Сайрес.

Никки так грохнула на стол тарелку с гренками, что подпрыгнули чашки с кофе.

— Подлец, лентяй бессовестный, койот паршивый! Надо же, взял и уехал! Я тебе с самого начала говорила, не надо было его нанимать! Я ему никогда не доверяла, он мне сразу не понравился! И даже не попрощался! — Она подозрительно шмыгнула носом.

— Никки! Ради Бога! — Сайрес стукнул кулаком по столу. — Я попросил его съездить в Баффало, — он назвал первое место, какое пришло ему в голову, — узнать, почем семена. Леви вернется дней через шесть.

— А-а..

— Вот тебе и «а-а». В чем дело?

— Н-не знаю… — промямлила Никки.

В самом деле, как объяснить, откуда вдруг эта жестокая боль, нахлынувшая на нее, когда Питер сказал, что Леви уехал? С каких пор для нее так важно, есть он или нет его? Разве бродячий ковбой задержится на одном месте надолго? Он обещал остаться до конца весенней страды, но ведь это всего несколько недель. «Ну и хорошо», — сказала она себе, хотя горло ее болезненно сжалось. Это просто от неожиданности. А когда Леви на самом деле соберется уезжать, она успеет приготовиться к этому. И не станет она из-за этого переживать ну ни капельки!

— А почему в Баффало? — спросила она, справившись со своими чувствами. — Это же почти двести миль отсюда.

— Я думал, там семена подешевле. Но я не предполагал, что он уедет без завтрака.

Эмили поставила на стол тарелку с яичницей и мягко перевела разговор на другую тему. Никки постаралась успокоиться. В конце концов, это даже хорошо, что Леви Кентрелла не будет. Теперь все пойдет, как будто он не приезжал.

Папа сказал, через шесть дней? Это же целая вечность!

«Может, дождь пойдет? Хорошо бы!» — подумала Никки. Когда она подъезжала к городу, на горизонте собирались облака, Помимо всего прочего, дождливая погода как раз подойдет к ее сумрачному настроению. Последние пять дней Никки была угрюмой и подавленной. Она все время убеждала себя, что это вовсе не связано с отсутствием Леви.

В город Никки въехала все такой же мрачной. Правда, она надеялась, что веселая болтовня миссис Адамс развлечет ее.

— Никки! Вот кстати! Мне нужен твой совет.

Ну вот, Аманда Лоувелл! Никки помрачнела еще больше. Увидев унылое лицо Чарльза Лафтона, стоявшего рядом с Амандой, Никки поняла, что ему все это доставляет не больше удовольствия, чем самой Никки.

— В чем дело, Аманда? — спросила она, направляясь к прилавку.

— Ты знаешь, я нашла в кладовке у миссис Адамс чудную ткань, а вот теперь не знаю, что к ней больше подойдет, тесьма или вот эта прелестная ленточка? — Аманда показала ей рулон пыльного розового шелка и моток розовой же ленты.

— Черт возьми, а мне почем знать?

— О, Никки! — улыбнулась Аманда. — Ну, не будь ты такой упрямой. Мне же только хочется знать, что бы ты сама выбрала?

— А мне самой плевать на все это. Делать мне нечего, как заниматься всякими глупостями!

— Да уж, это заметно, — проворчал спутник Аманды себе под нос, но так, чтобы Никки слышала.

— Чарльз, ну не будь таким грубым, — упрекнула его Аманда. — Никки ведь и в самом деле красивые платья ни к чему. Ты знаешь, Чарльз провел всю жизнь в Европе, — снова обратилась она к Никки. — Он никогда не встречал таких девушек, как ты.

Никки сразу почувствовала себя неуклюжей и непривлекательной.