— С ним приезжает моя свояченица, я хотел бы, чтобы вы ее встретили.

— Чего-о? — изумилась Никки.

— Я пригласил тетю Эмили пожить у нас.

— И мне ничего не сказал!

— Это было задумано как сюрприз. Вот я и молчал.

— Не люблю я таких сюрпризов. — Никки уперла руки в боки и исподлобья уставилась на отца. — Зачем ты вообще ее пригласил?

— Женское общество пойдет тебе на пользу, а Эмили всегда тебя любила.

Фиалковые глаза Никки вспыхнули.

— А я ее — нет! Старая зануда, лезет во все дырки!

— Никки! Это же единственная сестра твоей матери!

— И за это я должна ее любить, да? — фыркнула Никки. — Моя матушка, и та ее не выносила. Это единственное, в чем я с ней согласна!

— Николь Чендлер, мне за тебя стыдно! Эмили хорошая женщина, и я не позволю тебе судить о ней, когда ты ее семнадцать лет в глаза не видела.

— Есть вещи, которые со временем не меняются.

— Пока я здесь хозяин, я буду приглашать сюда тех, кого хочу и когда хочу, и тебя спрашивать не стану!

Никки стиснула кулаки, потом сердито фыркнула и выбежала за дверь.

— Похоже, я вел себя не лучшим образом, — вздохнул Сайрес.

— Никки тоже, — утешил его Леви. — Я так понял, что она не в восторге от своей тетушки?

— Да она ее с трех лет не видела. Наверно, даже не помнит. Если б помнила, иначе бы к ней относилась. — Сайрес устало потер лоб. — Моя жена не ладила со старшей сестрой, похоже, она-то и настроила Никки против Эмили.

Он мрачно уставился в стол. Здоровье у него становилось все хуже, и теперь он знал, что долго не протянет. Вот он и послал за Эмили — быть может, ей удастся руководить его своевольной дочерью на трудном житейском пути. А если Никки встретит ее в штыки…

«Я помню Эмили, — сказал на пальцах Питер. — Она мне нравится. Я рад, что она приезжает».

— Отлично! — похлопал его по плечу Сайрес. — Вот хорошо бы еще и Никки думала также.

Питер обернулся на Леви, потом сделал еще несколько знаков.

— Он говорит, что надо кому-нибудь поговорить с Никки. У нее был тяжелый день, — перевел Сайрес.

«А ты, Питер?» — спросил Леви, подбирая знакомые знаки.

Питер энергично замотал головой и снова поднял руки.

— Он говорит, его она слушать не станет. А потом, ты большой, тебе она ничего не сделает.

— Ну, спасибо за такое доверие! — Леви расхохотался и встал. — Самое трудное на меня свалили! Ладно, сделаю, что смогу.

Никки была в сарае, чистила Конфетку. Она оглянулась через плечо, потом снова принялась за работу.

— Ты, наверно, тоже думаешь, что я несправедлива к тете Эмили, да?

— Понятия не имею. — Леви сел на козлы. — Я ведь не знаком с этой леди. — Он скрестил руки на груди и смотрел на звезды через распахнутую дверь. — Как твои ребра?

— Уже лучше. — Никки остановилась, пощупала бок. — Только когда дотронусь, больно, а так ничего не чувствуется.

— Дышать не больно?

Никки глубоко вздохнула, затем отрицательно покачала головой.

— Это хорошо, — сказал Леви. — Значит, просто ушиб. Дней через пять будешь как новенькая.

Воцарилось дружелюбное молчание, нарушаемое лишь шарканьем щетки по шкуре Конфетки. Наконец Леви сказал:

— А расскажи мне про твою тетю.

— Зачем?

— Просто интересно.

Никки посмотрела на него с подозрением, но его лицо было совершенно безмятежным.

— Да я ее и не знаю почти. Она намного старше моей матери, и та говорила, что Эмили, всегда ею командовала.

— Ну, мой братец про меня говорит то же самое, — хмыкнул Леви. — Он, конечно, не слушается, но я все же пытаюсь, — Леви подобрал соломинку и принялся ее жевать. — Вот как вы с Питером.

Смеркалось, но Леви разглядел, что Никки улыбнулась.

— Наверно. Но все же мать очень страдала от этого.

— А что ты еще знаешь о своей тете?

— Почти ничего. Она много ухаживает за больными. Никогда не была замужем, но у нее есть дочь.

— Да-а?

— Ну, вообще-то на самом деле Лиана не дочь тете Эмили. Ее настоящая мать умерла родами. — Никки задумчиво гладила Конфетку по шее. — Тетя Эмили была повитухой, а новорожденную взять никто не хотел, потому что она наполовину китаянка. Вот тетя Эмили и взяла ее себе. Матушка говорила, что это ужасно. Только не понимаю почему.

— А может, твоя тетя просто меньше считалась с предрассудками? — сказал Леви.

Никки удивленно подняла на него глаза. Ей это никогда не приходило в голову.

Леви перестал жевать соломинку и некоторое время разглядывал ее.

— А отчего умерла твоя мать? — спросил он наконец.

— Да она жива. По крайней мере я не думаю, что она умерла. Она сбежала с шулером.

Леви изумленно вскинул брови.

— Прости, пожалуйста. Я понятия не имел…

— Да ну, ерунда! Я рада, что ее здесь нет.

— Не скучаешь по ней?

— Нет. С тех пор как маменька смылась, стало куда лучше. Она Питера обижала. Обзывала глухарем, даже в доме жить не разрешала. Вот папа и сделал пристройку — специально для Питера.

— Похоже, твоя мать не очень-то разбиралась в людях. Уж насчет Питера-то она точно ошибалась.

Леви говорил, а сам внимательно следил за выражением лица Никки.

— Ты хочешь сказать, что она и насчет тети Эмили тоже ошибалась?

— Очень даже возможно.

Лицо Никки менялось по мере того, как она обдумывала разговор. Леви задумчиво смотрел на нее. Да, это не просто хорошенькая мордашка. Лицо Никки было необыкновенно выразительным и переменчивым.

На востоке поднялась луна и посеребрила черные локоны Никки — теперь девушка казалась существом неземной красоты. У Леви перехватило дыхание. Он едва не застонал вслух. Не хватало еще в нее влюбиться! Пять долгих лет прошло с тех пор, как нежная страсть затуманила ему глаза и обманула его. Нет, это все волшебный лунный свет. А охватившее его чувство — не что иное, как самая пошлая похоть, он слишком долго воздерживался от близости.

— Ты прав, — решительно кивнула Никки.

— Что? — на миг ему показалось, что она расслышала его мысли.

Никки положила щетку и улыбнулась ему.

— Глупо верить на слово моей матушке. Я, конечно, не собираюсь встречать тетю Эмили с распростертыми объятиями, — предупредила Никки, — но я посмотрю, какая она.

Никки отвязала повод и вывела Конфетку на улицу, в загон.

Леви как раз достал из кладовки свое седло и положил его на козлы, когда Никки вернулась в сарай.

— Надо приготовить для тети Эмили кладовку рядом с комнатой Питера. Как ты думаешь, она не могла бы помочь папе?

— Может, и могла бы.

— Она ведь, наверно, сто раз имела дело с такими больными… — Никки умолкла, увидев седло. — Ты куда-то едешь?

— Я думаю, мне можно съездить в город сегодня ночью?

— А… — Ее лицо помрачнело. — А зачем?

Леви взял свою уздечку.

— Мало ли какие дела могут быть у человека в городе?

— А… а к завтраку вернешься?

Его зубы блеснули в полумраке.

— Что же может удержать меня от твоих оладьев!

Она остановилась в дверях и долго-долго смотрела ему в лицо, словно хотела запомнить навсегда.

— Леви…

— Да?

— Спасибо за все, что ты сделал для нас.

Он обернулся, удивленный ее серьезным тоном. Выражение лица Никки говорило больше, чем слова. Она думала, что он покидает их.

— Я завтра вернусь, Никки. Я не собираюсь уехать, не попрощавшись.

— Я… Спокойной ночи.

Она побежала через двор к дому. Леви вышел на порог и проводил ее взглядом.

— Спокойной ночи, Никки, — тихо шепнул он.

По дороге в город Леви не переставал бороться с собой. Он не забыл ни своего несчастья, ни клятвы, что больше не позволит любви ослепить себя. Синтия Мэсон — один звук этого имени заставлял его стискивать зубы от! боли и ярости. Она была прекрасной и утонченной. И была совершенно не похожа ни на одну из его прежних знакомых.

Брат пытался предупредить его, но Леви и слушать не хотел; даже тогда, когда Коул сказал ему, что Синтия флиртует со всеми подряд. Она убедила Леви, что любит только его, и Леви поверил. Когда он предложил ей руку и сердце, она ответила нежной улыбкой и страстным поцелуем, а через два дня исчезла.