Днем было плохо, а ночью еще хуже. Никки спала у него под боком, и оттого сон его был весьма неспокойным. Он чувствовал себя так, словно всю ночь гонялся за ней.

Леви закинул уздечку на плечо и отправился за Леди. Слава Богу, сегодня последний день. После обеда приедет скупщик скота, а потом можно отправляться домой.

— Больше тридцати трех долларов за голову я дать никак не могу, — скупщик замолчал, пережидая недоумевающий гул.

— Это ж, по шесть долларов за центнер! — возмущался кто-то. — Четыре года назад десять давали!

Скупщик пожал плечами.

— Так то ж четыре года назад! Тогда бычки были куда лучше, а теперь вон они какие тощие, кожа да кости. У Вильсона вообще пять с полтиной дают.

— Обдурить нас хочешь? — заорал кто-то. — Пять с полтиной за центнер! Да это просто смешно!

— Не верите — не надо. Ваше дело. А я ждать не стану, утром уезжаю. Если захотите продать, где меня найти, вы знаете.

Он подошел к коновязи, вскочил в седло и ускакал в город.

Никки слышала, как многие скотоводы говорили, что они, мол, скорее лопнут, чем продадут за такую цену. Никки отвела Питера и Леви в сторонку.

— Ну что? Будем продавать или как?

— Цены на скот падают с восемьдесят второго года, — заметил Леви. — Если так пойдет дальше, в будущем году вы получите еще меньше.

— Деньги нам сейчас не очень-то нужны, — напомнила Никки. — Питер, а ты как думаешь?

«По-моему, надо продавать. Сена у нас заготовлено только на тридцать коров».

— Верно, — кивнула Никки. — Решено. Продаем. Я иду к скупщику.

Она было повернулась идти, но Питер схватил ее за рукав.

«Нет. Пусть идет Леви».

— Вы что, опять? Мы ведь вроде уже покончили с этим, и верх взяла я. Ты что, забыл?

Питер замотал головой. «Мы с Леви взяли тебя на загон, это так, но это не значит, что ты взяла верх».

— Ах вот как? — Никки уперла руки в бока. — А почему же вы тогда передумали?

«Боялись, что ты заарканишь пуму», — ухмыльнулся Питер.

— Подумаешь, как смешно! — Никки сердито фыркнула, но все же покраснела.

— Ты знаешь, наверно, Питер все-таки прав, — осторожно заметил Леви. — Даже если этот скупщик примет тебя за мальчишку, он все равно постарается надуть тебя. Мне-то проще будет получить настоящую цену.

Никки уставилась на Леви исподлобья, но потом сдалась.

— Ладно. На самом деле, не так уж важно, кто будет торговаться. Мы с Питером соберем остальной скот и поедем домой. Наверно, Эмили с Лианой уже заждались. Особенно Лиана, — добавила она, лукаво покосившись на Питера.

Через час они уже ехали домой. Никки в душе была рада, что в город отправился Леви. Она очень устала за эти пять дней. Поскорей бы принять теплую ванну и лечь в мягкую постель!

Она решила дать себе поблажку. По дороге домой она будет думать о Леви столько, сколько ей захочется. Может, тогда ей надоест и она перестанет вспоминать его к месту и не к месту и забудет о тех странных чувствах, которые он у нее вызывает.

И в течение трех часов Никки только и делала, что перебирала в памяти все свои хоть сколько-нибудь примечательные встречи с Леви за последние семь месяцев. Но она во многом никак не могла разобраться.

Эмили говорит, что влечение к мужчине вполне естественно. Даже Саманта не делала ничего дурного — именно в этом отношении. Она преступила границы дозволенного лишь потому, что изменила мужу. А Никки уж точно не совершила никакого преступления.

Единственная их ночь — не в счет: Леви ее не помнит, а Никки была настолько наивна, что до последнего момента не понимала, что происходит. И все-таки иногда — и даже слишком часто — она мечтала, чтобы это повторилось.

И началось. В следующие несколько недель Никки напрасно напоминала себе, что Леви скоро уедет, что ее влечет к нему простая похоть, что он принадлежит другой — она все думала и думала о нем. Они собирали яблоки — а Никки думала о нем. Они вовсю готовились к зиме — а Никки думала о нем. Питер с Леви уехали охотиться на неделю — а Никки все равно думала о нем.

Она рылась в воспоминаниях, как барсук, раскапывающий нору суслика. Ей приходило на ум, что она, быть может, влюблена в Леви, но Никки тут же отбрасывала эту мысль. Ведь вот же Питер с Лианой любят друг друга — так они никогда не ссорятся, даже не спорят друг с другом. А они с Леви то и дело грызутся. И все же, когда он поцеловал ее там, у источника, в ее душе произошло что-то, что перевернуло всю ее жизнь.

— Я так и думал, что ты здесь, — сказал Леви, усевшись верхом на козлы и взяв в руки уздечку. — Мне надо с тобой поговорить.

Никки чистила седло — щетка застыла у нее в руках. «Ну вот, — подумала она, и в горле встал горький ком. — Уходит. И я его больше никогда не увижу». Она не решилась ответить и молча продолжала чистить седло. Ей вдруг стало душно.

— Зима, похоже, будет тяжелая, — начал Леви.

Никки удивленно подняла глаза. С чего это он заговорил о погоде?

— Откуда ты знаешь?

— Ты заметила, какая у лошадей нынче шерсть?

Никки кивнула. Даже Огневушка, всегда такая гладенькая, и та к зиме сделалась чуть ли не лохматой.

— Да, замечала.

— Никогда не видел, чтобы лошади были такие лохматые, — продолжал Леви, теребя уздечку и рассеянно ощупывая пряжку. — И лось, которого подстрелил Питер, был такой же, и жиру на нем было, как на молочном поросенке — а ведь с кормом нынче было туго.

— К чему это ты клонишь?

— Да я вот думаю, что будет. В природе так устроено, что животные готовятся к борьбе за жизнь.

— Значит, густая шерсть и слой жира предвещают суровую зиму?

Это было похоже на правду, и Никки испугалась. Зимы в Вайоминге и без того не отличались мягкостью. Что же будет, если эта зима окажется тяжелее обычного?

— И что же нам делать?

Леви окунул тряпку в седельное мыло и стал натирать им уздечку.

— Ты знаешь, я предпочитаю не пренебрегать предупреждениями, откуда бы я их ни получил. Но еды у вас больше чем достаточно, дров с избытком хватит месяцев на шесть, у скотины сена довольно. Так что вы подготовились к зиме как нельзя лучше.

— Тогда о чем разговор?

Леви помолчал, словно не находил нужных слов. Наконец решился:

— Я хочу остаться.

— Что-о? — Она не поверила своим ушам. Он хочет остаться!

— Да нет, я знаю, пастухи зимой ездят из дома в дом, но если зима действительно будет тяжелая, вам с Питером вдвоем не управиться.

Никки так и застыла с поднятой рукой, глядя на Леви. Он не хочет уезжать! Она даже не думала, что такое возможно. Ну да, конечно, ему лучше остаться здесь, чем ездить из дома в дом, как это было принято на Западе. Многие возражали против этого обычая. Владельцы богатых ранчо не платили ковбоям в течение зимних месяцев, и ковбои переезжали с одного ранчо на другое, оставаясь на одном месте по неделе, по две. Это была неудобная система, но богатым землевладельцам она была выгодна.

— Никки! — Леви внимательно смотрел на нее, ожидая ответа.

Никки вздрогнула и снова взялась за седло.

— Я не против — Никки очень старалась, чтобы голос звучал спокойно. Но сердце колотилось так громко — она боялась, что Леви услышит.

— Ладно, тогда завтра я уезжаю.

— Уезжаешь? — тряпка Никки снова застыла в воздухе. — А… а ты вроде сказал, что хочешь остаться…

— Я остаюсь, но у меня есть незаконченные дела. — Леви прикинул: до Конского Ручья и обратно — это будет недели полторы. — Если уеду завтра, то вернусь ко второй неделе ноября.

Сердце у Никки упало. Ну да, он снова едет к своей Стефани! Только теперь она живет в Вайоминге. Леви обещает вернуться, но он не вернется. «И зачем только вся эта комедия?» — думала Никки, полируя седло.

— Никки!

Она не подняла головы. Тогда Леви положил уздечку и встал. Никки ничего не видела от слез. Она сердито сморгнула их.

— Знаете, Кентрелл, я передумала. На самом деле, вы нам здесь больше не нужны.