«Мы все были романтиками» вспоминал ельцинский охранник (и тогда почти друг семьи) А. Коржаков.[608] «Романтик» Ельцин своим авторитетом прикрыл реформаторов, дал им возможность некоторое время спокойно экспериментировать со страной. Первоначально, Ельцин считал Гайдара и его команду своей находкой.

Совсем по-другому оценивали ситуацию другие. Например, Вадим Бакатин. По его мнению, Ельцин получил коварный подарок судьбы в виде Е.Т. Гайдара с его монетарной идеей. «Ельцин в отличие от Горбачева, человек волевой и, решившись на то или другое, даже ошибочный, шаг, идет до конца. Ему не могли не импонировать заманчивые перспективы, обещанный Гайдаром, государственного невмешательства в дела народного хозяйства, саморегулирующегося рынка, который на основе свободных цен и 2–3 месячной приватизации государственных предприятий позволит быстро решить экономические проблемы общества».[609] Впрочем, таких и примерно таких высказываний можно привести не мало. И нет гарантии, что некоторые из них были сказаны из-за элементарной зависти: выбрали не меня.

Совсем не мало людей думали, что президент РФ почти бог, но ангелом-то могу быть и я. Это желание быть рядом с богом порождало зависть к тем, кто, действительно, был с ним.

3.2.4. Внешне шоковая терапия началась с либерализации цен. Цены резко повысились с 2 января 1992 года. И продолжали расти. За 1992 год цены на продовольственные товары возросли в 36 раз.[610] Моментально обесценились копившиеся десятилетиями в сберкассах много миллиардные накопления граждан. По большому счету это была как огромная кража у своего народа. И именно эта кража обеспечила во многом первоначальное наполнение рынка товарами. За появившиеся товары было нечем платить.

Откладываемые для больших покупок сбережения превратились в пыль. Однако за эту кражу у собственного народа никто не понес наказание. А долгие разговоры о компенсации так и остались пустыми разговорами. Да, и велись эти разговоры, когда кто-то выбирался, т. е. когда кто-то хотел обмануть своих потенциальных избирателей. Жалкие подачки, которые стали все же понемногу выплачивать, подачками и являлись.

3.2.5. Результат от реформ ждали быстро. Через несколько месяцев после начала экономического эксперимента, Е. Гайдар в одном из выступлений заметил, что позитивное влияние освобожденных цен уже началось и вот в Рязани, где он был, цены на сметану начали снижаться.[611] Но это было выдавание желаемого за действительное. В лучшем случае, в худшем это вообще была циничная ложь.

Ельцин признал: «Гайдар как неопытный политик давал заверения близкой стабилизации. Поневоле мне приходилось делать то же самое».[612] Не хорошо, господин президент прятаться за спину своего молодого реформатора. Ты его сам выбрал, никто не заставлял. А за свои дела и слова отвечать нужно самому.

Правда, бывает, когда опытные политики выставляют вперед молодых, которым предстоит сыграть роль смертника, проведя непопулярные преобразования. Потом смертника снимают и «умудренный опытом» верховный правитель якобы поправляет перекосы молодого экспериментатора. При этом, как правило, экспериментатор в накладе не остается и получает свою долю компенсации за сыгранную роль. Прием старый, но повторяющийся. Однако, в данном случае Ельцин все же никого не сдал.

Недовольство населения росло все быстрее. Чем выше цены, тем выше недовольство. В конце января, журнал симпатизирующий реформаторам, писал: «И вот мы уже видим, как политики и целые партии, считающие себя сторонниками рыночных отношений, демократии, спешат отмежеваться от непопулярных мер правительства Гайдара. Ату его, Гайдара! Какой он профессионал? Мальчишка!».[613] Что стоит за критикой: уверенность в неправильности реформ или обида за то, что самим не дали пореформировать?

Все реформы обычно начинаются с ухудшения, которое может быть ни таким и коротким по времени. Важно пережить это время и довести дело до положительного результата. Конечно, если такой результат вообще можно достичь этими реформами.

Критика со стороны экономистов (не допущенных порулить экономикой) началась почти мгновенно. Например, один из окружения Явлинского говорил: «Волна «народного» негодования по поводу роста цен поднимется, вероятно, в ближайшее время. Правительство перед ней не устоит, как и не устоит перед давлением предпринимательских кругов. Оно введет налоговые льготы, пойдет на новые выплаты из бюджета. В итоге в первом квартале будет огромный дефицит бюджета и высокие темпы роста цен. Заявление Егора Гайдара о том, что в марте можно ожидать стабилизацию и роста цен лишь в несколько процентов — не более чем пропаганда».[614]

Заявление «шокового» терапевта, конечно, были пропагандой, но и слова «демократического критика» оказались далеко не пророческими, народ был страшно недоволен, но не кинулся сметать правительство.

А последнего сильно боялись одни, и надеялись на это другие. Начались поиски альтернативе гайдарономике. Уже в апреле Хасбулатов представил альтернативную экономическую программу и заявил, что парламент возглавляет оппозицию ходу реформ. Речь в документе шла о притормаживании начавшихся рыночных процессов для того, чтобы сначала создать в стране рыночную инфраструктуру.

3.2.6. Однако, Борис Николаевич не спешил сдавать в архив гайдаровскую реформу. Признавать свои ошибки Ельцин не любил и тем более так быстро. Он довольно долго стоял на своем.

7 апреля 1992 года Ельцин выступил на съезде депутатов с докладом о ходе экономических реформ и достаточно высоко оценил первые результаты. Тут же подоспела помощь из-за границы. Правда, словесная. Так дешевле. Западные правительства ясно давали понять, что они отреагируют отрицательно на уход команды Гайдара. Это же упорно твердили демократически настроенные политики и средства массовой информации.{243}

Но, что нравится американским дядям, мало нравилось россиянам. Это понимали даже обеспеченные люди. В интервью телекомпании «Останкино» Александр Солженицын задал вопрос интервьюеру, всему народу и президенту страны: «Вы свою мать будете лечить шоковой терапией?». Б.Н. Ельцин, видимо, понимая значение Солженицына, посчитал нужным позже вернуться к его словам и ответил: «Да, в каком-то смысле Россия — мать. Но в то же время Россия — это мы сами. Мы — ее плоть и кровь, ее люди. А себя я шоковой терапией лечить буду — лечил не раз. Только так — на излом, на разрыв — порой человек продвигается вперед, вообще выживает».[615] В каком-то смысле — это сущность Ельцина, он не раз шел на пролом, ошибался и снова шел. Но это его право в отношении своей судьбы, а вот в отношении судьбы страны…?

Однако, объяснения объяснениями. Самого же Солженицына просто почти перестали показывать и печатать СМИ. Парадоксально, но так называемые демократы-антикоммунисты относились к лауреату Нобелевской премии в области литературы точно так же как руководители КПСС. Тем и другим, похоже, критика не нравилась.

3.2.7. Гайдарономика имела один важный социальный аспект. «1992 год ознаменовался стартом гайдаровских реформ, — писал Александр Руцкой. — Традиционно сложилось так, что любые экономические преобразования начинаются с драки за собственность. Какой там Союз, какая там трагедия народов, если дали (специально, чтобы отвлечь внимание от расчленения страны) возможность хапать, тащить, красть, разорять других! Потасовка за кормушки, привилегии, собственность охватила не только верхние эшелоны власти, но и региональные администрации и Советы всех уровней. До управления страной и регионами никому не было дела: все занялись дележом общенародного достояния, приватизация захватила умы всех без исключения».[616]