Девятое. Союзные республики были оставлены без должного внимания. С их стороны не было отмечено сколько-нибудь серьезной оппозиции по отношению к ГКЧП, но они не были соответствующим образом сориентированы, их потенциал не был задействован, хотя возможности к этому имелись. К тому времени во всех союзные республиках негативное отношение к политике и деятельности Горбачева достигло высокой точки

Десятое. Ввод войск и особенно боевой техники в Москву был ошибочным решением. Не стоило вводить и комендантский час. Как показали события, и первое, и второе было лишним. Эти меры давали повод думать, что те, кто ввел чрезвычайное положение, опасаются народа. Было бы вполне достаточно использовать подразделения Министерства внутренних дел и Комитета госбезопасности СССР, а также рабочие дружины, которые к тому времени уже были на некоторых предприятиях». (Крючков В.А., «Личное дело», М… «Олимп», в 2-х томах, 1996, т. 2, с. 355–358).

С.Н. Бабурин сказал: «Трагедия того же ГКЧП в том, что люди, вошедшие в этот комитет, действовали как дилетанты в политике. Имея огромный партийной и хозяйственный опыт, они не понимали, что в политике нужно немедленно искать союзников и работать жестко, работать, не думая о том, что или ран или пропал. Других вариантов быть не должно». («Гарифулина Н., «Сергей Бабурин: «ныне или никогда!», М., «Альфа», 1998, с.98).

«Это был, пожалуй, единственный из гэкачепистов, который, будучи премьер-министром, не боялся открыто идти вразрез с линией Горбачева, конфликтовать с ним, это был тот лидер, который активно поддерживал идею военных о введении режима чрезвычайного положения, видя в ней большой экономический смысл». (Ельцин Б.Н., «записки Президента», М., «Огонек», 1994, с.97).

Крючков писал: «…Силаев в ночь на 21 августа решил покинуть «Белый дом», так как был уверен, что находящиеся в нем лица уничтожены в результате штурма. На всякий случай он даже попрощался с Ельциным». (Крючков В.А., «Личное дело», М… «Олимп», в 2-х томах, 1996, т. 2, с.194).

Поездка в Форос наводит на мысль, что Горбачев ранее дал гэкачепистам какой-то срок (может быть три дня) на их эксперимент или поставил условие (до первой крови). После чего будет видно. Через три дня они и приехали доложить (кстати, первая кровь трех человек уже была). Но предварительно в тот же день президент страны договорился с другом стороной. А признать наличие прежней договоренности на существование ГКЧП, для Горбачева было уже нельзя. И для членов же ГКЧП, признать такую договоренность означает поставить себя в дурацкое положение прислужников Горбачева, который же их и цинично предал. Так что все и молчали. Возможно, сказать гэкачеписты могли бы в начале, но оказались под арестом, а потом стало уже слишком поздно признаваться в своей глупости.

Косвенных подтверждений этой версии не мало. Например, О.Д. Калугин писал «о психологии Крючкова, сформировавшейся в течение длительного пребывания в аппарате ЦК КПСС в качестве помощника Андропова, то есть о психологии человека, познавшего искусство дворцовой интриги, но всегда знавшего свое место — исполнителя чужой воли». (Калугин О.Д… «Прощай, Лубянка», М., «Олимп», 1995, с.226). То есть, по Калугину, Крючков не мог действовать самостоятельно. Он, либо действовал по чужой воле, либо был слишком нерешителен, чтобы сжечь мосты.

Еще более откровенен Г.Х. Попов, написавший: «…Требуя вернуть Михаила Сергеевича, Ельцин сразу же лишил ГКЧП возможности добиться в будущем соглашения с Горбачевым. А самого Горбачева ставил в положение, когда соглашение с ГКЧП стало бы предательством по отношению к сохранившей ему верность России». (Попов Г.Х., «Снова в оппозиции», М., «Галактика», 1994, с. 251–252). По Попову получается, что Горбачев должен был решать, кого ему предать.

Намеками это полупризнает приближенный к Горбачеву Андрей Грачев, напасавший: «…Проявив в Форосе явно неожиданную для путчистов твердость, Горбачев создал необходимые предпосылки их поражения и тем самым спас Ельцина. Тот, в свою очередь, не остался в долгу, вернув Президента в Москву на прежний пост, несмотря на массу вопросов и сомнений, которые вызвал визит гекачепистов в Форос». (Грачев А.С., «Кремлевская хроника», М., «Эксмо», 1994, с. 165).

Почему на умолчание истинной роли Горбачева решился Ельцин? Тут ответ прост: ему это было вначале крайне выгодно. Тот же Попов писал, что еще до создания ГКЧП среди ельцинской команды думали, как о самом выгодном варианте путча когда он формально направлен против Горбачева. «Скорее всего, таким он не будет, но может быть, нам удастся представить его именно таким — и это будет наша большая удача». (Попов Г.Х., «Снова в оппозиции», М., «Галактика», 1994, с.252). Откровенней сказать трудно.

Через несколько лет Крючков задаст себе вопрос: разве не было оснований для постановки вопроса об отставке Президента СССР. И тут же пояснит, что тогда у него были еще иллюзии». (Крючков В.А., «Личное дело», М… «Олимп», в 2-х томах, 1996, т. 2, с. 299–421).

Обладая властью руководителя мощнейшей мировой спецслужбы можно было бы быть более понятливым в том, куда шла страна и кто ее к этому вел. И можно было бы быть более смелым в принятии решения о ее судьбе.

Но такой вот у СССР был руководитель основной спецслужбы, отвечающей за безопасность страны. Иллюзии у него были тогда, когда их просто не должно быть.

Если верна версия о горбачевском участии в создании ГКЧП, то наиболее интересен момент встречи Горбачева с российской делегацией. Довольно естественно, что начать разговор он решил именно с нее. Вероятно, что беседа с приехавшими членами ГКЧП была для него не особенно интересна. Он должен догадываться о том, что они скажут. А вот доводы российской делегации он вряд ли знал. Именно после встречи с «россиянами» Горбачев и принимает решение сдать гэкачепистов. Так, что доводы российской делегации, убедившей Горбачева встать на их сторону, самое интересное и загадочное в тех трех августовских днях.

Конечно, можно предположить, что Горбачев был поставлен перед фактом признания Ельциным членов ГКЧП как преступников, перед фактом того, что это уже передано СМИ, перед фактом значительной поддержки Ельцина лидерами западных стран.

Горбачев, вероятно, понял: сделать вид, что ему почти ничего не было известно, и начать заминать «скандал в благородном семействе» не получится. Похоже, Горбачев понял, что переиграл и будет замаран сам. Раньше в подобных ситуациях он сдавал фигуры поменьше и поступал с ними помягче. Теперь он сделал более крутой шаг, но в том же своем горбачевском стиле.

Автор не встречал очень серьезных доказательств организации августовского сценария со стороны зарубежных сил. Разговоры на эту тему велись и еще, вероятно, будут, но это по большей части только разговоры, эмоции.

Однако, есть несколько обстоятельств. Прежде всего, вероятность большой заинтересованности западных стран в развитии событий именно по этому сценарию. Выгоду получили именно они. Затем — недвусмысленная деятельность в поддержку именно такого развития сценария (публичное недоверие ГКЧП, публичная и скрытая поддержка Ельцина и его окружения и пр.).