Холкрофт поймал взгляд стюардессы, которая болтала с двумя мужчинами, сидящими за столиком через проход, и жестом попросил принести ему еще шотландского виски. Она приветливо улыбнулась в ответ и кивнула, как бы отвечая, что принесет стакан через минуту. Он опять погрузился в свои раздумья.

Теперь его обуревали неизбежные сомнения. Готов ли он посвятить себя делу, которое отнимет у него, по крайней мере, год жизни? Да и сам этот план был настолько грандиозным, что сначала требовалось выяснить, подходит ли он сам для его выполнения, а потом уж решать, подходят ли для него дети Кесслера и фон Тибольта, если, разумеется, он сумеет их разыскать.

Ему снова вспомнились слова Манфреди: «Неужели у вас есть выбор?» Ответить на этот вопрос можно было «да» и «нет». Два миллиона долларов, гарантировавшие ему личную свободу, – искушение, которому трудно противостоять. Его сомнения были оправданны, но с профессиональной точки зрения все шло как нельзя хорошо. У него была высокая репутация, его талант признавали многие заказчики, количество которых все увеличивалось и которые, в свою очередь, рекомендовали его новым заказчикам. Что произойдет, если он внезапно приостановит дело? Какие последствия будет иметь его решение сейчас выйти из конкурентной борьбы за дюжину выгодных контрактов? Эти вопросы следовало глубоко обдумать, деньги для него все-таки не главное.

И все же, размышляя об этом, Ноэль понял, что сомнения бессмысленны. В сравнении с его… заветом… эти сомнения просто несущественны. Какими бы ни были его личные интересы, уже давно пора было отдавать миллионы долларов уцелевшим жертвам неслыханных в истории человеческих зверств. Это была святая обязанность, которую невозможно было отвергнуть. Сквозь годы к нему воззвал голос страдающего человека, который был его неизвестным отцом. Он и сам не мог себе толком объяснить, почему он не в силах остаться глухим к этому призыву. Он просто не мог остаться равнодушным к этому страдальцу. Утром он поедет в Бедфорд-Хиллс и поговорит с матерью.

Холкрофт поднял взгляд, недоумевая, куда же запропастилась стюардесса с его виски. Она стояла у тускло освещенного прилавка, служившего стойкой бара в салоне для отдыха «Боинга-747». С ней были и те двое, которые недавно сидели за столиком напротив. К ним присоединился теперь третий. Еще один человек сидел в дальнем углу салона и читал газету. Двое, разговаривающие со стюардессой, много пили, а третий, словно пытаясь не отставать от них, притворялся более пьяным, чем был на самом деле. Стюардесса заметила взгляд Ноэля и вздернула брови в притворном отчаянии: мол, что я могу поделать! Она уже давно наполнила его стакан, но кто-то из пьяных расплескал виски, и теперь девушка вытирала прилавок салфеткой. Новый приятель двух пьяных вдруг споткнулся о вертящийся табурет и, потеряв равновесие, упал. Стюардесса бросилась к нему на помощь. Другой пассажир захохотал и водрузился на соседний табурет. Третий потянулся к стоящему на прилавке стакану. Четвертый пассажир негодующе поглядел на пьяных и зашуршал газетой, словно выражая свое недовольство. Ноэль уставился в иллюминатор, не желая встревать в это происшествие.

Через несколько минут стюардесса подошла к его креслу.

– Прошу прощения, мистер Холкрофт. Шалуны они и есть шалуны, даже на трансатлантическом лайнере. Вы заказывали виски со льдом, если не ошибаюсь?

– Да. Спасибо. – Ноэль взял стакан из рук привлекательной девушки и взглянул ей з глаза. Ее взгляд, кажется, говорил: «Спасибо вам, хороший человек, что вы не ведете себя, как эти ублюдки». В других обстоятельствах он, возможно, продолжил бы с ней разговор, но теперь надо было думать о другом. Он мысленно перебирал то, что ему предстояло сделать в понедельник. Закрыть офис было несложно, у него небольшой штат: секретарша и два чертежника, которых он с легкостью мог порекомендовать коллегам, возможно, они получат даже более высокое жалованье. Но какого черта «Холкрофт инкорпорейтед» в Нью-Йорке должна закрываться как раз в тот момент, когда ей уже прочат множество заказов, способных обеспечить, по крайней мере, тройное увеличение штата сотрудников и увеличение вчетверо годового дохода! Объяснения придется давать предельно убедительные.

Вдруг один из пассажиров в дальнем конце салона вскочил на ноги и издал дикий вопль. Он изогнулся, ловя ртом воздух, схватился за живот, потом за грудь. И рухнул на деревянный столик, где стопками лежали журналы и книжечки с расписаниями авиарейсов, судорожно извиваясь, глаза у него были широко раскрыты, вены на шее покраснели и набухли. Он дернулся вперед и распростерся на полу.

Это был третий – тот, что присоединился к двум пьяным, разговаривавшим у стойки бара со стюардессой.

Началась паника. Стюардесса метнулась к упавшему пассажиру, внимательно его осмотрела и стала действовать согласно инструкции. Она попросила всех троих пассажиров оставаться на своих местах, подложила подушку под голову лежащего и, вернувшись к стойке, вызвала по селектору подмогу. Тотчас по винтовой лесенке снизу поднялся стюард, вслед за ним появился командир корабля в форме авиакомпании «Бритиш эйруэйз». Они стали совещаться со стюардессой, стоя над бездыханным телом. Стюард быстро прошел к лесенке, спустился вниз и через несколько минут вернулся с папкой. Это был, очевидно, список пассажиров.

Командир обратился ко всем находящимся в салоне:

– Прошу вас занять свои места внизу. На борту находится врач. Сейчас его вызовут. Спасибо.

Когда Холкрофт спускался вниз, мимо него прошмыгнула стюардесса с одеялом. Он слышал, как командир корабля отдает приказ через переговорник:

– Свяжитесь с аэропортом Кеннеди и вызовите «Скорую». Пассажир Торшон. Сердечный приступ, по-моему.

Врач склонился над неподвижным телом, лежащим на диване у стены салона. Потом он попросил принести фонарик. Второй пилот бросился в кабину и вернулся с фонариком. Врач раскрыл веки Торнтона, потом обернулся к командиру и пригласил его отойти в сторону. Он хотел сообщить нечто важное. Командир склонился ближе, и врач зашептал ему на ухо:

– Этот человек мертв. Трудно сказать пока, отчего наступила смерть – необходимо сделать анализ крови и вскрытие, но едва ли у него был сердечный приступ. Мне кажется, его отравили. Видимо, стрихнином.

Инспектор таможенной службы сразу затих. За его столом сидел детектив из отдела убийств авиатранспортной полиции Нью-Йорка. Перед ним лежал список пассажиров рейса «Бритиш эйруэйз». Инспектор неподвижно застыл в неловкой позе сбоку от стола с тревожным выражением на лице. У стены сидели командир «Боинга» и стюардесса из салона первого класса. Детектив недоверчиво смотрел на таможенного инспектора.

– Так вы уверяете, что двое пассажиров сошли с этого самолета, проникли через закрытый для посторонних коридор в охраняемый сектор таможенного контроля и исчезли?

– Я не могу этого объяснить, – сказал инспектор, горестно качая головой. – Такого раньше не случалось.

Детектив обратился к стюардессе:

– Вы уверены, мисс, что они были пьяны?

– Теперь сомневаюсь, – ответила девушка. – Теперь я уже так не думаю. Выпили они порядочно. Это я могу точно сказать – ведь я их обслуживала. Но вели они себя спокойно.

– Они могли выливать спиртное куда-нибудь? Я имею в виду, могли ли они не выпить?

– Выливать – но куда? – спросила стюардесса.

– Ну, не знаю. В пустые пепельницы, под подушки кресел. Чем у вас там застелен пол?

– Мягким ковром, – ответил пилот.

Детектив обратился к стовшему в дверях полицейскому:

– Свяжитесь по переговорнику с судмедэкспертом и попросите его обследовать ковер, подушки кресел и пепельницы. Пусть проверят все изнаночные части. Если там обнаружат влагу, пусть доложат.

– Слушаю, сэр! – И полицейский закрыл за собой дверь.

– Разумеется, – начал командир «Боинга», – разные люди способны выпить разное количество спиртного.

– Но не такое же, о котором говорит юная леди! – возразил детектив.