– Боже мой! – прошептал Кесслер. – Как ты это сделаешь?

– Этого не дано узнать даже тебе. Но операция принесет нам доходы, сравнимые с самой Женевой. В газетах появятся сообщения о том, что Тинаму вел личное досье на своих заказчиков, которое, однако, обнаружить не удалось. По всей видимости, кто-то выкрал записи. Похитителями окажемся, естественно, мы. Таким образом, Тинаму будет работать на нас и после смерти.

Кесслер восхищенно покачал головой:

– У тебя потрясающий дар – способность мыслить нестандартно.

– Один из многих, – походя заметил блондин, как о чем-то само собой разумеющемся. – В свете всего сказанного наш новый альянс с МИ-5 может оказаться чрезвычайно полезным. Быть может, есть разведслужбы и поизощреннее, но МИ-5 лучше всех. – Теннисон хлопнул ладонью по подлокотнику, как бы закрывая тему. – Итак, вернемся к нашему неопознанному врагу, – сказал он. – Я уверен, что разгадка кроется в словах, которые он произнес в том переулке. Я их сам слышал!

– По-моему, мы уже исчерпали все возможности.

– А по-моему, мы только приступаем к решению, – возразил блондин и придвинул к себе лист бумаги и карандаш. – Итак, начинаем сначала. Запишем все его слова, а также то, что тебе удастся вспомнить.

Профессор вздохнул:

– Ну что ж, начнем. Холкрофт утверждает, что первые слова незнакомца касались убийства во Франции, а именно того, что Холкрофт не колеблясь выстрелил…

Кесслер рассказывал, Теннисон слушал, изредка перебивая его и заставляя повторять отдельные слова и фразы. Так прошло сорок минут.

– Все, я больше не могу! – взмолился Кесслер. – Мне больше нечего сказать.

– Ну-ка еще раз про орлов, – довольно резко оборвал его Теннисон. – Повтори дословно эту фразу.

– Про орлов?.. Пожалуйста. «На этот раз остановить орлов не удастся». Может, он имел в виду люфтваффе? Или вермахт?

– Непохоже. – Теннисон пробежал глазами исписанные листы и ткнул пальцем в какую-то фразу. – Вот. Ваш «Вольфшанце»; он говорит, что «Вольфшанце» наш, а не их.

– О чем ты? – удивился Кесслер. – Мы ведь и есть «Вольфшанце». Все люди «Вольфшанце» набираются из «Детей Солнца».

Теннисон пропустил слова Кесслера мимо ушей:

– Фон Штауфенберг, Ольбрихт, фон Фалькенхаузен и Хепнер. Роммель называл их «истинными орлами Германии». Это заговорщики, которые организовали покушение на фюрера. Всех, кроме Роммеля, расстреляли, тот покончил с собой. Вот о каких орлах говорил незнакомец в кожаной куртке. Эти орлы и есть их «Вольфшанце».

– И что из этого следует? Ради бога, Иоганн, я уже ничего не соображаю!

Теннисон исписал с десяток страниц. Сейчас он тасовал их, подчеркивая некоторые слова и обводя кружками отдельные фразы.

– Знаешь, твоих сведений может оказаться достаточно, – сказал он, оторвавшись от бумаг. – Смотри, вот здесь… на этой странице. Он говорит: «Мясники, клоуны», и далее – «орлов вам не остановить»… Уже потом, через несколько секунд, Холкрофт объясняет ему, что счет может быть заморожен, что для получения денег необходимо выполнить особые условия… «Деньги заморозят, закопают обратно в землю», – говорит Холкрофт. Незнакомец повторяет фразу «закопают обратно в землю» и признает, что они допустили промах. Однако тут же добавляет, что хотя бы «выжженной земли» больше не будет. «Выжженная земля». «Выжженной земли… на этот раз не будет».

Теннисон внезапно напрягся. Он откинулся на спинку стула, его безупречное, словно изваянное из мрамора лицо сосредоточилось, взгляд холодных глаз сконцентрировался на листе бумаги.

– Не может быть!.. – прошептал он наконец. – Прошло столько лет… План «Барбаросса»! «Выжженная земля» Барбароссы! О боже мой… Это «Нахрихтендинст»! «Нахрихтендинст»!

– Что ты мелешь? – спросил Кесслер. – «Барбаросса» – это первая операция Гитлера. Вторжение на север, завершившееся блестящей победой.

– Он считал это победой. А в Пруссии «Барбароссу» восприняли как величайшее бедствие. Пиррова победа, добытая морем крови. Неподготовленные войска гибли целыми дивизиями… «Мы захватили земли», – говорили генералы. «Нам досталась никчемная, выжженная земля Барбароссы», – говорили другие. Те, кто стал основателем «Нахрихтендинст».

– Что это такое?

– Служба разведки. Подразделение, целиком состоявшее из утонченных аристократов и юнкеров-дворян. В разгар войны кто-то пытался посеять вражду между русскими и Западом; многие считали, что это дело рук Гелена. Ничего подобного. Операция была разработана людьми из «Нахрихтендинст». Они презирали Гитлера; эсэсовцев величали не иначе как «отбросами»; ненавидели офицеров люфтваффе. Все они были для «Нахрихтендинст» «мясниками и клоунами». Сами же аристократы были выше войн и партий. Они служили только Германии. Своей Германии.

– Объясни, наконец, что ты имеешь в виду! – не выдержал Кесслер.

– «Нахрихтендинст» жива. Ее люди вмешиваются в наши дела. Они хотят провалить Женеву. И они не остановятся ни перед чем, чтобы убить Четвертый рейх еще в зародыше.

Ноэль стоял на мосту Понт-Нев, любуясь мерцающими, словно мириады свечей, огнями вечернего Парижа. Днем он позвонил Хелден в «Галлимар», и она согласилась встретиться с ним на этом месте после работы. Холкрофт пытался уговорить ее поехать в гостиницу, в Аржентёй, но Хелден отвергла его предложение.

– Но ты обещала, что, если я тебя попрошу, ты будешь со мной дни и недели, – напоминал ей Ноэль.

– Я обещала это нам обоим, любимый. И у нас эти дни будут непременно. Но только не в Аржентёй. Я все объясню тебе при встрече, – ответила Хелден.

И вот Холкрофт ждал ее на мосту. На часах было всего четверть шестого, но над Парижем уже опускалась зимняя ночь, и с реки повеяло пронизывающей прохладой. Холкрофт поднял воротник поношенного пальто и еще раз взглянул на часы: стрелки не сдвинулись. И немудрено. Ведь прошло не более десяти секунд.

Ноэль вдруг поймал себя на том, что похож на юношу, поджидающего в летнюю ночь подружку, с которой познакомился на вечеринке в сельском клубе. Он смущенно улыбнулся своим мыслям, но слегка при этом встревожился: нельзя, чтобы Хелден заметила его возбуждение. Как-никак он не в деревне, и вокруг не теплая лунная ночь. Он мерзнет на парижском мосту, на нем поношенное пальто, а в кармане этого пальто – пистолет.

На дальнем конце моста показалась Хелден. Она была одета в черный плащ, светлые волосы спрятаны под темно-красным шарфом. Хелден шла неторопливой походкой одинокой женщины, возвращающейся с работы, но даже среди тысяч парижанок, спешащих домой, она выделялась редкой красотой.

Холкрофт двинулся навстречу. Хелден, заметив его, замахала рукой, показывая, чтобы Ноэль оставался на месте, но он, забыв о предосторожностях, помчался к Хелден и, не обращая внимания на ее жесты, сжал свою любимую в объятиях. Холкрофт был счастлив. Она снова рядом, и ему с ней тепло, уютно и спокойно.

Чуточку отстранившись, Хелден взглянула ему в лицо:

– Не надо бегать по мостам. – Она попыталась казаться строгой, но глаза ее улыбались. – Человек, бегущий по мосту, вызывает подозрение. По мосту надо гулять, а не бегать.

– Я так соскучился, что забыл про все на свете. А, наплевать!

– Впредь не забывай. Ну, как тебе Берлин?

Ноэль обнял ее за плечи, и они пошли в сторону набережной Сен-Бернар.

– Новостей у меня много, – сказал Холкрофт. – И хороших, и плохих. Впрочем, если считать новые знания прогрессом, то мы сделали пару гигантских шагов вперед. Тебе брат звонил?

– Да, сегодня днем, через час после тебя. У него изменились планы, и он будет в Париже уже завтра.

– О, это самое приятное из всего, что ты могла сообщить мне. Мне так кажется, по крайней мере. Завтра узнаем, не ошибаюсь ли я.

Они свернули с моста налево и пошли вдоль набережной.

– Соскучилась по мне? – спросил Холкрофт.

– Ноэль, ты сумасшедший. Мы же расстались только вчера. Я всего-то успела прийти домой, принять ванну, выспаться наконец как следует и утром вернуться на службу.