– Никогда. Нажимай курок. Все равно не скажу. Вам нас не выследить.

Несмотря на холод зимней ночи, Ноэль весь покрылся потом. Все, что говорил этот враг, ни во что не укладывалось. Этот человек был готов умереть, но он не был фанатиком; в его глазах было слишком много разума.

– Не из «Возмездия», не из ОДЕССЫ. Ради бога, зачем вам останавливать Женеву? «Вольфшанце» не хотела этого делать, ты должен это знать!

– Ваша «Вольфшанце». Но мы-то сможем извлечь пользу из этих денег.

– Нет, если вы вмешаетесь, никто ничего не получит. Вам деньги никогда не достанутся.

– Мы оба знаем, что этого не должно случиться.

– Ты ошибаешься! Их закопают обратно в землю еще лет на тридцать.

Неизвестный противник вышел из тени.

– Это промах, не правда ли? Ты хорошо сказал: «обратно в землю». Но, если позволите, выжженной земли больше не будет.

– Чего?

– Выжженной земли. – Человек отступил назад. – Мы достаточно поговорили. У тебя был шанс, он еще остался. Ты можешь меня убить, но это тебе не принесет ничего хорошего. У нас есть фотография. Мы начали понимать.

– Фотография? Из Портсмута? У вас?

– Один из самых уважаемых капитанов королевского военно-морского флота. Интересно, что ты ее захватил с собой.

– Бога ради, кто же вы?

– Те, кто сражается с тобой, сын Генриха Клаузена.

– Я же говорил тебе…

– Знаю, – сказал немец. – Мне не следовало так говорить. И поэтому больше я ничего не скажу. Я повернусь и пойду из этого переулка. Если считаешь нужным, стреляй. Я готов. Мы все готовы.

Человек медленно повернулся и пошел. Ноэль не мог этого вынести.

– Стой! – закричал он. Догнав немца, он схватил его за плечо левой рукой.

Человек развернулся:

– Нам больше не о чем говорить.

– Есть о чем! Мы здесь проведем всю ночь, если понадобится! Ты мне расскажешь, кто вы такие, откуда и что вы, черт возьми, знаете о Женеве и Бомонте и…

Дальше он не продвинулся. Человек выбросил руку, схватил правое запястье Ноэля и, выворачивая его внутрь и вниз, одновременно правым коленом ударил Ноэля в пах. Ноэль согнулся от страшной боли, но пистолет не выпустил. Он старался плечом оттолкнуть врага, но боль поднялась уже до живота и груди. Следующий удар противник обрушил на затылок Холкрофта, и волны боли прокатились по его ребрам и спине. Но он не должен выпускать пистолет из рук! Нельзя отдать пистолет вpaгy! Ноэль ухватился за него так, словно это была последняя стальная скоба на спасательной шлюпке. Он зашатался, выпрямляясь со всей оставшейся в ногах силой и вырывая пистолет из рук напавшего.

Раздался выстрел. Он эхом прокатился по переулку. Рука врага упала, шатаясь, он отступил назад, держась за плечо. Враг был ранен, но удержался на ногах. Он оперся о стену и, тяжело дыша, проговорил:

– Мы вас остановим. И сделаем это по-своему. Мы сорвем Женеву!

С этими словами он двинулся по переулку, держась за стену. Холкрофт обернулся. На выходе из переулка на Шёнбергштрассе толпились какие-то фигуры. Он услышал свистки полицейских и увидел огни фонарей. Берлинская полиция приближалась. Он попался.

Но ему нельзя было попадаться! Был еще Кесслер, была Женева. Ему нельзя задерживаться!

Он вспомнил слова Хелден: ври с негодованием, уверенно, придумывай свои варианты.

Ноэль засунул пистолет в карман и двинулся в сторону Шёнбергштрассе к медленно приближавшимся огням фонарей и двум людям в форме.

– Я американец! – крикнул он испуганным голосом. – Кто-нибудь здесь говорит по-английски?

Человек из толпы ответил:

– Я говорю. Что случилось?

– Я шел по этой улице, и кто-то пытался меня ограбить. У него был пистолет, но я об этом не знал! Я толкнул его, и он выстрелил…

Берлинец быстро переводил его слова полицейским.

– Куда он пошел? – спросил он.

– Думаю, что он все еще где-то здесь. В одной из подворотен. Мне нужно сесть…

Берлинец тронул Холкрофта за плечо.

– Пойдемте.

И он вывел Ноэля через толпу на тротуар.

Полицейские крикнули в темноту переулка. Ответа не было: незнакомый враг бежал. Люди в форме осторожно двинулись вперед.

– Благодарю вас, – сказал Ноэль. – Мне бы хотелось немного отдышаться, успокоиться, вы понимаете?

– Дa. Ужасный случай.

– Кажется, они его схватили, – неожиданно сказал Ноэль, оглядываясь на полицию и толпу.

Берлинец тоже обернулся. Ноэль сошел с тротуара на улицу. Сначала он двигался медленно, потом, дождавшись паузы в уличном движении, перебежал на другую сторону. Там он повернул и побежал так быстро, как только позволяла толпа, в сторону Курфюрстендамм.

«Удалось», – подумал дрожавший от холода Холкрофт, сидя без пальто и шляпы на пустынной скамейке перед церковью Кайзера Вильгельма. Он усвоил уроки и использовал свои знания, он придумал свои варианты и избежал ловушки, которую устроил для другого, ускользнувшего из нее, оставив в ловушке его самого. Кроме того, он нейтрализовал человека в черной кожаной куртке. Хотя бы на то время, которое уйдет на поиски врача.

Кроме того, он узнал, что Хелден ошибалась. И умерший Манфреди, который не хотел называть имен, тоже ошибался. Не члены «Возмездия» или ОДЕССЫ были самыми сильными врагами Женевы. Была еще какая-то группировка, которая оказалась гораздо опаснее и которая знала много больше. Заочная организация, члены которой способны спокойно умереть с умным выражением в глазах и разумными словами.

Раса Женевы столкнулась с тремя разрушительными силами, желавшими разорвать договор, но одна из них была гораздо более изобретательна, чем две другие. Человек в черной куртке говорил о «Возмездии» и ОДЕССЕ с таким пренебрежением, которое не могло проистекать от зависти или страха. Он не считался с ними, как с некомпетентными мясниками и клоунами, с которыми не хотел иметь дела. Так как он имел дело с кем-то другим, с кем-то гораздо более сильным.

Холкрофт посмотрел на часы. Он уже почти час сидит на холоде, в паху по-прежнему ноет, затылок одеревенел от боли. Плащ и кепку он засунул в мусорный ящик в нескольких кварталах отсюда. Берлинская полиция легко бы нашла его по ним.

Теперь пора идти. Никаких признаков полиции не было, как не было никого, кто бы им интересовался. Холодный воздух не снял боли, но в голове прояснилось. Было почти девять. Пора встретиться с Эрихом Кесслером, третьим ключом к Женеве.

Как он и ожидал, в пивной теперь было полно народу, слоистая завеса табачного дыма стала гуще, а баварские мелодии – громче. Хозяин поздоровался приветливо, но в глазах его явственно читалось другое: «Что-то стряслось с этим американцем за последний час». Ноэль занервничал. «Может, у меня лицо в ссадинах? Или перепачкано грязью?» – подумал он и обратился к владельцу заведения:

– Мне бы умыться. А то, знаете ли, упал неудачно.

– Конечно, сэр. Пожалуйте сюда. – Хозяин пивной показал на дверь мужской комнаты и добавил: – Профессор Кесслер уже пришел и ждет вас в зале. Я передал ему ваш кейс.

Холкрофт еще раз поблагодарил управляющего и направился в туалет.

Он внимательно рассмотрел себя в зеркале. Никаких следов грязи или крови на лице не было. Но глаза! В них были потрясение, боль, дикая усталость… И страх. Это и вызвало подозрение у управляющего.

Холкрофт открыл кран, подождал, пока струя немного потеплеет, напустил полную раковину воды и погрузил в нее лицо. Потом причесался, пожелал себе быстрее избавиться от жуткого выражения глаз и вернулся в зал. Хозяин провел его к отдельной кабинке в дальнем конце зала, которая была отгорожена от остальных посетителей потертой красной портьерой.

– Господин профессор?

Полог откинулся, и взору Холкрофта предстал круглолицый толстяк лет сорока пяти с короткой бородкой и густыми каштановыми волосами, зачесанными назад. На добродушном лице веселыми, озорными искорками сияли живые, глубоко посаженные глаза.