Когда Роб подъехал к имению Кроссов, солнце уже закатилось и земля окуталась вечерней иглой. Роб торопливо подмел двор и сгреб листья в кучи. Эта работа, вызывала в нем чувство беспомощности: осыпаются листья, и всюду их горы, и сколько ни сожжешь, а все новые и новые летят на землю… Вдруг капля дождя упала ему на щеку. Надо поторапливаться! Кончив сгребать листья, Роб поджег их и стоял, наслаждаясь острым запахом дыма от костра, который всегда так любил. Роб знал, что откуда-то из больших окон дома за ним наблюдают. Он злился на Аиду Мэй, хотя ведь безразлично, сколько раз она ездила кататься с Бифом. Надо спешить, вон какие тучи на небе, сейчас хлынет дождь. Он уже чувствовал приближение дождя. Видел его на дальних подступах, точно полчище гигантских шмелей у западных ворот огромного зеленого сада. Роб спустился в подвал и ожесточенно начал выбрасывать оттуда дрова, потом нарубил щепок и пошел наверх, в большую гостиную топить камин. Бетти Джейн нигде не было видно. Хорошо бы и не видеть ее и чтобы она тоже его не увидела. Когда он кончил топить и спускался вниз по черной лестнице, дождь лил как из ведра, грозя пробить насквозь крышу, и гасил костры во всех дворах Кроссроудза, где горели желтые опавшие листья. Сегодня пятница, день получки, завтра в школе занятий нет и Роб не увидит Айду Мэй. По пятницам он обычно заходил в кухню и там дожидался, пока миссис Кросс заплатит ему; но сейчас он был так поглощен мыслями об Айде Мэй Реглин, Бетти Джейн Кросс, Уилабелл Бракстон и вообще о женщинах, что позабыл о получке и, не задерживаясь на первом этаже, сбежал вниз и остановился под кухонной галереей, вдыхая влажный воздух, насыщенный запахом мокрой листвы. «Черт побери всех этих женщин… кроме мамы, конечно!»

— Здравствуй, Роб!

Он быстро обернулся, хотя знал и без того, что Бетти Джейн приветливо улыбается и осматривает его с головы до ног, как будто он ее собственность.

— А, здравствуй! — ответил он небрежно, а у самого дух захватило от волнения.

Бетти Джейн шагнула к нему, и Робу захотелось убежать — пусть прямо под ливень, лишь бы быть от нее подальше, но он упрямо твердил себе, что ничуть ее не боится.

Их разделяло всего лишь несколько дюймов, и Роб невольно сознавал, что она девушка, а он юноша, что они женщина и мужчина.

— Как ты вырос, Роб Янгблад! Прямо удивительно! Я помню, когда ты первый раз пришел к нам работать, я была выше тебя, а теперь ты меня вон насколько перегнал. Ты теперь можешь откусить мне макушку! — Она поглядела на его хмурое лицо и улыбнулась. — Ну и дождик, а?

— Божья воля! — ворчливо отозвался Роб.

— Я тоже считаю, что это воля милостивого бога! — сказала она, подражая интонациям негров, и засмеялась. Это была насмешка над ним и над его народом, неприятная для Роба, и он почувствовал к ней острую ненависть.

— Честное слово, такого серьезного мальчишки, как ты, я в жизни еще не встречала, — сказала Бетти Джейн. — Никогда даже не улыбнешься! Неужели ты шуток не понимаешь?

— Между белыми и неграми не бывает шуток, — огрызнулся Роб. — Какие могут быть у нас с тобой

шутки, черт побери? — Эх, хорошо, что он выругался! Впрочем, никакой настоящей радости ему это не доставило.

Голубые глаза тревожно глядели на него, белое личико нахмурилось. Хоть бы не пялила так свои гляделки!

— Роб, ведь я не такая, как другие белые. У меня нет таких мыслей, как у них. И чувства совсем другие!

Он хотел раз и навсегда осадить ее. Оскорбить как-нибудь так, чтобы она это почувствовала.

— Для меня крэкер — всегда крэкер. Особенно крэкер из Джорджии! — заключил он многозначительно.

— Я не крэкер, — сердито возразила она. — Я не из крэкеров, ты это знаешь!

— Ничего я не знаю! — возразил он так язвительно, словно плюнул ей прямо в лицо. — Ты крэкер, и мать и отец твои — крэкеры, и их матери и отцы, и весь ваш род! — Роб говорил и побаивался, но в то же время трепетал от радости, что высказал ей все это.

Искоса взглянув на Бетти Джейн, он заметил, что у нее выкатилась слезинка и потекла по щеке. Ну и штучки эти белые! То хотела заставить его смеяться, то вдруг хочет разжалобить до слез!

— Я не такая, как они! — повторила Бетти Джейн. — У меня совсем другие чувства!

Он захохотал.

— Правда, ты не такая, как они. Ты — мисс Энн,[23] гордость и любимица мистера Чарли. Ты дочка самого главного крэкера! — Он смотрел на нее и, позабыв, что льет дождь и время позднее, и позабыв о том, где он находится и какой опасности себя подвергает, продолжал смеяться, и его презрительный смех гулко раздавался под сводами. Вдруг сверху послышались шаги: кто-то в самом деле спускался по черной лестнице. Роб мигом затих, дерзкая ухмылка исчезла с его лица.

Бетти Джейн быстро повернулась и побежала к парадному крыльцу, а Роб так и застыл на месте — куда ему бежать, разве только под дождь, который теперь хлестал пуще прежнего. Однако шаги приближались и надо было что-то предпринять. Но даже в этот миг он не хотел убегать, он предпочитал остаться и встретить лицом к лицу любого, кто сюда придет. Ведь ничего дурного он не совершил! И все же он невольно выскочил во двор и помчался как сумасшедший под ливнем к домику слуг, пылая ненавистью ко всем белым и ко всему, что с ними связано. Он ворвался в коридор первого этажа и вбежал в комнату, где обычно ждал Джима Брэтфорда, шофера-негра, который отвозил его домой в плохую погоду. Тяжело, прерывисто дыша, он захлопнул дверь и, как был, в мокрой одежде, кинулся на постель Джима, чихая и шмыгая носом. Сырость пронизывала его до костей. Злой, испуганный, продрогший, Роб чувствовал, что его душат слезы. Но он взрослый и ни за что не заплачет, он рад, что так здорово «отбрил» мисс Энн. Он не заплачет, он не заплачет! Но злоба, и страх, и озноб сразу охватили его, и, уступая непреодолимой силе, плечи Роба задрожали, лицо перекосилось, к глазам подступили слезы, и хоть он был большой, взрослый, а все же заплакал.

Вдруг в коридоре раздались шаги, и, быстро вскочив, он начал вытирать лицо. Его гибкое тело разом стало как деревянное. Да не бойся ты! Это Джим Брэтфорд или еще кто-нибудь из слуг! Шаги замерли у порога, и Роб затаил дыхание. Стук в дверь и голос: «Роб! Роб!»

У Роба даже сердце остановилось в первый миг, но когда он узнал этот голос, то вздохнул всей грудью и почувствовал огромное облегчение. Дверь распахнулась, Бетти Джейн скользнула в комнату и прикрыла за собой дверь. Она стояла мокрая и такая бледная, точно дождь смыл все краски, весь румянец с ее лица. Она подошла к нему, оставляя на полу лужицы от плаща. Роб глядел на нее как зачарованный.

В ту секунду, когда она окликнула его за дверью, ему показалось, что это голос ее матери, но, увидев девочку, он почти обрадовался, точно потерянному и вновь обретенному другу. Но тут ужасная мысль пронзила его мозг: он наедине с белой, и не просто с какой-нибудь белой, а с дочкой самого мистера Кросса, — именно за таких и линчуют негров.

— Какого дьявола тебе здесь понадобилось? — пробурчал он. — Убирайся вон!

Она скинула с себя плащ и бросила его на стул, потом провела рукой по белокурым волосам, стряхивая с мокрых кудрей воду.

— Роб, Роб Янгблад, скажи, за что ты меня ненавидишь?

— А ты как думаешь? Тебе хотелось бы, чтоб я любил тебя? — Он боялся оставаться с ней в комнате и, кроме того, продрог до костей; вот бы сейчас раздеться и юркнуть под одеяло Джима Брэтфорда! Пусть только она уйдет, пусть оставит его в покое! — Знаешь что, — закончил Роб, — чем дальше ты будешь от меня держаться, тем больше я тебя буду любить.

— Но почему? Почему же?

— Почему, почему? — передразнил он. — Потому, что ты белая, черт тебя подери, вот почему!

Бетти Джейн подошла к нему, будто не слыхала этих слов, и расстегнула его куртку.

— Ты же мокрый насквозь, Роб Янгблад! Простудишься и заболеешь, если не побережешься! — Она стащила с него куртку и, пощупав рубашку, расстегнула ее.