— Эй, начинайте драться! Хватит вальс танцевать! Валяйте кулаками! Небось не родственники!

— Если будете без конца прыгать, ребята, никто из вас не победит!

Гас мазнул Робби по подбородку. Робби ткнул Гаса под ребро. Ни тому, ни другому не было больно. Потом постепенно они разгорячились: пыхтя и фыркая, запрыгали на месте и стали наделять друг друга тумаками — то в челюсть, то в предплечье, то в бок, — правда, все еще осторожно. Робби удалось увернуться, спасая свой подбородок, зато он получил сильный удар в живот. Еще бы немного — и из него дух вон.

— Ты что? — прошипел он. — Всерьез дерешься?

— Вот это я понимаю! — заорал мистер Рой. — Держу пари на толстого! А ты, Брэд, ставь на своего Джека Джонсона!

— Ну, давай же, Джек Джонсон! Так его, правильно!

Гас два раза подряд сильно ударил Робби — то ли нечаянно, то ли нарочно. В ответ Робби стукнул его по подбородку. Теперь они дрались уже всерьез. Робби готов был зареветь, потому что Гас пребольно колотил его, и он сам пребольно колотил Гаса, а ведь они были друзья! Все-таки Робби умерил свой пыл. Ему хотелось поскорее кончить это, но как?

— Бей его, Джек Джонсон! Ставлю полдоллара — мой черномазый победит! — Монета полетела на землю, подняв пыль.

— Ай-ай-ай, отнимаешь конфетку у маленького! Не подведи, толстячок! — Вторая монета легла рядом.

Нижняя губа Робби была разбита — во рту чувствовался соленый вкус крови. Мальчику ужасно хотелось прекратить драку — почему только Гас первый не предложит? Он ненавидит белых, чтоб они все провалились сквозь землю! И Гаса он ненавидит — зачем поддался так легко на уговоры бакалейщика?

— Молодец, толстый! Вот это дело! Бей его по башке! Не жалей его, он тебе не родич, насколько мне известно!

— Ну, ну, Джек Джонсон! Бей его, дьявола, до крови!

Гас ударил Робби в грудь. Робби зашатался и упал, но тут же снова вскочил. Усталые, измученные, избитые, мальчики обливались потом, но упорно держались на ногах. Робби уже едва поднимал руки. Пыль и пот слепили глаза. Гас выбросил вперед кулак, но промахнулся и чуть не упал.

— Хватит тебе, черный кабан, валять дурака! Выдави кишки из желторожего ублюдка! Бей его до крови! Он думает, что он лучше тебя, потому что посветлее, чем ты. Мать его небось путалась с белым страховым агентом!

Гас, подпрыгивая, медленно покружился возле Робби и снова ударил его — прямо под сердце. На Робби живого места не было; боль, жара, усталость, пот одолевали его. А белые все науськивали их, как щенков. Гнев и отвращение переполняли душу Робби. Он весь кипел ненавистью к белым — будь они прокляты все до единого! И Гас с ними заодно!

У мистера Брэда глаза вылезли из орбит, нижняя губа отвисла.

— Живее, живее, обезьяньи морды! Кто первый стукнет до крови, получит добавочный пятак. Деритесь же, черт побери!

Робби зашатался от удара, который нанес ему Гас левым кулаком. Тотчас же вслед за этим Гас трахнул его наотмашь сбоку по голове. Робби опрокинулся и растянулся в пыли. Сперва он был оглушен, потом почувствовал звон в ушах. И вдруг кто-то резко тряхнул его за плечи и стал поднимать.

— Взрослые люди! Тоже придумали себе развлечение! — услыхал он голос матери. — Звали бы уж своих дружков проклятых, если вам делать нечего! Стыда у вас нет, дурачье безмозглое! Дикари! Подонки, грязная белая шваль!

Лори Ли стащила с мальчиков перчатки, чуть руки им не оторвала.

Оба белых стояли разинув рты — какой уж тут смех! У мистера Брэда был такой вид, точно его застали врасплох за непристойным занятием.

Лори одной рукой ухватила Робби, другой — Гаса и потащила их из магазина.

— Пошли отсюда, ну! — У Робби слезы лились градом. На улице Лори повернулась к Гасу: — Ступай домой! Я не поленюсь прийти к вам в Рокингем-куотерс, хоть это и далеко, и все расскажу твоей матери. Уронили вас, видно, когда вы младенцами были! Все мозги вам, дуракам, вышибли! А Робби у меня получит такое угощение, что век не забудет боксерские перчатки!

Выпучив глаза от страха, Гас смотрел на Лори. Первый раз он видел мать Робби такой сердитой. Всегда она была добрая, приветливая. Он был перепуган до смерти.

— Ступай домой! — строго скомандовала ему Лори. — И не смей нигде останавливаться!

Гас повернулся и поспешно зашагал по тенистой улице.

— А ты, мой сын, получишь дома свою порцию! Подумать только! Мать ждет его, собирается испечь ему вкусные коржики. Ждет, волнуется — мало ли что могло случиться, может, припадок какой, утром ведь плохо выглядел! А он, оказывается, дерется с Гасом Маккеем на потеху белым!

Робби чувствовал себя так худо, как еще ни разу в жизни. Все у него болело. Его мутило, в горле саднило. Чем ближе к дому, тем мрачнее становился Робби.

— Мама, я больше не буду! Я… я… больше не буду! Больше никогда, мамочка! — Он рыдал и захлебывался, обливался солеными слезами.

— Не реви на улице! Успеешь дома нареветься, когда я за тебя возьмусь! Уж это я тебе обещаю! — Лори вся кипела от ярости; впрочем, она понимала, что несправедлива к своему любимцу, и изо всех сил старалась взять себя в руки. — Когда нужно отлупить кого следует, так тебя силой не заставишь, а вот драться на потеху белым ты рад-радехонек! — Гнев, ненависть переполняли ее. Робби никогда еще не видел маму такой злой. — Стоило им сказать тебе словечко, свистнуть, пальцем поманить…

Робби, спотыкаясь, брел по пыльной дороге, вернее, мать тащила его, больно вцепившись ему в плечо. Но боль в душе его была во сто раз сильнее. Если бы только можно было забыть навсегда этот день! Будь они прокляты — эти коржики, и Жирный Гас, и порошок «Калумет», и боксерские перчатки, и белые лавочники, и все люди на свете! Вот бы сейчас умереть!

Мама втолкнула его в комнату и оттуда поволокла в кухню. Дженни Ли, вытаращив глаза, тревожно наблюдала за ними.

— Снимай все! Я с тебя сейчас шкуру спущу, как бог свят!

Дженни Ли перепугалась, пожалуй, не меньше брата.

— За что это тебя, Робби? — спросила она, не решаясь обратиться к матери: такой сердитой она ее никогда не видела.

Робби посмотрел на сестру. Его распухшие губы дрожали, лицо судорожно дергалось.

— Ступай, дочка, во двор, — сказала Лори Ли, — наломай там веток, да какие подлиннее, не то и тебе достанется!

— Мама, ты только не бей его по голому телу! Прошу тебя, мама, умоляю, не бей!

— Если ты сию же минуту не пойдешь, я и тебя голышом выдеру! — Лори метнула взгляд на Робби. — Ну-ка, раздевайся! Стаскивай все!

Дрожащими пальцами мальчик снял с себя рубашку. Долго не мог расстегнуть штаны. Сердце его бешено колотилось. Мама никогда еще не секла его голым.

Лори выглянула во двор.

— Дженни Ли, долго ты еще будешь там возиться? Неси скорее!

Девочка вернулась с прутиком.

— Я же наказывала — отломи какой подлиннее, — закричала Лори, — если не хочешь, чтоб и тебе попало! Не то я сама пойду и тогда, так и знай, засеку его до смерти!

Девочка убежала и вскоре принесла большую ветку. Лори Ли начала обрывать на ней листья, грозно поглядывая на Робби; мальчик стоял голышом посреди кухни и трясся как в лихорадке.

Лори подошла к нему с прутом.

— Ложись на пол!

Сестра зажмурила глаза, отвернулась и бросилась к двери.

Распростертый на полу, Робби казался таким жалким, несчастным, беззащитным и невинным, что, несмотря на свой гнев, Лори не в силах была его ударить. Она ведь любит его! А эти люди заставляют ее обижать своего ребенка! Будь они прокляты, белые! Лори смотрела на мальчика и чувствовала острое желание надавать ему пощечин за этот жалкий взгляд, за это — особенно заметное сейчас — сходство его с нею самой; она уже замахнулась было, но тут комок подступил у нее к горлу, сердце переполнилось жалостью, и любовь победила гнев. Лори выпустила из рук прут и подняла Робби.

— Родненький мой сыночек, маленький мой Робби! О господи, господи! Сжалься над нами, милосердный Иисус Христос!

— Мама, мама, мамочка! — с громким рыданием вырвалось из груди Дженни Ли. — Мамочка, моя любимая!