—  Кто это там, Дженни Ли? Кто там пришел? Мой сын, да? Сын мой, господи! Сжалься, господи, над нами!

Роб закусил губу и вошел в кухню, где на постели Дженни Ли лежала мама. Возле нее сидела мать Айды Мэй и, обмахивая Лори веером, пыталась успокоить ее. У плиты возилась миссис Лулабелл. Роб подошел к матери.

—  Вот и дитя мое! Вот он! Подойди ко мне, Робби! Подойди, мой дорогой! Я этого не переживу! Твой папа! Твой папа никогда никому не делал зла, одно только добро! Я этого не переживу! Господи, сохрани его для нас! Иисус Христос, спаси ему жизнь! Ведь он самый замечательный человек на свете!

Робу хотелось подойти к ней, обнять ее, утешить, ободрить, как и подобает мужчине. Попросив мисс Сару подвинуться, он присел на кровать, обнял Лори, посмотрел на ее лицо, на заплаканные, полные скорби и страха глаза; и вдруг Роб понял, что мать уже не молода и напрасно ему казалось, что молодость ее вечна, и он с трудом удержался от слез — нельзя плакать на виду у всех! Мужчина должен быть скуп на слезы! Но разве можно не плакать, когда в комнате рядом дорогой тебе человек борется со смертью? Роб опять посмотрел на мать, горе переполнило его, к горлу подступил комок, лицо исказилось, и, стиснув зубы, он отвернулся и выбежал из кухни во двор.

Взрослый, высокий юноша стоял, уткнувшись лицом в забор, и плакал, как ребенок.

— Поплачь, деточка, поплачь! Это не стыдно! — Роб вытер лицо рукавом и обернулся. Миссис Лулабелл, худая, высокая и сильная, протянула ему большое белое полотенце.

—  Бывает так, деточка, что и плакать нужны силы! Одни сильные люди плачут, другие нет. А у мамы твоей не слабый характер! И сестра твоя—смотри какая! Сразу взялась за дело. Доктор сказал, что кто-нибудь из женщин должен ему помогать, и она тут же вскочила — я, мол, взрослая! И правда…

Она что-то еще говорила, но Роб не слышал что, а только чувствовал ее силу, доброту и сердечность. Он вытер лицо полотенцем и вернулся в дом к рыдающей матери, снова обнял ее и стал целовать заплаканные глаза.

—  Сыночек… Роб… Робби! Папа твой… папа…

—  Мама, доктор сказал, что есть надежда, если он будет бороться. А ты знаешь, что папа наш — борец. И нечего тебе заранее оплакивать его — всем известно, что ты самая сильная женщина во всей Джорджии! А кроме того, ты же не хочешь, чтобы папа услышал твой плач. Ему и так тяжко!

Роб заставил мать улыбнуться, потом, взяв полотенце, которое дала ему миссис Лулабелл, вытер ей лицо. Мать спросила:

—  А где старшенькая?

— Там, в комнате, помогает доктору. Я и не догадывался, что она у нас первоклассная сестра милосердия. Но если ты сейчас же не возьмешь себя в руки, то нам придется ухаживать не за одним больным, а за двумя.

Лори попыталась встать с постели.

—  Посиди, мамочка, — уговаривал Роб. — Постарайся успокоиться!

—  Я уже хорошо себя чувствую, Роб. Как я могу успокоиться, когда папа лежит при смерти? Я должна быть возле него! — Она поднялась с постели и пошла в комнату вместе с Робом.

Трое Янгбладов молча наблюдали за доктором, в то время как четвертый Янгблад, не видя, что делается вокруг, лежал пластом на своем брачном ложе. Лицо Лори вновь стало спокойным и решительным; слез как не бывало.

И вдруг — тяжелые, страшные шаги на крыльце. Все в комнате замерли. Бам! Бам! Бам! «Отворите именем закона!» Ужас сковал всех, даже Дженни Ли. Не успел никто сделать и шагу, как дверь распахнулась и предстал сам закон в виде шестерых дюжих красномордых полисменов в синей форме, вооруженных и свирепых. Один из них был Скинни Мак-Гуайр.

Они остановились, целясь из револьверов в людей, окружавших постель.

—  Мы хотим поговорить с черномазым Янгбладом, которого зовут Джо, — сказал старший, в чине лейтенанта. — На улице у нас автомобиль с отрядом полиции, так что вы оставьте ваши штучки.

Лори и Дженни Ли подались было к полисменам, но Роб оттолкнул их и выступил вперед.

—  В чем дело? Что вам нужно? — обратился он к лейтенанту.

—  Ты тоже из этой семьи? — спросил лейтенант.

—  Так точно.

—  Кем тебе этот Джо Янгблад приходится? — Он мой отец.

—  Вот мы хотим взять его с собой и маленечко потолковать с ним.

—  Взять его с собой?

—  Ну да! — невозмутимо подтвердил лейтенант. — Взять в тюрьму и там задать несколько вопросов.

Роб пристально посмотрел на безмятежную веснушчатую физиономию, словно желая удостовериться, что белый говорит всерьез.

— Отец при смерти, а вы собираетесь везти его в тюрьму!

Тут вмешался доктор.

—  Лейтенант, мистера Янгблада нельзя трогать с места. Он до сих пор не пришел в сознание.

—  Что значит нельзя? И кто ты такой?

—  Я врач, доктор Джемисон, я…

— Правда, лейтенант, он доктор, — вмешался Скинни Мак-Гуайр. — Я его знаю. Здорово, док!

—  Ты мне скажи, что значит нельзя? — настойчиво повторил лейтенант.

— Это значит, лейтенант, что мистера Янгблада нельзя везти, иначе он умрет. Он до сих пор без сознания. — Беда с этим Джемисоном: он учился на Севере и все не может избавиться от тамошних привычек, хоть и давно вернулся в Джорджию. Уж слишком у него правильная речь и слишком независимо разговаривает он с белыми!

Лейтенант и бровью не повел.

—  Ничего, док, мы сумеем привести его в чувство!

—  Тронуть его с места — значит подписать ему смертный приговор. Он скончается по дороге в тюрьму. Его сейчас нельзя никуда брать.

—  Все равно возьмем, док!

—  Возьмете только через мой труп и через трупы моих детей! — отчеканила Лори.

—  Ай-ай, тетенька, как вы невежливо разговариваете! Мы ведь можем всех вас сгрести в кучу и тоже забрать за сопротивление закону!

—  Лейтенант, не теряйте вы с ними времени! — посоветовал один из полисменов. — Тоже еще, с фасоном черномазые! Забирайте их всех — и баста!

Лейтенант смерил взглядом Лори. Скинни Мак-Гуайр откашлялся.

— Можно вас на два слова, лейтенант? — сказал он. Они отошли вдвоем в угол и о чем-то; заспорили злым шепотом, а тем временем один из полисменов, здоровенный детина с переломанным носом, так нахально уставился на Дженни Ли, что ей захотелось плюнуть ему в физиономию.

Потом лейтенант вернулся и спросил доктора: — Так, по-вашему, док, он умрет, если мы повезем его?

—  Я в этом не сомневаюсь, сэр.

—  А что, если мы с ним побеседуем здесь?

—  Но это невозможно, он ведь без сознания! Лейтенант оглядел всех Янгбладов.

—  Ладно, док. На этот раз я согласен поверить вам, но мы вернемся за ним, так что уж поскорее привести его в чувство!

—  Я делаю все, что в моих силах, для того чтобы привести его в чувство.

Лейтенант ухмыльнулся:

— Вот, док, попотеешь, как негр, спасая ему жизнь, а он, может, и спасибо не скажет. Ведь как только он придет в себя, его тут же отдадут под суд за нанесение увечий с целью убийства!

Один из полисменов, размахивая револьвером, громко захохотал. Он все еще смеялся, когда они выходили, но, очутившись на крыльце, сразу умолк.

Роб подошел к наружной двери и увидел своих — негров, все еще толпившихся на улице и зорко охранявших дом № 346 на Мидл-авеню, где лежал, борясь со смертью, Джо Янгблад. После ухода полиции в комнате на некоторое время воцарилась тишина — каждый был погружен в свои думы. Лори смотрела на спокойное черное лицо Джо. Неужели он покинет ее и никогда не вернется? Неужели он умрет? Смерть уже не раз отнимала у нее любимых людей — сперва маму, потом маму Большую. Но Джо не должен умереть! Она вспомнила угрозу белого лейтенанта вернуться и забрать Джо в тюрьму. Ей вдруг стали мерещиться белые; они окружили ее, целая свора обступила ее кольцом—сейчас она начнет кричать. Лори взглянула на доктора и знаком пригласила всех пройти за нею на кухню.

—  Садитесь! — сдержанно сказала она. 

Все сели вокруг большого стола, вопросительно глядя на нее.

—  Вы верите, что они приедут и заберут Джо в тюрьму?

—  Это так же верно, как то, что утром взойдет солнце! — отозвалась Дженни Ли.