— Да оставь ты ему четвертак, Рональд! Он славный парень!

Роб смотрел на белых, и ему казалось, что это семейная сценка из голливудского фильма. В нем бушевала злоба, пот слепил глаза. Он вернул белому четвертак.

— Не надо, мистер Пиви, времена тяжелые, я понимаю, что вам это не по карману. Я не хочу, чтобы ваша семья пострадала из-за каких-то паршивых десяти центов. — Роб стремительно повернулся на каблуках и выскочил из номера, оставив белых в недоумении.

На следующий день в гостинице всем снизили жалованье на доллар. Среди служащих пошел ропот, они ворчали и гневно переглядывались, ругая хозяев втихомолку — вслух ругать боялись, люди не доверяли друг другу. Даже некоторые белые проявляли недовольство. Вечером в раздевалке стояла тишина. Хэк Доусон осторожно огляделся по сторонам.

— Ну что же будем делать, Янгблад? Ты-то нас предупреждал, что это случится.

Роб посмотрел на Хэка. Все коридорные, затаив дыхание, боязливо глядели на Роба, ожидая, что он ответит. А он пожалел, что так молод — ведь все они и старше и опытнее его; и тут он подумал о своем будущем, об Айде Мэй, о колледже и профессии юриста, и почему-то вспомнилась статья из воскресной газеты. Ну что он может сказать этим людям?

— Вы меня не спрашивайте, — ответил он с непонятной для себя самого злобой. — Вы все здесь работаете куда дольше, чем я.

— Так-то так, Янгблад, но надо же что-то делать, черт побери!

Гас оглядел их всех.

— Янгблад давным-давно сказал вам, дуракам, что делать: договориться между собой и организовать профсоюз. А вы хотели подождать да посмотреть, что будет. Мне кажется, теперь вы уже насмотрелись, ну и дьявол с вами!

— И все-таки даже сейчас мы получаем больше, чем работники из «Роберта Ли», — заметил Вилл Тернер. — Поверьте, могло быть куда хуже! Вы помните, что было написано в воскресной газете, а ведь эти люди не шутят!

— Теперь я и вовсе не сведу концы с концами! — пожаловался Хэк. — Столько ртов надо прокормить, а чаевых с каждым днем все меньше. Иной гад прикинется таким бедняком, что хочется сунуть руку в собственный карман и дать ему на чай, когда притащишь его чемодан в номер.

Роб невольно улыбнулся. Он вспомнил мистера и миссис Пиви, которых обслуживал в это утро.

Бру Робинсон посмотрел поочередно на Роба, на Гаса и наконец на Вилла.

— А вот наш Вилл никогда не подаст голос за профсоюз, уж слишком он боится белых.

— И вовсе я не боюсь! — обиделся Вилл.

— О нет, Вилл не боится белых! — воскликнул Гас. — Он даже в уборную не пойдет, если мистер Чарли запретит ему. Так и будет ходить с полными штанами. Но он ни чуточки не боится, ни-ни!

Коридорные невесело засмеялись.

— Ну-ну, поосторожнее, Гас Маккей! Я не потерплю дерзостей от черномазого молокососа.

— Ох, — сказал Гас, глядя на Вилла с недоброй усмешкой. — Я вас понимаю, мистер Тернер, вы не позволите такому черномазому молокососу, как я, обмарать вас. Это разрешается только мистеру Чарли; пускай гадит в свое удовольствие! Кстати, извините, пожалуйста, сэр, но у моей матери черномазых молокососов не было, может быть, это у вашей были?

— Будь ты проклят, я сказал тебе: прекрати! — Вилл вскинул над головой деревянную табуретку и шагнул к Гасу. Лицо его покрылось потом, руки тряслись. Гас вскочил, настороженно выжидая.

— Ну, ну, полегче, Вилл! И ты утихомирься, Гас!

— Нечего с ним разговаривать, — кипел Гас. — И нечего такому втолковывать, что быть дядей Томом сволочное дело! К черту этого дурака!

— Вот, видали? — орал Вилл. — Видали? И я должен это терпеть? Да я тебя сейчас сокрушу! — Он взмахнул табуреткой, но Гас пригнулся, и его едва задело по плечу. Тогда он бросился на Вилла и ударил его раз в живот, раз в челюсть, и табурет полетел в дальний угол раздевалки. Тут подскочил Роб и стал разнимать Гаса и Вилла, которые фыркали, как разгоряченные кони.

— Пусти, будь ты проклят! — Но Бру Робинсон крепко держал Вилла, а Роб — Гаса.

— Вот так всегда у нас получается, — заметил Роб. — Деремся со своими, вместо того чтобы драться с мистером Чарли.

Гас пытался вырваться из рук Роба.

— Пусти меня, Янгблад! Серьезно говорю, черт побери! Этот дядя Том хотел стукнуть меня по голове табуретом! Я убью его, честное слово!

Роб оттащил Гаса в угол раздевалки.

— Видите? — сказал он сердито, обращаясь ко всем. — Видите, как мы бросаемся друг на друга, вместо того чтобы драться с кем следует? Мистер Чарли может делать с нами все, что ему угодно, мы лишь поворчим втихомолку — на том и кончим. А мистеру Оглу это только на руку, он и рад до смерти. Валяйте убивайте друг друга! — Роб повернулся и вышел из раздевалки.

Дома ему сказали, что заходил Ричард Майлз и просил Роба прийти к нему. Роб был так разозлен и подавлен событиями в гостинице, что не хотел никого видеть, даже Ричарда. Все же он пошел к нему.

Ричард Майлз познакомил Роба с человеком, которого звали Джим Коллинс; лет ему было, пожалуй, столько, сколько отцу Роба, да и роста он был такого же, только Джо Янгблад казался грузнее. Коллинс был высокий, статный, его глубоко запавшие глаза пристально смотрели на собеседника, словно пронизывая насквозь. Этот серьезный, внимательный взгляд и теплое рукопожатие, когда Ричард знакомил их, произвели на Роба впечатление.

— Мистер Коллинс — профсоюзный организатор, — пояснил Ричард.

Роб еще раз быстро окинул взглядом этого человека. От волнения у него застучало в висках. Потом посмотрел на Ричарда, уж не ослышался ли он… Неужели? Профсоюзный организатор?

Ричард Майлз засмеялся:

— Да, да, Роб, я сказал верно: профсоюзный организатор. Ты, может быть, знаешь каких-нибудь работников, которые хотят войти в профсоюзную организацию?

— Еще бы!

Они сели и начали беседовать, и Роб глаз не спускал с Джима Коллинса: такое славное лицо, такие волевые глаза. Профсоюзный организатор! И где? В Кроссроудзе, в штате Джорджия! Роба даже дрожь пробрала.

— Люди, которых я имею в виду, работают в гостинице, — запинаясь, пояснил Роб.

— Неизвестно, есть ли такой профсоюз работников гостиниц, который пожелал бы принять цветных, — сказал Джим Коллинс. — Я по крайней мере такого не знаю. Наш профсоюз заинтересован главным образом в заводских рабочих.

— О! — Роб был явно разочарован!

— Но мы можем, конечно, помочь, если есть такой коллектив, который добивается вступления в профсоюз, но не находит подходящей организации.

— Не сказал бы, что все так уж добиваются.

— Но работа-то у них тяжелая? — спросил Джим, дружелюбно улыбаясь,

— Да, сэр.

— А хозяин злой?

— Как гремучая змея!

— О, ну, значит, тогда он платит им особо большое жалованье! — заключил Джим.

— Нет, сэр, ничего этого нет. Прежде он платил три пятьдесят за полмесяца, а теперь взял да скостил по доллару. Вот и приходится рассчитывать в основном на чаевые, а чаевые-то не те, что были. Только и слышишь от постояльцев, как им стало тяжело жить.

Ричард и Джозефин с интересом слушали беседу Джима с Робом.

— Если у вас так плохо, так уж, кажется, кто-кто, а ваши должны стремиться в профсоюз, — заметила Джозефин.

— Некоторые просто боятся, — пояснил Роб, — боятся потерять работу, боятся, что при нынешнем положении другого ничего не найдут.

— М-да, — сказал Джим, — конечно, они считают, что, как ни плохо им в вашей гостинице, в других местах еще хуже. А кроме того, они ведь не представляют себе, что такое профсоюз.

— Некоторые готовы вступить, — сказал Роб, дивясь, как это Джим Коллинс, который и в глаза не видал ребят из гостиницы, все про них знает. — Некоторые уже заявили, что они готовы.

— Сколько работников в вашей гостинице? — спросил Джим.

— Точно не скажу, но человек семьдесят пять, а то и сто будет. — Роб посмотрел на высокого худощавого негра, сидевшего против него, потом оглядел комнату. Нет, это не сон, вот сидят Джозефин с Ричардом, а ему все не верится, что в Кроссроудзе, в Джорджии, он может разговаривать с представителем профсоюза — негром-организатором.