Это он убил монаха Алексия, шедшего к Александ­ру в Торопец после столь длительного и полного страда­ний хожения. Нерона тогда чуть не поймали на постоя­лом дворе, обнаружив на его одежде кровавые пятна. Он с трудом избежал поимки и отправился в Ливонию. Там, совершив еще одно убийство, Нерон объявился в Риге, где нанялся на корабль, плывущий в Швецию. Он решил навсегда покинуть землю, на которой родил­ся, и поселиться среди чужестранцев. Целый год он ра­ботал у оружейника в новой шведской столице Сток­гольме, и им были весьма довольны. Он отличался тру­долюбием и умелостью, быстро научился лопотать по-шведски, проявлял немалый ум. Но одно качество отвращало людей от Яниса из Гардарики — он не умел сдерживать ветры, постоянно одолевавшие его, и не­возможно было долго находиться рядом с ним из-за не­стерпимой вони. И сперва за глаза, а потом и в глаза его стали называть Вонючкой Янисом.

За год, прожитый в Швеции, Нерон ни разу не со­вершил убийств — ему почему-то никакого дела не бы­ло до латинских священников и монахов, только рус­ские богослужители вызывали в нем лютую ненависть и жажду душегубства. По прошествии года он стал то­сковать по убийствам и с радостью узнал о готовящем­ся большом походе на Русь. А когда поход начался, Вонючка Янис оказался в числе его самых рьяных участников.

И так получилось, что именно его отправили гон­цом к Александру, когда епископ Томас написал гра­моту, объявляющую Ярославичу войну. Не один он хорошо владел русским языком, но всем ужасно понравилось, что он исторгает отвратительные запахи.

— Когда встретишься с Александром, ты уж, Янис, расстарайся на славу. Выдай ему под нос все свое не­ превзойденное умение! — от души веселились Биргер и его брат Торкель, отправляя Вонючку в Новгород.

Темнело, когда на одном из лучших скакунов Не­рон отправился в путь от берегов Ижоры. Двое воинов на таких же резвых конях сопровождали Вонючку, стараясь держаться на некотором расстоянии — уж очень от него смердело. Поначалу они вели себя с ним довольно уважительно, как и подобает вести себя с гонцом, которого сам Биргер отправил с грамотой к врагу. Но чем дальше они двигались по ночной доро­ге, тем больше таяло это уважение, его становилось меньше и меньше с каждым очередным звуком, сопро­вождавшим исторжение зловонного ветра из Янисо-вой утробы.

Наконец один из спутников Нерона по имени Маг­нус Эклунд не выдержал и спросил:

—    Правда ли, что ты, достопочтенный Янис, по роду своему происходишь из русов?

—    Да, это так. Но я не люблю своих соплеменни­ков, — ответил Нерон.

—    А позволь спросить, уважаемый, все лк русы проявляют подобные способности, как ты?

—    Что ты имеешь в виду, Магнус?

—    Ну, столь великолепно сотрясать воздух.

—    Разве шведы не делают этого? По-моему, они тоже любят.

—    Но не в таких же количествах! — возмутился второй спутник, Пер-Юхан Турре. — Воображаю, что будет, когда мы столкнемся с русским войском, какая будет стоять вонища до небес!

—    Не будет, — возразил Янис. — Я и впрямь отли­чаюсь от всех людей, в том числе и от русских.

—    Но ты не огорчайся, — засмеялся Магнус. — А главное, не сдерживайся, когда будешь вручать гра­моту Александру.

Тут оба шведа стали совсем уж без стеснения де­литься своими мнениями как насчет всех русских, так и по поводу Вонючки Яниса, будто забыв, что он впол­не владеет их языком.

Между тем луна полностью исчезла, сделалось так темно, что хоть глаза выколи, а на небе стало грохо­тать. К запахам Яниса все отчетливее примешивались освежающие запахи приближающегося дождя. При­шпорив коней, гонцы Биргера спешили поскорее до­браться до любого жилья, лишь бы только там можно было спрятаться от ненастья. Но, как назло, никакого жилья не попадалось, ливень грянул, и гонцы успели основательно вымокнуть и продрогнуть, прежде чем наконец вдруг в чаще леса мелькнул одинокий огонек. Они разом потянули на себя уздечки, так что от столь резкой остановки конь Магнуса даже поскользнулся на взмыленной дождем дороге, упал на заднюю ногу, но тотчас вскочил и не выронил всадника из седла.

Янис и шведы свернули в лесную чащу и поехали на огонек, все более высвечивающийся в черном мраке дождливой ночи. Вскоре перед ними открылась карти­на некоего старинного, полуразрушенного, но все еще могучего хозяйства — высокий черный дом, постройки для скота и припасов, каменный колодец с высочен­ным журавлем. Въехав в распахнутые ворота, Янис первым соскочил с коня и едва взошел на крыльцо, как дверь черного дома распахнулась — некто очень высо­кий возник на пороге, черные, сверкающие сединой во­лосы ниспадали с его высокой головы на ярко-красный кафтан, в который он был облачен. Увидев Яниса, он вдруг сложился пополам и, упав на колени, коснулся лбом порога, восторженно воскликнув:

— Приветствую тебя, мой князь и повелитель!

Янис настолько оторопел от такой неожиданности, что робко пробормотал:

— Здравствуй… Но я не князь…

— А я и не тебя, дурака, чествую, — вставая с ко­лен, насмешливо произнес хозяин дома.

Янис оглянулся. Шведы все еще боязливо сидели на своих лошадях, поливаемые обильным дождем. Ни Магнус, ни Пер-Юхан не были князьями и повели­телями.

—    Ну не свеев же ты приветствуешь?

—    Еще чего не хватало! — фыркнул хозяин жи­лья. — Ну что вы там мокнете? Входите, прошу.

—    Можно! — махнул рукой Янис, по-шведски приглашая в дом Эклунда и Турре. Те нерешительно стали слезать с коней.

Войдя в дом, Янис тотчас заметил то, что мгновен­но бросается в глаза, — полное отсутствие икон. Это его обрадовало. Стены горницы, озаренные неярким светом свечи, словно кичились наготой своею. Посре­ди помещения стоял большой стол, крытый черной скатертью, на нем стояло серебряное блюдо, а на блю­де — отрубленная голова зайца.

—    Хорош ужин! — усмехнулся Янис. Он оглянул­ся на входящих шведов и насладился тем, как они ото­ропели при виде внутреннего вида жилья и головы зайца.

—    Пожалуй… — открыл рот Пер-Юхан, делая шаг назад.

—    Другого жилья нам может и не попасться, а дождь все сильнее, — не дал ему договорить Янис.

—    Вот именно, — произнес хозяин по-русски, но с таким видом, будто он понимал шведское наре­чие. — Пойдем, я помогу вам поставить лошадей в стойло.

Когда они вышли, лошади стали громко храпеть и прядать, стоило большого труда подхватить их за уздцы и отвести в темное, но сухое стойло. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Когда вернулись в дом, хозяин сказал:

—    Теперь вам некуда деваться, переночуете у ме­ня, а поутру тронетесь дальше. Снимайте мокрое.

—    А позволь спросить тебя, кто ты и почему жи­вешь здесь, в лесу, один?

—    Кто я?.. — Хозяин заглянул в глаза Яниса все с той же глумливой усмешкой, и теперь Янис не мог бы определенно сказать, какого возраста стоит перед ним человеческое существо — не то старое, не то сов­сем даже не старое. Черты лица не то греческие, не то

арменьские, не то и вовсе турецкие. Усы и борода длинные, тоже черные и с проседью, но, в отличие от густых волос, жиденькие.

—    Да кто ты, если сие не есть тайна?

—    Меня зовут Ягорма. Скажем так. И представь себе, что я — твоя невеста.

—    Хм… — все больше терял самообладание Янис в присутствии этого странного существа. — Невеста?.. Объяснись, не понимаю.

—    Сначала надо уложить твоих спутников. Хоро­шие ребята. Я подарю их тебе. Это будет мое невесточье.

«Хороша невеста!» — с ужасом подумал Янис, гля­дя на высоченного хозяина дома. Он уже понимал, что это колдун, и, возможно, очень сильный колдун, и его радовало, что они попали именно сюда, хотя даже ему было жутковато. Колдун собрал мокрые одежды и вы­дал всем какие-то ветхие, но сухие лохмотья.

—    Неплохо бы поесть чего-нибудь, — сказал Янис.

—    Эти поедят во сне, а для тебя у меня приготов­лен особый ужин, — ответил колдун.

—    А кого же ты приветствовал, когда открыл нам дверь?