Она не слышала о нем ничего в течение трех недель. Затем, как-то после полудня, когда Софи гуляла в саду с Марией, прибежал Антип, в глазах – испуг, на губах – улыбка:

– Ай-ай! Ай! Ну и дела творятся в доме! Игорь Матвеевич, староста в Шатково, пришел с Никитой. Кажется, мальчишка совершил какое-то преступление, придется высечь его розгами!..

– Что? – воскликнула Софи. – Что ты тут плетешь?..

– Со дня моего рождения я не врал! Михаил Борисович и Николай Михайлович беседуют сейчас с ними…

– Где?

– В кабинете, барыня. Но все закончится во дворе. О! Не хотел бы я оказаться в шкуре Никиты! Йе-йе, будет такой свист! Йе-йе, а потом кровь польется!..

Покинув невестку, Софи бросилась к дому, постучала в дверь кабинета и вошла без приглашения. Михаил Борисович сидел у рабочего стола, Николай – на диване. Перед ними стояли, опустив голову, староста Игорь Матвеич, сухопарый, морщинистый, с бородкой, как мочало, и Никита. Мальчик был вне себя от страха. Полоски от слез излиновали его грязные щеки. Он метнул на Софи глуповатый взгляд.

Увидев сноху, Михаил Борисович в нетерпении взмахнул рукой и спросил:

– Чего вы хотите?

– Вступиться за этого мальчика, – ответила она. – Я хорошо знаю его. Он не способен на дурной поступок.

– Кажется, способен! – возразил Михаил Борисович.

Он не решался предложить Софи уйти, но ее присутствие его явно смущало. Повернувшись к старосте, он проворчал:

– Ну же! Объяснись!

Игорь Матвеич шагнул вперед и произнес дрожащим голосом:

– Вы знаете, барин, что я зачастую вынужден покидать деревню, уезжать, чтобы продавать товары на ярмарках. Вы знаете так же, что женщины – дьявольские творения.

– Нет, – сказал Михаил Борисович.

– А моя – да! Дьявольское создание, которое самому Черту даст фору! Она спуталась с ломовым извозчиком из Пскова, этим верзилой Китаевым! Еще один нечестивец, которого крещение не сделало христианином!..

– Но при чем здесь Никита?

– Сейчас скажу, барин! Сейчас скажу! К несчастью, так случилось, что за последнее время Никита научился читать и писать.

Произнося эти слова, он искоса посмотрел на Софи.

– Да, это я посоветовала ему учиться, – сказала она.

– Иногда доброе зерно падает на плохую почву! – вздохнул староста. – На что же этот негодяй употребил знание прекрасных букв русского алфавита? На вонючее дело, и пусть ваша милость простит мне такое выражение! В деревне многие девицы просят его теперь нацарапать им несколько слов, для смеха. А моя жена, колдунья Евдокия, пришла к нему запросто и попросила тайком написать извозчику Китаеву и сообщить ему день, когда я уезжаю, и день, когда возвращаюсь, а также объяснить, каким образом они могут встретиться для любовных шашней!.. И он это сделал!.. Он написал то, чего хотела эта похотливая лиса!

– Я не мог отказать жене старосты, – пробормотал Никита, фыркая соплями.

– А должен был, мерзкая свинья! Голова-то ведь знает, что делает рука. Если ты пером служишь прелюбодеянию, значит, ты одобряешь супружескую измену. И о какой измене идет речь? Об измене, которая покрывает стыдом почтенного человека, а именно старосту твоей деревни!

Плечи Никиты содрогнулись от рыданий, и он упал на колени:

– Пощади, будь милосердным, Игорь Матвеич!

Софи взглянула на Михаила Борисовича и поняла, что он вот-вот утратит силы и не сможет больше сохранять серьезный вид. По щекам его пробегала дрожь, губы растянулись, волоски на лице топорщились. Она успокоилась: ее подопечному не причинят вреда. Николая, кажется, тоже очень развеселила эта сцена.

– Но как ты узнал, что тебе изменила жена? – спросил он у старосты.

Игорь Матвеич прижал руку к сердцу.

– Мне помог Бог, – сказал он. – Помните, какая ужасная гроза разразилась прошлой ночью? В деревне все думали, что пришел конец света. Я сам готовился предстать перед Судией Небесным и вспоминал свои грехи. И вдруг, когда засверкали молнии, моя Евдокия в ужасе вскакивает с постели, падает на колени перед иконами и говорит: «Прости меня, Игорь, я и в самом деле изменила тебе с Китаевым!..»

Михаил Борисович и Николай прыснули со смеху. Софи также. Никита, стоявший перед ними на коленях, поднял голову.

Староста по очереди смотрел то на старого, то на молодого барина совершенно растерянным взглядом.

– Ну и что ты после этого сделал? – спросил Михаил Борисович.

– Я избил Евдокию, заставил ее все рассказать мне и привел этого сопляка к вашим милостям, чтобы его публично наказали, отхлестав розгами!

– Ты действительно этого хочешь? – задал очередной вопрос Михаил Борисович.

– Я желаю справедливости! – ответил Игорь Матвеич с тупым упрямством.

Софи почувствовала, что время пришло и ей пора вмешаться.

– А много ли людей знают, что твоя жена изменяет тебе с Китаевым? – сказала она.

– Не думаю, что много, барыня.

– Но если ты заставишь высечь Никиту розгами, вся деревня узнает о причине наказания. Ты разве этого хочешь?

Игорь Матвеич задумался, потом, покраснев от смущения, заявил:

– Нет, барыня.

– Тогда возвращайся к себе домой и, главное, никому не рассказывай об этом деле. Тогда у твоих соседей по крайней мере не будет повода насмехаться над тобой!

– Но письмо… письмо, которое он написал для моей жены! – пробормотал староста.

– Он больше не будет их писать, – сказала Софи. – Ты обещаешь это, Никита?

– Клянусь вам, барыня, наша благодетельница! – промямлил парень. – Да дарует Господь царство небесное всем, кто вам дорог!

– Значит, на этом все кончено? – спросил разочарованный староста.

– Кончено! – сказал Михаил Борисович. – Пошли вон! И чтоб я больше не видел вас, ни того, ни другого!

Оба мужика задом попятились к двери. Переступая порог, староста спохватился и сказал:

– Есть еще кое-что, барин. Когда я пришел за парнем, то обнаружил в его вещах записи. Вы, быть может, захотите посмотреть, что это такое…

Крик вырвался изо рта Никиты:

– Нет, Игорь Матвеич!.. Прошу тебя!..

Но староста уже доставал тетрадь из своего сапога. Никита попытался вырвать ее из его рук. Однако Игорь Матвеич, посмеиваясь и пыхтя, вытянул вперед руку со связкой листков, чтобы мальчишка не смог схватить ее.

– Что означает эта комедия? – закричал Михаил Борисович, ударив кулаком по столу.

Софи бросилась к старосте и сказала:

– Отдай мне это!

Никита тут же успокоился, а Игорь Матвеич, очень недовольный, отдал тетрадку молодой женщине.

Когда они ушли, Михаил Борисович, растопырив пальцы, вытянул обе руки на столе, откинулся назад и поглядел на сноху с явным неодобрением. Несмотря на высокое мнение о ней, которое сложилось у него, Михаил Борисович был рассержен тем, что сноха вмешалась в эту историю с мужиками, а он хотел быть их единоличным судьей. Ни его сын, ни дочь не смели посягать на его власть помещика. И откуда столько дерзости у этой чужестранки?

– Мне не нравится, что мои крепостные занимаются этой пачкотней! – заявил он, нацепив очки. – У нас, в России, писать, – значит жаловаться! Ну что там, в этой мазне?

Он протянул руку. Софи прижала тетрадь к груди и ответила:

– Нет, отец.

Глаза Михаила Борисовича сверкнули:

– Что это значит?..

– Тетрадь предназначена мне, – сказала Софи. – Я сама попросила Никиту делать записи. Позвольте мне первой прочитать их. Если я найду там что-то интересное, я сообщу вам.

Столь разумная речь успокоила разъяренного Михаила Борисовича. Ему показалось, будто он окунулся в чан со свежей водой. Его разгоряченный разум утихомирился, нервное напряжение спало, дыхание стало ровным.

Оставив свекра с Николаем, Софи поспешила подняться в свою комнату. Там она присела к окну и открыла на коленях тетрадку, которая представляла собой двенадцать сшитых вместе страниц. Она с трудом разобрала начало, потому что Никита писал слова так, как слышал их:

«Моя благодетельница красива. Красивее самого прекрасного облака. Она восхищает меня и проходит мимо…»