– Захвати мою зеленую шаль!

– Принеси табурет!

Завидев Николая, старая женщина – одни жилы и кости – подскочила к нему и заныла:

– Ваше Благородие, Ваша Честь, Ваше Превосходительство, вы – хозяин дома, не так ли?

– Да, – ответил он.

– Я – Марфа Гавриловна, одна из ваших постоялиц! Я плачу сорок пять рублей в месяц за мое жилье! И никогда не задерживаю! Поэтому прошу вас, соблаговолите приказать, чтобы мне дали лодку!

– Но у меня ее нет!

– Я уверена, что есть! Сделайте усилие, Ваше Благородие! Владычица Небесная отблагодарит вас! Мне нужно повидать сына, моего сына!..

Икота помешала ей говорить, и женщина присела на ящик. Соседки объяснили Николаю, что сын Марфы Гавриловны жил в домике на Васильевском острове, а эта часть города была наиболее опасной.

– Успокойся, Гавриловна, – обратился к ней привратник. – Лучше помолись Богу за сына, вместо того чтобы беспокоить барина.

– И где же все эти несчастные будут ночевать? – спросил Николай.

Привратник раскинул руки, будто принимая в объятия судьбу:

– На лестнице, если вода не поднимется выше.

– Обе квартиры на втором этаже заняты?

– Да, барин. Генерал Маслов с семьей вернулись из деревни. Даже под крышей уже нет места!

– Ну хорошо, мы устроим все по-другому! – сказал Николай.

Антип угадал мысль хозяина и прошептал:

– Барин, барин, вы же не станете селить их у нас!

– Придется, пока вода не спадет! – ответил Николай.

– Но эти люди не вашего ранга!

Николай вдруг почувствовал себя вдохновленным Софи и, как истинный либерал, объявил:

– В несчастьи нет различия рангов. Я предоставляю в их распоряжение большую гостиную.

Жильцы первого этажа рассыпались в благодарности. Под градом благословений Николай был счастлив и вместе с тем стыдился, что ему так признательны за самый естественный поступок. «Я человек нового времени», – подумал он, тогда как неизвестные люди, нагруженные жалким скарбом, переступали порог его жилища. Он уже собирался последовать за ними, как вдруг большая лодка с двумя гребцами заплыла в вестибюль дома, будто в порт, заскользила меж колонн и причалила к основанию лестницы. На корме лодки стоял Костя Ладомиров, закутанный в черный плащ.

– Эй! Николай! Иди сюда скорее! – крикнул он.

Марфа Гавриловна издала победный крик:

– Спасибо, батюшка! Наш благодетель предупредил тебя! Это за моим сыном!..

– Вот она опять за свое! – проворчал привратник. – Ты что же, не понимаешь, что этот господин приплыл за барином, дурища?

Гавриловна расплакалась.

– Откуда у тебя эта лодка? – спросил Николай.

– Один рыбак продал мне ее по цене золотой, – ответил Костя. – Мы должны объехать всех друзей. Некоторые из них, по моим сведениям, могут быть в опасности!

Николай взял свою накидку, шапку и спустился в лодку. Этот способ ухода из дома был таким необычайным, что, жалея жертв наводнения, он при всем при том испытывал какую-то радость, предвидя неожиданные события. Сидя у кормы, он заметил Марфу Гавриловну, заламывающую руки. Вспышка жалости охватила его.

– А не могли бы мы и в самом деле взять ее с собой? – спросил он.

– Ты с ума сошел? – парировал Костя. – В нашей лодке с трудом уместятся наши товарищи, а ты хочешь погрузить в нее и эту безумную старуху? Вперед, ребята!

Двое парней ухватились за весла. Лодка медленно развернулась. Словно в каком-то удивительном сновидении Николай ощутил, как проплывает в рыбацком челне сквозь стеклянный вход. Костя стоял у руля. На улице мелкий дождь стал хлестать пассажиров лодки по лицу.

– Как бы я хотел взглянуть, что стало с моим экипажем, – сказал Николай. – Это совсем рядом. Поверни налево…

У двери каретного сарая слуга, также собиравшийся уплыть на лодке, успокоил их: Серафим отвел лошадей с коляской в надежное место.

– А теперь куда мы отправимся? – спросил удовлетворенный Николай.

– Надо узнать, как дела у Васи Волкова, – ответил Костя. – Он живет на Офицерской улице. Плохое место, когда Нева выходит из берегов.

– Я как раз должен был прийти к нему на обед!

– Ну что же! Если не захочешь обедать, держа ноги в воде, пойдешь куда-нибудь еще!

– Какое бедствие! Ну как такой умный человек, как Петр Великий, мог построить город в том месте, где малейший паводок превращается в клоаку?

– Он думал, что его воля окажется сильнее стихий! – заметил Костя. – Ярчайший пример проявления самодержавного безумия!

Гребцы пыхтели, корпус лодки скрипел, крики отчаяния доносились из домов. Наклонив голову из-за ливня, Николай увидел дощатый плот и кучку людей, потерпевших крушение и окруживших корову. Позади плыл часовой в мундире, сидевший верхом на своей полосатой будке и орудовавший алебардой как веслом. В обратном направлении скользила военно-морская шлюпка, и шесть пар ее весел били по волнам с абсолютной синхронностью. Один офицер, стоя и вытянув руку, командовал экипажем. Дождь намочил его треуголку, края которой повисли до плеч. На перекрестке двух улиц встречные потоки слились в водоворот, в котором плясали бочки и поленья. Высунувшись из окна, какой-то парень багром вылавливал куски дерева. Из каретного сарая с разбитыми дверями в открытое водное пространство неслись коляски. Одни продвигались совершенно прямо, другие были перевернуты повозками вниз, колесами вверх. Кресты, вырвавшиеся из земли на кладбище, вращаясь вокруг собственной оси, проплывали мимо. На балконе одного особняка появилась пегая лошадь. Как она туда поднялась?

На Офицерской улице все дома наполовину оказались в воде. Люди целыми семьями спасались на крышах. Сторож, забравшись на трубу, размахивал на ветру белой тряпкой. Вася Волков жил в дощатом домике в глубине сада. Изгородь снесло. Лодка плыла меж ветвями, торчавшими из воды наподобие черных когтей. На краю окна, свесив ноги наружу, сидел человек. Николай узнал своего друга и вскрикнул от радости. Вася спрыгнул в челнок, чуть не опрокинув его. Несмотря на вдвойне усилившийся шквал ветра, приятели обнялись.

– Я ждал этой минуты четыре года! – сказал Николай. – Мое дружеское расположение к тебе ничуть не уменьшилось!

– А мое по отношению к тебе лишь окрепло! – парировал Вася. – О! Зачем так случилось, что мы встретились в разгар бедствия?

Опасаясь вспышки восторженных чувств, Костя прервал их:

– Не время разглагольствовать! Возьми самое ценное из твоих вещей. Мы увозим тебя.

– Куда?

– Ты поживешь у меня, – объяснил Николай.

На женственном лице Васи отразилось глубокое чувство. Его черные ресницы задрожали. Он прошептал:

– Спасибо, мой верный друг! Спасибо! Я уложил вещи на всякий случай…

Он залез назад в свою комнату, передал дорожную сумку через окно и спустился в лодку. Костя направлял гребцов, когда они плыли вдоль Крюкова канала. Время от времени он приказывал остановиться, чтобы узнать о ком-нибудь из членов союза, дому которого угрожало наводнение. Из общего числа приятелей, которых они обнаружили, только Юрий Алмазов и Степан Покровский, оба – холостяки, жившие в нижнем этаже, согласились присоединиться к спасителям. Лодка была так перегружена, что с трудом продвигалась вперед. Николай и Вася сели рядом с гребцами, чтобы помочь им работать веслами. Костя, стоя у руля, кричал:

– Раз, два! Раз, Два!

С галерной улицы лодку вынесло на Сенатскую площадь, превратившуюся теперь в бурное озеро. Потоки с неба и с реки смешивались здесь в мутные волны. Огромное здание Адмиралтейства маячило в тумане, будто лишенное основания. Его величественная стрела затерялась в небе. На глыбе, омываемый волнами, возвышалась конная статуя Петра Алексеевича. Удерживая своего коня, вздыбившегося на краю пропасти, великан вытянул руку, словно повелевая Неве вернуться в свое русло. Но Нева отказывалась подчиняться. Произойдет ли однажды то же самое с русским народом?

– Нами командует статуя! – пробормотал Степан Покровский.

Лодка обогнула монумент. Николай не мог оторвать от него взгляда. Издалека ему казалось, что Петр Великий скачет по волнам. Вдалеке, на крыше небольшого здания военной администрации, выстроился весь личный состав караула, приставивший оружие к ноге. Солдат заливало потоками дождя, но они не двигались с места. Их черные регулярно поднимавшиеся вверх кивера напоминали дымоходы. Как долго дожидались они смены? Шлюпка команды матросов, качаясь, подплыла к ним. Дежурный унтер-офицер хриплым голосом отдал приказ. Солдаты тут же предъявили оружие. Этот общий маневр, проделанный на крыше дома под проливным дождем пугалами в мокрых мундирах, с точки зрения Николая, отражал все величие и нелепость военной дисциплины, доведенной до крайности. Он не знал, стоит ли ему восхищаться или страшиться подобной способности к повиновению в русском народе? Революция вдруг показалась ему невозможной.