Дели была у себя и, не зная, что им только что показала корму «Южная Австралия», неосторожно зашла в рубку, чтобы попросить мужа сделать короткую остановку у привлекшей ее внимание песчаной отмели. Она хотела нарисовать забавные по конфигурации скалы: вода и ветры сделали из них нечто, напоминающее зубчатые стены мавританского замка. А он, Брентон, пока она рисует, мог бы искупаться.

– Только и знаешь: остановись здесь, остановись там! То рисовать, то купаться!

Он язвительно поджал губы, и она обратила внимание на твердую и прямую линию его рта. Взгляд его был устремлен на реку, на шее набухли жилы.

– Я… Я только хотела… очень место красивое…

– Запомни: мне надо дело делать! Мы теперь работаем по контракту.

– Джим Пирс говорит, что мы идем с опережением графика, и…

– Нас только что обошла «Южная Австралия», и я намерен догнать ее на следующей заправке, – сказал он хмуро. – Они не настигли бы нас, если бы мы проворнее грузили дрова на предыдущей остановке. Беги вниз, Бен, и передай Чарли, чтобы он выжал из двигателя все, что можно. Если надо, пусть льет в топку керосин!

Дели со вздохом посмотрела на проплывающие мимо пейзажи. Эта часть реки с ее длинными плесами и окаймленными камышом лагунами была очень живописна. Если бы только можно было уделить им какое-то время!

Она задумчиво взглянула на Хэйри Харри, растянувшегося навзничь на теплых досках палубы, прикрыв глаза шляпой. Он бороздил реки в старой неуклюжей лодке, останавливался, где вздумается, ел, когда был голоден, спал, когда чувствовал себя усталым. Ни тебе часов, ни расписания…

Разве жизнь сводится к беспрестанной гонке, к вечной активности? Разве они не люди, а муравьи? Маниакальное стремление Брентона к скорости, к успеху начинало ее утомлять. Как они могли бы быть счастливы на судне вдвоем: купались бы, ловили рыбу, рисовали, лежали и наслаждались жизнью, наконец. Ему, верно, все это быстро наскучило бы. Но какой тогда смысл иметь самое быстроходное на реке судно, владеть целой флотилией судов и тратить здоровье и молодые годы на их приобретение?

Вытяжные трубы бешено ревели, судно напрягалось и вздрагивало от усилий, яростное хлопанье гребных лопастей по воде сливалось в сплошное гудение. Испуганная Дели ухватилась за деревянную стойку. Что, если двойной котел взорвется? Что, если при такой скорости они налетят на корягу или врежутся в берег на крутом повороте? После того что произошло с «Провидением», Дели стала очень нервной, а пожар добавил ей нервозности. Она рискнула положить руку на плечо Брентона, предостерегая его.

Он взглянул на нее с удивлением, почти с неприязнью.

– В чем дело, дорогая? – холодно произнес он, и «дорогая» было не более чем пустой формальностью. – Не мешай, я занят делами.

– Видишь ли… Ты уверен, что эта гонка безопасна, когда у нас два котла? Я хочу сказать, наверное Чарли трудно уследить за обоими…

– Кто из нас двоих капитан? Я ведь не учу тебя, как писать картины! Предоставь мне заниматься своим делом.

Она повернулась и вышла из рубки. Три года! Неужели они женаты всего лишь три года? Когда он успел так измениться? А что будет через десять лет? Через пятнадцать?

Они миновали Бордер-Клифс и старое помещение таможни на южноавстралийской границе, которую они пересекали в первый раз. Оттуда до Ренмарка тянулись скалы, такие красивые по окраске и причудливые по форме, что Дели решилась писать их прямо на ходу. Это было возможно потому, что река извивалась и делала много поворотов; иногда они проходили мимо одной и той же скалы дважды с интервалами в час.

В рубку поднялся кок и доложил, что у него кончились яйца. Хорошо бы остановиться у ближайшей фермы и купить яиц. Брентон бросил взгляд на излучину реки, на широкую отмель за ней.

– Принеси мне сумку, – коротко сказал он.

Сбавив скорость, он передал штурвал повару (помощник в этот час отдыхал после смены) и прыгнул за борт. Примерно через полчаса, когда «Филадельфия» обогнула банку и прошла две извилистые лагуны, Брентон подплыл к судну с сумкой, полной яиц, и взобрался по румпелю на борт, не разбив при этом ни одного яйца. Он натянул на себя сухой свитер и вновь занял место у штурвала как был, в хлюпающих парусиновых туфлях и мокрых рабочих брюках. Дроссельный клапан он сразу же поставил на полную мощность.

Из трубы «Филадельфии» повалил густой черный дым. Дели закрыла глаза, представляя себе, как механик манипулирует с манометром. Хоть бы один был котел, а то два! Если они взорвутся, тогда и костей не соберешь.

Они обогнули излучину и увидели соперника, который здесь, в низовьях реки, чувствовал себя как дома. Через десять минут оба судна поравнялись; «Филадельфия» дала небрежный гудок – Тедди Эдвардс не собирался расходовать пар на победный салют – и прошла мимо так близко, что оба механика, выскочившие из машинных отделений, смогли наградить друг друга ненавидящими взглядами.

– Привет! – крикнул Чарли. – До встречи в Ренмарке, если вы дойдете туда вообще.

– Тьфу на твои два котла! Бог даст, они взорвутся!

Однако «Филадельфия» благополучно прибыла на обрамленный ивняком спокойный плес, где они обнаружили винодельческое хозяйство, процветающее на поливных землях. Ряды виноградных лоз с нежно-зелеными молодыми листочками покрывали плодородную красную почву; темно-зеленые апельсиновые и абрикосовые деревья, высокие груши создавали среди пустынных песков радующий глаз оазис.

Здесь они высадили Хэйри Харри, который напоследок полюбовался на свой портрет и предложил, впрочем, не совсем уверенно, купить его.

– Спасибо тебе за это предложение, Харри, – ответила Дели. – Если бы я хотела расстаться с ним, я бы его просто подарила. Но мне кажется, что это один из моих лучших портретов, и я хочу сберечь его для выставки в Мельбурне.

У Дели появился интерес к жанровой живописи, и она начала искать подходящую композицию. На другое утро, когда «Филадельфия» загружалась для обратного рейса, она встала очень рано и пошла к мосту мимо большой лагуны, где резвились серебристые рыбы. Водная гладь была точно шелковая материя, прошитая серебряными стежками. Рыб, как таковых, не было видно, только ослепительные вспышки света на их боках, когда они выпрыгивали из воды.

Над спокойной поверхностью реки курился легкий пар, рассеивающий отражения эвкалиптов. На мелководье стояла ядреная полногрудая молодайка, чистившая свежевыловленных лещей.

Ее линялое розовое платье было подоткнуто выше колен. Позади нее, на берегу виднелась жалкая хибарка, сколоченная из фанеры и старой жести; трубой служила банка из-под керосина.

– Доброе утро! – произнесла Дели, чувствуя, как поднимается внутри знакомое волнение, а руки сами тянутся к карандашу. Пленительные извивы обнаженных ног, округлые формы плеч, серебристая рыба, бьющаяся в сверкающих от воды руках – все это составляло контраст с жесткой прямой линией ножа, с горизонтальной поверхностью реки; в то же время серебристо-зеленый цвет воды и отраженных эвкалиптов подчеркивали теплые тона женской фигуры. – Ты не возражаешь, если я нарисую тебя?

Дели быстро набросала в этюднике общие контуры и поспешила на судно – за красками и мольбертом. Она провела восхитительное утро, рисуя и разговаривая с рыбаком и его женой, которые угостили ее чудным завтраком из свежайшего жареного леща. После этого она вернулась к работе над картиной. Было уже далеко за полдень, когда она вспомнила, что «Филадельфия» должна отплыть в два часа.

«О, святая Мария!» – прошептала она, внезапно поняв, что означают нетерпеливые пароходные гудки, которые, смутно доходили до ее сознания в течение довольно долгого времени. Она собрала свои принадлежности и побежала, на ходу прокричав чете рыбаков слова прощания и благодарности.

Брентон встретил ее уничтожающим взглядом. Рот его был непреклонно сжат.

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что мы уже целый час держим судно под парами? Сейчас три часа. Где, черт побери, ты пропадала? Бен ищет тебя по всему городу, я даю гудки до умопомрачения…