– Поскольку Дели хочет все оплачивать сама, мы не можем препятствовать, – остановил излияния жены Чарльз. – И Адаму дополнительные занятия не повредят. Хотя, я вижу, он жизнь согласен за партой провести, лишь бы не работать на ферме. Любит он книжки, вон сколько перечитал.

Адам поморщился. Не часто случалось ему слышать от своего добродушного папочки критику в свой адрес, а для мамы он и вовсе идеальный ребенок.

– Ну, спасибо. Тебя послушать – свиньи с овцами самое главное в жизни. Мой их да чисть – и все дела. А мне, может, интересней книжки читать. В университете учиться не придется, путешествовать тоже. Я вообще не могу делать, что хочу. Ты из себя фермера строишь, хозяйство объезжать – шляпу надеваешь с широченными полями, а работает по-настоящему один Илия. И ты это прекрасно знаешь. А против гувернантки я, в принципе, ничего не имею, пусть приезжает. Только меня она вряд ли чему-нибудь новому научит, я и так достаточно всего знаю.

– Высокомерие, молодой человек, обычно до добра не доводит, – Чарльз начал закипать. – Что ты понимаешь в жизни, юнец недозрелый? По-настоящему ты ее еще и не нюхал. Фермерство его не устраивает, видите ли. А на что ты жить будешь?

– Книги буду писать, – буркнул Адам.

– Книги? Да кому нужны твои книги? Что ты на них заработаешь?

– Чарльз, мальчик лучше тебя знает, чем ему заниматься, – перебила Эстер. – Надо подумать, кого приглашать в гувернантки. Не дай Бог, попадется какая-нибудь зазнайка, «синий чулок». Гонору много, а толку чуть.

Старый плоскодонный ялик Или начал протекать и взамен ему в Эчуке купили новый. Тетя, наконец, смилостивилась и позволила Дели кататься с Адамом по реке.

Стоял ясный солнечный день. Адам выгреб на глубину и направил ялик к чужому берегу.

Солнце, не жалея краски, раззолотило облака и кроны деревьев, и зеркальная поверхность реки, в которой они отражались, горела огнем.

Дели, опустив руку в воду, почувствовала приятное сопротивление. Какое счастье плыть вот так вместе с Адамом по залитой солнцем реке!

Лодка прошуршала по дну и остановилась. Брат и сестра выволокли ее из воды и оставили плавать у самого берега в серой илистой жиже.

Совсем рядом они наткнулись на стоянку туземного племени. Люди давно ушли отсюда – лишь брошенные на произвол судьбы лодки да чернеющее в траве старое кострище хранили память об их пребывании.

– Бежим к большому эвкалипту, – вдруг крикнул Адам. – Догоняй! – И, не дожидаясь сестры, помчался вперед.

– Стой! Подожди меня! Подожди!

Дели бежала за Адамом, задыхаясь, из последних сил: еще не хватало остаться одной на чужом берегу. Но Адам вдруг нырнул в густые заросли и исчез. Когда Дели увидела, наконец, брата, он сидел на обнажившихся корнях огромного дерева у самого края обрыва и задумчиво смотрел на воду.

– Ты почему меня не подождал? – набросилась на него Дели. – Знаешь, что я не догоню.

– Да. – Адам отрешенно посмотрел на нее, и Дели поняла: он бежал, чтобы уединиться, она мешает ему, не дает в полной мере ощутить затерянность этого уголка Виктории, где он может остаться наедине с собой.

Неподалеку от того места, где Дели нашла брата, была разбита стоянка. Старая аборигенка Сара сидела у костра, курила трубку, а ее племянница смазывала ей волосы жиром; жир стекал с головы и капал на обнаженные бедра.

Сара – одна из немногих лубра, доживших до преклонных лет, – иногда переправлялась через реку и появлялась у них в доме – не дадут ли «курева»? Старуха была необыкновенно живописна, и Дели уговорила ее попозировать как-нибудь с утра, пообещав за это плитку «курева».

Собираясь кататься по реке, Дели положила в лодку альбом для эскизов и теперь, когда они плыли мимо фермы, достала его и принялась наносить на бумагу рисунок: пейзаж с фермой.

С реки дом и хозяйственные постройки, наполовину скрытые густой прибрежной растительностью, выглядели совсем маленькими и неприметными. А на рисунке и вовсе потерялись.

И хотя Адам похвалил набросок, Дели осталась недовольна собой. Она мечтала написать большое полотно, насыщенное яркими, сочными красками, но увы… такая работа требовала знаний и мастерства. И Дели решила для начала попросить гувернантку позаниматься с ней акварелью.

Ответ на объявление в газете «Риверайн Геральд» пришел из Мельбурна. Некая мисс Баретт писала, что получила вырезку с их объявлением от своих друзей из Риверайна. Друзья зовут ее в гости, так что в скором времени она сможет проездом побывать в Эчуке и лично познакомиться со всей семьей.

Теперь у Джемиесонов только и разговоров было, что о мисс Баретт.

Чарльз втайне надеялся, что новая гувернантка окажется молодой и хорошенькой. Дели же представила мисс Баретт длинной, сухопарой особой и заочно невзлюбила ее.

Уровень воды в реке упал, и можно было добраться до города короткой дорогой, что Джемиесоны и сделали. Оставив хозяйство на Или, они всей семьей отправились в конной повозке, груженной окороками и яйцами, на базар.

С тех пор, как движение по реке прекратилось, а вместе с ним иссяк и поток пассажиров-покупателей, Джемиесонам приходилось самим возить товар на продажу. Почту, которая ранее приплывала пароходом, теперь доставлял дилижанс.

Чтобы встретить его, Или отправлялся на своем ялике к самому дальнему участку реки.

Мисс Дороти Баретт, магистр гуманитарных наук, остановилась в гостинице «Палас» и договорилась встретиться с миссис Джемиесон в комнате для гостей в одиннадцать утра. Без пяти одиннадцать Эстер уже сидела в удобном кресле и нервничала: что за мисс Баретт, чего от нее ждать?

Она отправила Чарльза с детьми пройтись по магазинам. Вдруг в самом деле гувернантка окажется молодой, интересной особой. Эстер сама сделает выбор. В коридоре заскрипели половицы, дверь отворилась и низкий грудной голос произнес:

– Простите, я заставила вас ждать.

В комнату вошла высокая молодая женщина и, остановившись напротив Эстер, протянула ей широкую ухоженную руку с аккуратными ногтями.

Эстер моргнула и пожала протянутую руку.

– Мисс, ээ, мисс Баретт?

– Да.

Молодая женщина, впрочем, не очень молодая, лет тридцать, не меньше – решила Эстер – взяла свободный стул, с размахом переставила его поближе к Эстер и села. Ее ноги в туфлях без каблука припечатались к полу. К туалету мисс Баретт трудно придраться: белоснежная блуза с высоким воротником и узкими манжетами, тщательно отглаженная узкая юбка из голубой саржи, русые вьющиеся волосы аккуратно забраны под соломенную шляпу канотье. И при этом абсолютно мужское рукопожатие!

– Вы ведь миссис Джемиесон, так? – начала мисс Баретт. – Как я поняла из вашего письма, у вас тринадцатилетняя девочка и мальчик пятнадцати лет. Хотя мальчик, я думаю, уже вышел из того возраста, когда нужна гувернантка. Я привезла с собой характеристики. До этого я работала в Мельбурне, в частной школе для девочек. Но когда девочек много, они быстро надоедают.

Она очаровательно улыбнулась; от светло-серых глаз разбежались лучинки морщинок. Эстер невольно улыбнулась в ответ, но тут же опять сделала строгое лицо.

– Я, мисс Баретт, с девочками не очень много общалась. Моя племянница Филадельфия у нас и года не живет, а у меня самой один сын, Адам, – голос ее потеплел, – толковый мальчик. Он учился в Сиднее, мы совсем недавно забрали его из школы. Не знаю, нужны ли ему дополнительные занятия по школьным предметам, но я хочу, чтобы вы научили его этикету и как-то способствовали развитию его литературного таланта. Мальчик собирается стать писателем. Он мечтает об университете, но отец против.

– Если он хочет писать, стоит посерьезней заняться латынью, – заговорила мисс Баретт, – латынь учит чувствовать язык. Затем – французский. С его помощью мальчик сможет читать в подлиннике великих французских романистов.

– Французских романистов! – фыркнула Эстер. – Этих еретиков!

– Английская литература – непременно, – продолжала мисс Баретт, никак не отреагировав на реплику Эстер. – Математика. Она вырабатывает ясность мышления. География и геология научат видеть перспективы пространства и времени. Что касается греческого, я не настаиваю. Мальчик сам решит, насколько ему это нужно. Теперь о девочке. Во-первых, надо будет выявить ее способности, тогда сразу станет ясно, чем с ней заниматься. Хотя, если бы ваши дети были склонны к одним и тем же предметам, это значительно упростило бы дело.