Доктор посмотрел на ее руки, смерил температуру, прослушал грудь и расспросил, как она питается и как спит. Все это казалось Дели несущественным: ее интересовал один-единственный вопрос. А он, закончив обследование, с самым спокойным видом сказал, будто оглушил бомбой:

– Боюсь, что у вас ранняя стадия туберкулеза, мадам. Затронута пока только одна сторона. Если вы хотите поставить болезни заслон, вам будет нужен отдых в теплом сухом климате. Анализ мокроты должен подтвердить диагноз, но я в нем практически не сомневаюсь.

Поначалу она не испытала ничего, кроме чувства облегчения: беременности у нее нет. «Я не советую вам сейчас беременеть», – сказал доктор. – «Вам нужно много бывать на солнце, много отдыхать, пить хорошее красное вино за обедом, принимать общеукрепляющие лекарства…»

Она автоматически сделала заказ на кофе. Взгляд ее был устремлен в стену. «Я советую вам переехать в какой-нибудь район внутри страны», – звучал в ее ушах голос доктора. – «Еще одна зима, проведенная в Мельбурне, может оказаться для вас последней».

Принесли кофе. Она выпила его, не ощущая вкуса, и заказала новую порцию. Голова ее теперь прояснилась, но щеки все еще горели, дыхание было коротким и отрывистым. Она ощутила острую потребность оказаться рядом с Брентоном, чтобы взглянуть на устрашающую проблему из его надежных объятий.

Брентон! Как это он ей сказал?.. «Ты могла умереть…» А ведь так вполне могло случиться – будущая зима могла стать ее последней зимой. Однако в это трудно поверить! У нее еще так много дел, так много надо увидеть и узнать, так много написать картин! Нет, она не может теперь умереть!

«Вам надо уехать… Еще одна зима в Мельбурне… район внутри страны – идеальное место для таких больных, как вы…»

Внезапно ею овладела бурная радость. В течение многих недель со дня отъезда Брентона в Эчуку Дели боролась с собой, пытаясь преодолеть острую тоску по нем. Теперь все решено: надо известить его о своем возвращении. Можно не сомневаться, что Брентон примет ее и такой, с одним легким, точно так же, как и она приняла бы его, если бы он вдруг лишился ноги.

Официантка, принесшая вторую чашку кофе, получила в награду ослепительную улыбку. Дели обхватила чашку руками, чтобы согреть холодные пальцы. Дрожь в ее теле унялась. Она вернется на реку, она всегда знала, что так будет. Там в чистом, пропахшем эвкалиптом воздухе, она поправится. Она обязательно поправится.

Перед свадьбой Дели провела короткое время у супругов Макфи в Бендиго. С переменой климата самочувствие стало лучше, кашель почти прекратился. Было похоже на то, что конфликт между ее чувствами и любовью к искусству разрывал ее на части и сделался причиной страшной болезни. Теперь, когда все разрешилось, она приняла новую жизнь с чувством радости и облегчения. Брентон не соглашался ждать год, пока она не излечится окончательно. Он настаивал на немедленной свадьбе, после которой она будет путешествовать с ним по воде. «Филадельфия» готовилась снова отправиться по реке в солнечные, сухие равнины запада, и он не опасался за исход болезни.

Дели была поражена, увидев, что сделали эти два года с Ангусом Макфи. Он вдруг превратился в развалину. «У него ревматический артрит», – шепнула ей миссис Макфи. Он передвигался не иначе как с палкой. Его массивный корпус согнулся, когда-то сильные руки искривились и стали совершенно беспомощными. Волосы и борода были густы, как прежде, но его синие глаза, веселые и проницательные, теперь потухли. Было видно, что его мучают постоянные боли в воспаленных суставах.

Перед отъездом Дели он подарил ей чек на солидную сумму и сказал:

– Это свадебный подарок. Вам нужна красивая мебель.

– Но ведь я буду жить на корабле, господин Макфи! Где там расставить мебель?

– Нет, ви только послушайте! Жить на воде, на маленький корабль. Где будут играть дети? Они упадут в воду и утонут.

– Да ведь детей еще нет, как вам известно! – засмеялась Дели. – Придется учить их плавать с раннего детства.

– Вряд ли это будет удачный сезон, – хмуро сказал Брентон. – Не знаю, как нам удастся пройти Бич-энд-Папс или даже остров Кембла с двумя баржами.

– А зачем тогда брать две баржи? Прошлый раз ты брал только одну, насколько я помню.

– Тогда я не был женат, и мне не нужно было обеспечивать жену. – Он рассеянно поцеловал Дели. – Теперь я должен зарабатывать больше. Если бы в прошлом году у меня была еще одна баржа с шерстью, это принесло бы мне, по меньшей мере, пятьсот фунтов.

– Но в этом случае нам пришлось бы нанимать еще одного шкипера и двух помощников на баржу, – Дели слегка выделила голосом замененное ею местоимение.

– Это составит двадцать фунтов в месяц, но зато какой доход! Нет, я возьму две баржи.

Дели прекратила спор. Ей в сущности было все равно, одна баржа или две, но она успела заметить, что Брентон перестал даже для вида советоваться с ней по вопросам эксплуатации судна. Его взгляд на их совместное имущество можно было определить так: «Все, что твое – мое; все, что мое, принадлежит мне одному».

– Само собой, – продолжал Брентон, – у нас не будет страховой гарантии на грузы, пока мы не пройдем устье Биджи. У нас нет сертификата страховой компании на буксировку двух барж.

– А почему бы нам их не получить?

– Это займет слишком много времени, а нам выходить через одну-две недели. Страховое свидетельство требуется только на отбуксировку барж вниз по течению; на обратном пути мы будем прикрыты.

Хотя муж всячески старался исключить ее из игры, Дели твердо решила проявлять неназойливый интерес ко всему, что является смыслом его жизни. Она знала, что он любит ее, но только любовь для него не была делом первостепенной важности. Она рассудительно подумала о том, что, к счастью, у нее есть и свое дело, живопись, и здесь она правила безраздельно, не оглядываясь на мужа.

Муж уделил ей после свадьбы три полных дня. Это было, конечно, не самое подходящее время для женитьбы. «Филадельфия» только что вышла после капитального ремонта из сухого дока.

Прошел слух, что выше по течению уровень реки поднимается, и Брентон принялся обзванивать тех членов команды, которых не было в городе, нанимать новых работников и готовиться к погрузке.

На бракосочетании Дели надела кремовый костюм из саржи и шляпку с большими желтыми розами. Шокированная Бесси заявила, что без белой вуали не чувствовала бы себя новобрачной. Но Дели имела собственный взгляд на эти вещи, в Брентону было все равно, лишь бы поменьше хлопот.

Дели была глубоко тронута, видя все усилия, которые приложил дядя Чарльз, чтобы придать себе респектабельный вид ради такого торжественного случая. Он тщательно вычистил свой старомодный темный костюм, лицо его было гладко выбрито, волосы подстрижены. Однако же на пятке левого носка зияла большая дыра. За свадебным обедом он перебрал виски и расчувствовался; слезы градом катились из его покрасневших глаз, застревая в усах.

Когда они приехали к нему, чтобы сообщить о предстоящей свадьбе, он, по-видимому, не слишком этому обрадовался.

– Жить на пароходе! – он с сомнением покачал головой. Они с Дели вдвоем сидели в передней комнате, ныне пропыленной и затянутой паутиной. Он взял ее за руку. – А я-то надеялся, что ты сделаешь блестящую… э… партию. С твоей внешностью, с твоими талантами… Впрочем, я понимаю, что не могу давать тебе советы. Мой собственный брак… – Он тяжело вздохнул. Его грустные воспаленные глаза, его поникшие седые усы тронула меланхолическая улыбка. – Впрочем, если ты счастлива, я полагаю…

Она отметила, что он не договаривает фразы, заканчивая их нечленораздельным бормотанием. На нем были стоптанные ботинки, рабочие брюки, подвязанные бечевкой и рубашка далеко не первой свежести. Дели было странно слышать от дяди Чарльза нарекания в адрес ее будущего мужа, франтоватого Брентона, который, готовясь к встрече с родственником невесты, долго и старательно приглаживал щеткой непослушные кудри. Чего стоил один высокий белоснежный воротничок, подпиравший выбритый до синевы подбородок.