Они не успели добежать до реки, когда деревья на берегу вспыхнули в лучах прожекторов и быстро погрузились в кромешный мрак. Они опоздали!

– Я могу взять лодку в конце концов, – сказал Адам.

– Только будь осторожен: в темноте на тебя может наскочить какое-нибудь судно.

Адам бросил саквояж в лодку, взял у Дели книги и отдал ей фонарь.

– Лучше оставь его себе! – запротестовала она.

– Со мной все будет в полном порядке, Дел. До встречи! – Он сжал на прощание ее локоть. Течение сразу подхватило легкое суденышко, и ему оставалось только направлять его веслами.

Дели оглянулась на темный молчаливый дом. Луны не было, но в просветах меж тучами виднелись звезды, которые помогли ей различить на светлой поверхности реки темное пятнышко лодки, увлекаемой течением.

Бегущий в полной тишине стремительный поток, склонившиеся над ним деревья, полускрытый вуалью облаков таинственный небосвод – все порождало предчувствие несчастья. Когда лодка скрылась за изгибом реки, Дели вдруг подумала, что больше никогда не увидит Адама, и сердце в ней сжалось от страха.

Наутро, обнаружив нетронутую постель сына и прочитав оставленную им записку, Эстер впала в истерику и вынуждена была прибегнуть к флакончику с серебряной пробкой, где хранилась успокаивающая нервы нюхательная соль. Она требовала, чтобы Чарльз немедленно ехал в Эчуку и привез сына домой, если, конечно, тот не утонул ночью в реке.

Однако Чарльз проявил неожиданную твердость. Он отвечал, что рад за Адама, сумевшего найти себя в эти трудные времена. Материальная независимость послужит ему на пользу. Исчерпав свои самые сильные аргументы, Эстер сдалась при условии, что муж отправится в город на следующий день, чтобы посмотреть, как устроился сын с жильем, и договориться насчет стирки белья.

– Я не в силах ехать сама – жаловалась она. – Придется тебе, Филадельфия, поехать вместо меня. В эти холода у меня снова прострелило поясницу. Подумать только – сын ушел, не сказав мне ничего!

На этот раз они ехали кружным путем – через дюны. Дели напряженно всматривалась в пустынную дорогу, боясь увидеть в ней встречного гонца с известием о смерти Адама. Однако они добрались до города, не повстречав никого, кроме пастуха со стадом овец.

Они отыскали здание, на окнах которого было выведено золотыми буквами: «Риверайн Геральд». Дели робко вошла туда вслед за дядей Чарльзом. После недолгого ожидания в передней их впустили в небольшую комнату, где под часами с маятником сидел бородатый редактор. Пол комнаты был завален рулонами газетной бумаги.

Светло-голубые глаза мужчины зажглись доброжелательным интересом. Он извлек трубку из глубин необъятной пегой бороды и спросил с заметным шотландским акцентом:

– Чем могу слюжить?

– Я ищу сына, его зовут Адам Джемиесон, – сказав это, Чарльз окинул взглядом комнату, посмотрел на часы и снова уставился на редактора. Получилось так, как будто он искал Адама в этом кабинете. – Видите ли, он уехал из дома, не посоветовавшись с родителями.

– Вы господин Джемиесон? А эта прелестная девошька – его сестра?

– Это его кузина, мисс Филадельфия Гордон.

– О, какое большое имя для маленькой девошьки. Адам! – крикнул он неожиданно громко так, что Дели даже вздрогнула. Вместо «Адам» у него получалось «А'тм».

На пороге возникла фигура в перепачканном краской кожаном фартуке. Адам изо всех сил старался сохранить гордый и независимый вид, однако это ему плохо удавалось. Лоб его был в чернилах, густая прядь золотистых волос упала на глаза, – он был похож на беспомощного подростка.

– Адам, мой мальчик! Почему ви не сказали, что отец не давал согласия?

– Я не спрашивал его согласия, потому что не хотел рисковать. Мое желание противоречило его воле. – Произнося эти вызывающие слова, Адам искоса взглянул на отца.

– Почему же ты не поговорил со мной, сын? Я только рад, что ты нашел себе дело по душе. Фермер из тебя не получится, это ясно. Но ты утверждал, что тебя взяли репортером… – с этими словами Чарльз указал на его грязный фартук.

Адам весь вспыхнул.

– Так оно и есть! Но пока я учусь.

– О, да! Надо изучать все операции, надо делать набор, печать. Ваш сын будет короший репортер.

Адам обрел прежнюю самоуверенность.

– Можно показать им печатный станок, сэр? – спросил он.

Мистер Макфи, успевший водворить трубку на прежнее место, махнул рукой в знак согласия. Они прошли по узкому коридору в комнату с высоким потолком. Двое парней в фартуках сидели на скамье, наблюдая за работой печатного станка.

– Это со мной, Элф, – небрежно бросил одному из них Адам. (Позже он объяснил Дел, что у обоих были одинаковые имена, и чтобы не путать, одного называли «Рыжий Элф», а другого – «Элф-брюнет».)

Чарльз, не слишком доверявший машинам, придирчиво разглядывал смазанный краской пресс, шрифты, металлические кассы. Дели довольно втягивала воздух: в типографии пахло свежеотпечатанной книгой.

– У тебя весь лоб в чернилах, – сказал Адаму отец. – Видела бы тебя сейчас твоя мать!

– Она не увидит, а значит, и говорить не о чем, – возразил Адам. Он достал платок и начал вытирать лицо не с той стороны, где было пятно. Дели взяла у него платок и вытерла ему лоб – на нем осталось лишь едва заметное пятнышко.

– Теперь я сожалею, что убежал, не сказавшись, но я боялся новой сцены. Ты ведь знаешь нашу мать!

Чарльз промолчал. Кто-кто, а он знал ее хорошо.

Когда Адам вел их к выходу, им повстречалась супруга редактора, обворожительная невысокая дама в модной шляпке. Лицо у нее было круглое, голос нежный – полная противоположность громовому голосу мужа. Дели объяснила, что тетя поручила ей посмотреть, в каких условиях живет ее сын, и что она не знает, как взяться за дело.

– Я пойду вместе с тобой, моя милая, и мы вместе атакуем его хозяйку, – сказала миссис Макфи. – Адам, почему вы не сказали нам, что прячете такую хорошенькую кузину на своей ферме? Пусть ваша супруга не тревожится, господин Джемиесон: я всегда присматриваю за начинающими работниками, чисто по-матерински.

– Только не скрывай от меня ничего! Бедный мальчик скучает по дому, он грустит, голодает… – Эстер потянулась за носовым платком.

– Нет, тетя Эстер! Адам любит свою работу, он всем доволен и счастлив, – сказав это, Дели поняла, что от нее ожидают другого, и тактично добавила: – Разумеется, ему недостает вашей кухни, но он так занят, что ему некогда привередничать. Хозяйка квартиры лично следит за его бельем. Жена редактора, славная такая женщина, очень к Адаму внимательна. Ты ведь знаешь, тетечка, как он умеет привлекать людей.

Эстер слабо улыбнулась.

– Ах, он вечно забывает менять носки. И понимает ли эта дама, что когда мальчик растет, ему требуется усиленное питание?

– Его кормят там значительно лучше, чем нас кормили в пансионе, тетя.

Эстер успокоилась. Разумеется, это лучше, чем посылать его учиться в Сидней, или в этот ужасный Мельбурн, где он был бы целиком предоставлен самому себе.

– Мы должны благодарить Господа, что Адам добрался туда живым и невредимым после того безумного ночного путешествия в полной темноте. Когда я после сообразила, что это было 13-е число, я уже не чаяла увидеть его живым! Это доказывает, что божественное Провидение не оставляет пас.

И сделав этот не вполне логичный вывод, она принялась за плетение салфеточки для кресла из обрывков пряжи.

Когда Адам впервые появился дома с подарком для матери, купленным на свое первое жалованье, Эстер снова достала носовой платок. Однако она скоро осушила слезы и повеселела, слушая рассказы сына и разглядывая альбом с вырезками, куда он не без гордости наклеил свои первые репортерские опыты: отчеты о спуске на воду новых колесных пароходов, о судах, налетевших на корягу и пошедших ко дну; заметки о жизни видных политических деятелей; криминальную хронику.

Уголовные дела были, как правило, результатом пьяных драк: в период высокой воды город был наводнен безработными матросами, сбежавшими с океанских судов.