К марту тоненькая струйка воды иссякла вовсе, однако новая экспедиция вверх по реке ничего не дала: туда тоже не поступала вода. Великий Муррей являл собой лишь длинную цепь неподвижных омутов.

Дели смотрела на мертвую заводь, где стояла «Филадельфия», все еще державшаяся на плаву, и думала о бесконечно бегущем потоке времени. Как часто бывало она говорила о себе: «Если бы только время остановилось! Если бы этот миг длился вечно!»

Теперь она видела, что это означало бы прекращение развития. Разве хотела бы она остаться на всю жизнь ребенком, сосредоточенно выковыривающим мох из щелей между красными кирпичами в дедушкином саду? Существом, наделенным, подобно животному, органами чувств, ощущающим тепло, вдыхающим земляной запах мха, замечающим контраст красного и изумрудного цветов, но лишенного способности мыслить? Что знает ребенок о красоте и жестокости жизни?

Даже та счастливая мечтательная девочка, стоящая вместе с Адамом среди золотистых лютиков, лежащая в буше на ковре из опавших эвкалиптовых листьев… Нет! Она предпочитает перемены, развитие, приобретение опыта, плавный, но неумолимый ход времени. Река, безвозвратно уносящая все с собой, постоянно обновляется, хотя составляющие ее капли теряются в океане, который поджидает ее где-то впереди.

Теперь ей шел двадцать четвертый год, ее ребенок должен был родиться в мае. Незаметно проходили недели и месяцы этой странной жизни в речном плену, но для нее, Дели, время измерялось категориями иной жизни, которую она носила в себе и первые слабые толчки которой она ощущала со смешанным чувством страха и восхищения. Если река не тронется к концу апреля, Дели отправится в Суон-Хилл, а оттуда – в Мельбурн, где она будет рожать.

В апреле, в месяце, когда отмечали в том году Пасху, праздник Христова Воскресения, река пошла; сначала чуть заметная струйка, потом – грязный, извивающийся по самому дну русла поток – такой узкий и такой мутный, что трудно было поверить в то, что река когда-нибудь снова станет глубокой и чистой.

Отсутствующим членам команды были отбиты телеграммы, за другими были отправлены нарочные в Суон-Хилл; брезентовые чехлы с судов сняли и все приготовились к отплытию, как только будет достаточно воды под десятью эвкалиптовыми килями застрявших пароходов.

После двух вынужденных стоянок «Филадельфия» была в прекрасном состоянии, так как оставшиеся на ней матросы, чтобы хоть чем-то занять себя, драили, красили и ремонтировали судно, пока оно не стало, как новое.

На первой неделе мая «Филадельфия» двинулась вверх по реке. Тедди Эдвардс, всегда отличавшийся нетерпением, захотел и здесь быть первым и не стал дожидаться хорошей воды. Ему было достаточно двух дюймов под килем.

На мосту Соун-Хилл случилась задержка. Уже очень давно здесь не проходил ни один пароход, и подъемные механизмы заржавели, а механики разбаловались. Брентону было сказано, что проход будет открыт только через час. Тот весь кипел от негодования. Дели меж тем сошла на берег – купить белой шерсти и шелковых лент, а также показаться доктору. Тот остался доволен ее состоянием и сказал, что не предполагает никаких осложнений, но тазовое отверстие у нее узкое, и потому ей лучше рожать в Эчуке, в больнице.

В легких у нее доктор не нашел никаких отклонений от нормы. «Кто вам определил туберкулез?» – удивлялся он. Оказывается, даже врач, практикующий в крупном городе, может допускать ошибки. «Фактически, моя милая, я сильно сомневаюсь, чтобы у вас было что-нибудь более серьезное, чем хронический бронхит.»

Миссис Слоуп была страшно огорчена ее отъездом. Надев чисто выстиранное хлопковое платье, она пришла проститься. За чашкой чая она рассказала Дели, что их ферма уже заложена, а банк не дает больше кредитов. Если засуха не кончится в самое ближайшее время, придется им оставить ферму воронам, а самим переезжать в Мельбурн, в дом призрения.

– Должен же, наконец, пойти дождь! – упрямо произнесла она, устремив взгляд в незамутненную бездну небес – тех самых небес, что обращали свой чистый лик ко всем странникам, погибающим в безводной пустыне.

Дели с ней согласилась. В конце концов, близился холодный сезон, когда река возобновит свое течение.

– И тогда вы уплывете… Вы были… не могу выразить, чем вы были для меня. За столько лет я получила возможность поговорить с человеком. Спасибо вам, дорогая, и благослови вас Бог! – с этими, словами она сунула Дели собственноручно вышитую наволочку.

Та взяла ее огрубевшие руки в свои.

– Для меня тоже много значили наши встречи, – с чувством сказала она. – Благодарю вас за вашу доброту. Мне кажется несправедливым, что я так счастлива, а вам пришлось вынести столько всего – и эта засуха, и… и все остальное, – она запнулась, чувствуя, что не должна говорить более откровенно.

– Не говорите так, моя славная. Счастья вам! Надеюсь, у вас будет мальчик.

У Дели был мальчик, но ей не пришлось рожать в Эчукской больнице. Неделю спустя после начала плавания они все еще поднимались вверх по реке, прибегая к помощи лебедки и верпа, то у Черного пня, то у заводи Узкая воронка, то у водопада Келпи и во всех других опасных местах на узком, извилистом, полном коряг участке русла, который проходит вдоль острова Кембла.

Черные лебеди и дикие утки собрались здесь во множестве. Широкое дно озер Мойра, заливы и заводи были еще сухими, и птицы слетались у окаймленного лесами речного ложа, где их в течение года не тревожил ни один пароход.

Хотя уже прошли первые дожди, нанесенные ветром с нагорья, погода стояла все еще жаркая. Пессимист Чарли взяв на себя роль самозваного предсказателя погоды, мрачно предрекал новый засушливый год.

– Еще один такой год, каким были два последних, и речной торговле придет конец, помяните мое слово! – Он говорил так каждую весну. – На этот раз будет самое ужасное лето, вот посмотрите!

Однако его никто особенно не слушал.

В Юстане, в Тули-Бак и у переправы Гонн, где имелись перевозчики, шли разговоры о предстоящем строительстве моста.

– Только лишние трудности для навигаторов, – ворчал Брентон. Однако в Кундуруке они увидели почти отстроенный мост, соединяющий город Бэрхам штата Новый Южный Уэльс с противоположным берегом. Заслышав пароходный гудок, сбежались целые толпы зевак, так как «Филадельфия» пришла первой в этом сезоне. Под их ликующие крики Брентон на полной скорости прошел через поднятую секцию моста лишь на несколько футов шире самого судна.

Дели, находившаяся в рубке, страшно нервничала. Ребенок, которого она носила, заставлял ее больше думать о своей безопасности, чем раньше. Но Брентон только смеялся над ее страхами: ему льстило восхищенное внимание толпы.

Теперь начался свободный участок реки, и Брентон отдыхал в своей каюте, изредка поднимаясь в рубку. Волосы у него были взлохмачены, на подбородке засела многодневная щетина. Он стал безразличен к своей внешности, брился, когда придется и шлепал по палубе в порванных туфлях.

Никто не мог предполагать, что «Филадельфия» была первым и последним судном на ближайшие две недели. Возбужденная толпа, не дожидаясь, когда поднятая секция как следует станет на место, хлынула на мост, торопясь вернуться домой. Секция осела под их тяжестью, ворот бешено раскрутился и под действием центробежной силы разлетелся на куски, едва не убив рабочих. Новый подъемный механизм был завезен и установлен только спустя две недели.

Когда они покидали Бэрхам, там было жарко и пыльно; раскаленный северный ветер дул из пораженного засухой сердца континента. Основное направление судна было юго-восточное, но река так сильно петляла, что ветер налетал то со спины, то обжигал лицо.

День близился к вечеру. Брентон вглядывался в красное облако пыли, стоящее перед ним. Дели прилегла в каюте, пристроив поудобнее живот. Плод переместился вниз и затих, будто собираясь с силами перед актом рождения.

Внезапно на палубе раздались испуганные крики, топот ног, и Дели приподнялась в безотчетной тревоге. Она слышала, как на палубе загремели ведрами, как полилась вода. Ведь не собираются же они делать уборку в такой поздний час! И тут сквозь дверь каюты просочился едкий запах, который она хорошо помнила и боялась, – это был запах пожара.