Брентон дважды прикрыл глаза.

– Ну, хорошо, я буду капитаном, а ты помощником. Мы сделаем в твоей каюте огромный иллюминатор, и ты сможешь видеть все, что происходит вокруг. Правда, хорошо?

Он устало прикрыл глаза, и Дели сжала его безжизненную руку. Ей вдруг стало так нестерпимо жаль мужа, что она уронила голову ему на грудь и заплакала.

Ее горечь и обиды прошлых лет показались мелочными и ничтожными в сравнении с постигшим его несчастьем.

Внезапно на нее нахлынули любовь и нежность к этому потерпевшему крушение человеку, похожему сейчас на прославленный корабль, оказавшийся вдруг на мели.

Болезнь избавила Брентона от приступов неукротимой ярости. Теперь каждый раз, когда Дели входила в комнату, в его глазах вспыхивал радостный огонек. Но уголки рта оставались всегда горько опущенными.

О трудностях Дели не думала, хотя их немало свалилось на ее плечи; Брентон, беспомощный как младенец и маленький сын требовали ухода. Ей предстояло управлять судном с помощью вечно пьяного механика и мальчишки, который еще ни разу не бывал в рубке.

Она уже подумывала о коке, который приглядывал бы и за Брентоном, и за Алексом, пока она будет занята судном, – его-то доверить пока некому, – когда-то их новый помощник сможет отличить корягу от рифов?

Что же до живописи, на это времени, конечно, не останется. Честолюбивые замыслы, бродившие в ней с юности, постепенно ушли. Она решительно убрала кисти и краски в ящик, закрыла его на висячий замок, а ключ бросила в реку.

Чарли Макбин приехал проведать Брентона. Кустистые брови побелели, но голубые глаза по-прежнему горели гордой независимостью.

Хотя Дели и предупредила его о теперешнем положении Брентона, он, увидав бывшего капитана в столь плачевном состоянии, буквально потерял дар речи. Он сидел возле кровати и, сжимая неподвижную руку, быстро моргал. А над кроватью плыл густой запах лука.

…Поднявшись на «Филадельфию», Чарли как детям, обрадовался двигателю и котлу; что-то напевая, он нежно протер их чистой ветошью. «Я знаю, чего ждать от миссис, она меня тоже знает. И все для меня сделает».

– Тедди – шкипер, как и раньше, ты понял? – чеканя слова, сказала Дели. – Комиссия хотя и выдала мне разрешение, но управлять будет Брентон: он из своей каюты увидит все.

Оба они, конечно, понимали, что это ложь, и Брентон никогда уже не сможет управлять судном, но Чарли согласно закивал и, вытерев нос тыльной стороной руки, сказал:

– Тедди Эдвардс на суше загнется, по себе знаю. Он и больной многих шкиперов за пояс заткнет. – «Бедный старик Тедди! Хорошо, что он не видит себя со стороны!», механик с шумом выдохнул, и Дели невольно отодвинулась – уж очень сильно шибало луком, которым Макбин по привычке глушил запах спиртного.

– А ты, бедовая, миссис, – вдруг сказал Чарли. – Я бы тебе это дело доверил.

Дели покраснела, как девочка, и улыбнулась. Такие слова в устах женоненавистника Чарли – высшая похвала.

Чарли работа на «Филадельфии» пришлась как нельзя кстати. Владельцы почтовых и пассажирских пароходов, ходивших по расписанию, его не брали из-за длительных запоев, а торговых судов, на которых нуждались в механиках, становилось все меньше. Засуха нанесла серьезный урон речной торговле; железные дороги все больше и больше вытесняли пароходство.

Дели решила продать остатки виски в Уайкери. Ей хотелось избавиться от этого груза, пока до него не добрался Чарли. Но вырученных денег все равно не хватало на покупку товара, и она ломала голову, где их взять, как вдруг неожиданно проблема разрешилась.

Милый старый дядя Чарльз словно узнал о ее нужде и пришел на помощь. Немало поблуждав по береговым поселкам, с фермы пришло письмо, в котором сообщалось о смерти Чарльза Джемиесона и переходе фермы в руки Филадельфии Эдвардс.

Первой мыслью Дели было отказаться от нелегкой затеи с капитанством и отправиться всей семьей на ферму. Там, по крайней мере, не умрешь с голоду. Но это было бы сродни предательству – Дели чувствовала это. И она отвергла искушение. На следующий день ею была составлена телеграмма в эчукскую компанию по делам завещаний с просьбой продать все возможное и выслать ей деньги. В таком решении у Дели и компании был взаимный интерес: у Дели – чтобы душеприказчики назначили оптимальную цену, у компании – получить от продажи как можно больше комиссионных.

Последняя ниточка, связывающая ее с родными, порвалась. У Брентона тоже почти никого не осталось – только какие-то родственники в Сиднее. Но через детей устанавливались новые связи. Дети ее – австралийцы. Они родились в этой стране, и по линии Эдвардсов являют собой уже третье поколение в Австралии. Англия в их представлении всего лишь туманная заморская страна, которую они изучали на уроках географии. Может, когда-нибудь им придется побывать на родине матери. Но Дели этот путь не по силам, слишком силен в ней страх перед морем.

«Палочка-выручалочка» мистер Мелвилл сделал в каюте Брентона новый иллюминатор во всю стену, прямо возле его кровати.

Брентон лежал в каюте, глядя, как на потолке пляшут солнечные блики, и лицо его казалось умиротворенным; горькие складки в уголках рта разгладились, глаза посветлели. Дели, помня, как Брентон в первое время после свадьбы знакомил ее с лесными цветами, сорвала несколько муррейских ромашек и принесла к нему в каюту: маленькие солнышки в ореоле белых лучиков. Она вложила один цветок в руку, безжизненно лежавшую на одеяле. У Брентона захрипело в горле и, к ужасу Дели, из его глаз, смотревших на цветы, выкатились две слезы. Брентон закрыл глаза, но слезы продолжали течь. Первые слезы за все время их знакомства.

Дели бросилась к мужу, пристыженная, потерянная. Все слова утешения, которые вертелись у нее на языке, так и остались невысказанными. Да и что можно сказать мужчине в подобном положении? Цветок все сказал за нее: «Пришла весна, жизнь продолжается, но тебе уже не дано ее видеть».

Слезы текли и текли из его глаз. Дели вынула из кармана носовой платок и, промокнув их, приложила платок к своим глазам.

– Чарли разогревает мотор, – наконец сказала она, – сейчас будем отправляться. Тебе сразу станет лучше, вот увидишь, ты ведь всегда говорил, что пароход – живое существо. Он с радостью отправится в новое плавание. Смотри в иллюминатор, вдруг я что-нибудь напутаю. Ты слышишь, Брентон? – спросила она, глядя в неподвижное лицо мужа.

Глаза открылись, и веки дрогнули – один раз. Она поцеловала застывшее лицо и вышла из каюты, негодуя в душе на жизнь, которая способна проделывать с человеком такие штуки. Она всегда любила жизнь, но порой наступали моменты, когда все в ней восставало против ее несправедливой, бессмысленной жестокости. Так было, когда погиб Адам и когда она потеряла своего первенца. Вот и теперь она обращалась к судьбе с немым вопросом: во что, жестокая, превратила ты этого неукротимого жизнелюба?

В рубке настроение ее немного поднялось. Они уплывали от страшного места, река несла их в будущее, которое, конечно уж, не будет таким мрачным. Жаль, что пришлось оставить на берегу детей. Но она будет часто приходить к ним в дом на скале, да и миссис Мелвилл позаботится о них лучше, чем она сама. Малышка Мэг к ней сразу привязалась.

Замирая от страха и одновременно гордясь собой, Дели стронула пароход с места и направила его вниз по течению. Пароход вдруг громко и протяжно загудел, словно и не торчал здесь больше года без движения. Шлепали по воде колеса, пыхтела труба, выпуская в воздух струи дыма.

Чарли поднялся на палубу и остановился на нижней ступени рулевой рубки.

– Все в порядке, миссис, – сказал он. – Хотя и не приходилось раньше женщине подчиняться, я привыкну. А на гудок внимания не обращай, юнец-то зеленый совсем, не знает ничего, сигналит, как на пожар.

– Ничего, Чарли. Шкиперу, я думаю, понравилось. Она и сама обрадовалась этому гудку. Он прозвучал, как непокорный вызов судьбе. Дели закрыла глаза и услышала далекое эхо протяжного гудка. Эхо катилось по реке, свободное и непобедимое, отзываясь с невидимых еще глазу далеких излучин. Все дальше и дальше вперед звал его голос…