Командиру 5-го Александровскго полка (Никитину) В вечерний час на небосклоне Порой промчится метеор. Мелькнув на миг на темном фоне, Он зачаровывает взор. Таким же точно метеором, Прекрасным огненным лучом, Пред нашим изумленным взором И вы явились пред полком. И, озаряя всех приветно, Бросая всюду ровный свет, Вы оставляете заметный И – верьте – незабвенный след. Что я прочел? Вам скучно, Лери... Что я прочел? Вам скучно, Лери, И под столом лежит Сократ, Томитесь вы по древней вере? – Какой отличный маскарад! Вот я в моей каморке тесной Над вашим радуюсь письмам. Как шапка Фацета прелестна Над милым девичьим лицом. Я был у вас, совсем влюбленный, Ушел, сжимаясь от тоски, Ужасней шашки занесенной, Жест отстраняющей руки. Но сохранил воспоминанье О дивных и тревожных днях, Мое пугливое мечтанье О ваших сладостных глазах. Ужель опять я их увижу, Замру от боли и любви И к ним, сияющим, приближу Татарские глаза мои?! И вновь начнутся наши встречи, Блужданья ночью наугад, И наши озорные речи, И острова, и Летний сад?! Но, ах, могу ль я быть не хмурым, Могу ль сомненья подавить? Ведь меланхолия амуром Хорошим вряд ли может быть. И, верно, день застал, серея, Сократа снова на столе, Зато «Эмали и камеи» С «Колчаном» в самой пыльной мгле. Так вы, похожая на кошку, Ночному молвили «прощай» — И мчит вас в психоневроложку, Гудя и прыгая, трамвай. Взгляните: вот гусары смерти... Взгляните: вот гусары смерти! Игрою ратных перемен Они, отчаянные черти, Побеждены и взяты в плен. Зато бессмертные гусары, Те не сдаются никогда, Войны невзгоды и удары Для них как воздух и вода. Ах, им опасен плен единый, Опасен и безумно люб, Девичьей шеи лебединой И милых рук, и алых губ. Канцона Бывает в жизни человека Один неповторимый миг: Кто б ни был он, старик, калека, Как бы свой собственный двойник, Нечеловечески прекрасен Тогда стоит он, небеса Над ним разверсты. Воздух ясен, Уж наплывают чудеса. Таким тогда он будет снова, Когда воскреснувшую плоть Решит во славу бога-Слова К небытию призвать господь. Волшебница, я не случайно К следам ступней твоих приник, Ведь я тебя увидел тайно В невыразимый этот миг. Ты розу белую срывала И наклонялась к розе той, А небо над тобой сияло, Твоей залито красотой. Канцона
Лучшая музыка в мире – нема! Дерево, жилы ли бычьи Выразить молнийный трепет ума, Сердца причуды девичьи? Краски и бледны и тусклы! Устал Я от затей их бессчетных. Ярче мой дух, чем трава иль метал, Тело подводных животных! Только любовь мне осталась, струной Ангельской арфы взывая, Душу пронзая, как тонкой иглой, Синими светами рая. Ты мне осталась одна. Наяву Видевши солнце ночное, Лишь для тебя на земле я живу, Делаю дело земное. Да! Ты в моей беспокойной судьбе — Иерусалим пилигримов. Надо бы мне говорить о себе На языке серафимов. Вы дали мне альбом открытый... Вы дали мне альбом открытый, Где пели струны длинных строк, Его унес я, и сердитый В пути защелкнулся замок. Печальный символ! Я томился, Я перед ним читал стихи, Молил, но он не отворился, Он был безжалостней стихий. И мне приходиться привыкнуть К сознанью, полному тоски, Что должен я в него проникнуть, Как в сердце ваше, – воровски. В день рождения Мика Первая книга Гиперборея Вышла на свет, за себя не краснея, Если и будет краснеть вторая, То как Аврора молодая, Красными буквами пламенея, Видом прелестным сердца пленяя. |