Судан Ах, наверно, сегодняшним утром Слишком громко звучат барабаны, Крокодильей обтянуты кожей, Слишком звонко взывают колдуньи На утесах Нубийского Нила, Потому что сжимается сердце, Лоб горяч и глаза потемнели И в мечтах оживленная пристань, Голоса смуглолицых матросов, В пенных клочьях веселое море, А за морем ущелье Дарфура, Галереи-леса Кордофана И великие воды Борну. Города, озаренные солнцем, Словно склады в зеленых трущобах, А из них, как грозящие руки, Минареты возносятся к небу. А на тронах из кости слоновой Восседают, как древние бреды, Короли и владыки Судана, Рядом с каждым, прикованный цепью, Лев прищурился, голову поднял И с усов лижет кровь человечью, Рядом с каждым играет секирой Толстогубый, с лоснящейся кожей, Черный, словно душа властелина, В ярко-красной рубашке палач. Перед ними торговцы рабами Свой товар горделиво проводят, Стонут люди в тяжелых колодках И белки их сверкают на солнце, Проезжают вожди из пустыни, В их тюрбанах жемчужные нити, Перья длинные страуса вьются Над затылком играющих коней, И надменно проходят французы, Гладко выбриты, в белой одежде, В их карманах бумаги с печатью, Их завидя, владыки Судана Поднимаются с тронов своих. А кругом на широких равнинах, Где трава укрывает жирафа, Садовод Всемогущего Бога В серебрящейся мантии крыльев Сотворил отражение рая: Он раскинул тенистые рощи Прихотливых мимоз и акаций, Рассадил по холмам баобабы, В галереях лесов, где прохладно И светло, как в дорическом храме, Он провел многоводные реки И в могучем порыве восторга Создал тихое озеро Чад. А потом, улыбнувшись, как мальчик, Что придумал забавную шутку, Он собрал здесь совсем небывалых, Удивительных птиц и животных. Краски взяв у пустынных закатов, Попугаям он перья раскрасил, Дал слону он клыки, что белее Облаков африканского неба, Льва одел золотою одеждой И пятнистой одел леопарда, Сделал рог, как янтарь, носорогу, Дал газели девичьи глаза. И ушел на далекие звезды — Может быть, их раскрашивать тоже. Бродят звери, как Бог им назначил, К водопою сбираются вместе, И не знают, что дивно-прекрасны, Что таких, как они, не отыщешь, И не знает об этом охотник, Что в пылающий полдень таится За кустом с ядовитой стрелою И кричит над поверженным зверем, Исполняя охотничью пляску, И уносит владыкам Судана Дорогую добычу свою. Но роднят обитателей степи Иногда луговые пожары. День, когда затмевается солнце От летящего по ветру пепла И невиданным зверем багровым На равнинах шевелится пламя, Этот день – оглушительный праздник, Что приветливый Дьявол устроил Даме Смерти и Ужасу брату! В этот день не узнать человека, Средь толпы опаленных, ревущих, Всюду бьющих клыками, рогами, Сознающих одно лишь: огонь! Вечер. Глаз различить не умеет Ярких нитей на поясе белом; Это знак, что должны мусульмане Пред Аллахом свершить омовенье, Тот водой, кто в лесу над рекою, Тот песком, кто в безводной пустыне. И от голых песчаных утесов Беспокойного Красного Моря До зеленых валов многопенных Атлантического Океана Люди молятся. Тихо в Судане, И над ним, над огромным ребенком, Верю, верю, склоняется Бог. Абиссиния
Между берегом буйного Красного Моря И Суданским таинственным лесом видна, Разметавшись среди четырех плоскогорий, С отдыхающей львицею схожа, страна. Север – это болота без дна и без края, Змеи черные подступы к ним стерегут, Их сестер-лихорадок зловещая стая, Желтолицая, здесь обрела свой приют. А над ними насупились мрачные горы, Вековая обитель разбоя, Тигрэ, Где оскалены бездны, взъерошены боры И вершины стоят в снеговом серебре. В плодоносной Амхаре и сеют и косят, Зебры любят мешаться в домашний табун, И под вечер прохладные ветры разносят Звуки песен гортанных и рокота струн. Абиссинец поет, и рыдает багана, Воскрешая минувшее, полное чар; Было время, когда перед озером Тана Королевской столицей взносился Гондар. Под платанами спорил о Боге ученый, Вдруг пленяя толпу благозвучным стихом, Живописцы писали царя Соломона Меж царицею Савской и ласковым львом. Но, поверив Шоанской изысканной лести, Из старинной отчизны поэтов и роз Мудрый слон Абиссинии, негус Негести, В каменистую Шоа свой троя перенес. В Шоа воины хитры, жестоки и грубы, Курят трубки и пьют опьяняющий тэдж, Любят слушать одни барабаны да трубы, Мазать маслом ружье, да оттачивать меч. Харраритов, Галла, Сомали, Данакилей, Людоедов и карликов в чаще лесов Своему Менелику они покорили, Устелили дворец его шкурами львов. И, смотря на потоки у горных подножий, На дубы и полдневных лучей торжество, Европеец дивится, как странно похожи Друг на друга народ и отчизна его. Колдовская страна! Ты на дне котловины Задыхаешься, льется огонь с высоты, Над тобою разносится крик ястребиный, Но в сияньи заметишь ли ястреба ты? Пальмы, кактусы, в рост человеческий травы, Слишком много здесь этой паленой травы… Осторожнее! В ней притаились удавы, Притаились пантеры и рыжие львы. По обрывам и кручам дорогой тяжелой Поднимись, и нежданно увидишь вокруг Сикоморы и розы, веселые села И зеленый, народом пестреющий, луг. Там колдун совершает привычное чудо, Тут, покорна напеву, танцует змея, Кто сто талеров взял за больного верблюда, Сев на камне в тени, разбирает судья. Поднимись еще выше! Какая прохлада! Точно позднею осенью пусты поля, На рассвете ручьи замерзают, и стадо Собирается кучей под кровлей жилья. Павианы рычат средь кустов молочая, Перепачкавшись в белом и липком соку, Мчатся всадники, длинные копья бросая, Из винтовок стреляя на полном скаку. Выше только утесы, нагие стремнины, Где кочуют ветра, да ликуют орлы, Человек не взбирался туда, и вершины Под тропическим солнцем от снега белы. И повсюду, вверху и внизу, караваны Видят солнце и пьют неоглядный простор, Уходя в до сих пор неизвестные страны За слоновою костью и золотом гор. Как любил я бродить по таким же дорогам, Видеть вечером звезды, как крупный горох, Выбегать на холмы за козлом длиннорогим, На ночлег зарываться в седеющий мох! Есть музей этнографии в городе этом Над широкой, как Нил, многоводной Невой, В час, когда я устану быть только поэтом, Ничего не найду я желанней его. Я хожу туда трогать дикарские вещи, Что когда-то я сам издалека привез, Чуять запах их странный, родной и зловещий, Запах ладана, шерсти звериной и роз. И я вижу, как знойное солнце пылает, Леопард, изогнувшись, ползет на врага, И как в хижине дымной меня поджидает Для веселой охоты мой старый слуга. |
