— Не волнуйся, я смыл ее запах с пальцев. Хотя она была очень вкусная. Но стояк куда девать?

Все еще заламывая одной рукой ее локоть, другой он отодвинул кружевные трусики в сторону, запуская пальцы ей между ног. Там было влажно и горячо.

— Прекра… ти… Не… надо… — всхлипывала Лера, пока он нащупывал нужный ритм, размазывая ее влагу по складкам плоти. — Мат… вей… Нет!

— Ты же хотела быть сегодня хорошей женой? — спросил он ласково, прижимаясь щекой к ее щеке и ловя сорванное дыхание, которое становилось все чаще и резче по мере того, как он продолжал привычные и знакомые движения.

Ее реакции и предпочтения за почти двадцать лет были изучены слишком хорошо, чтобы она могла избежать неминуемо настигающего оргазма.

Когда она уже не могла произносить даже обрывки слов, когда замерла и задрожала от накатившей волны удовольствия, он раздвинул коленом ее бедра, надавил на поясницу, заставляя прогнуться, и нанизал на давно и крепко стоявший от всего происходящего член.

Понадобилось всего несколько резких движений, чтобы подкатил его собственный оргазм, и Матвей кончил в тесную, сжимающую его глубину.

Постоял пару секунд с закрытыми глазами, чувствуя, как прокатываются по позвоночнику остатки спазмов, и вышел из ее тела. Отпустил локоть и отошел к раковине, чтобы вымыть член.

Лера за его спиной сползала по стене, обхватив себя двумя руками и сотрясаясь от рыданий.

Он вытер руки полотенцем, посмотрел на нее с легкой брезгливостью, сказал:

— Я соврал. Ничего не было. Неужели ты поверила?

И вышел, оставив лежать свернувшись калачиком на полу ванной.

— Слушай, ну вот реально зря мы это затеяли… — Вика подошла к моему столу и присела на подоконник с чашкой чая так, словно не было нашей размолвки.

На этот раз чай пах черной смородиной. Как-то чересчур интенсивно. Я и в духах-то эту ноту не любила, а тут, с дешевым ароматизатором, она вообще напоминала кошачьи ссаки под кустом крыжовника.

Но я решила не нагнетать и страдала молча.

— Что — это? — рассеянно спросила я, разбирая договоры по папкам.

У предыдущего юриста была своя система, у меня — своя. Даже если я уволюсь отсюда к чертям через месяц, этот месяц всё будет так, как удобно мне.

— Не надо тебе тут работать, — Вика поставила чашку на подоконник и сложила руки на коленях. — Для тебя это развлечение, а народ нервничает.

Я с удивлением на нее посмотрела. Это когда народ успел занервничать? С понедельника я спокойно сижу у себя в уголке, никого не трогаю, примус починяю. На обед хожу в ближайшую кафешку, даже на кухне не толкусь. Кофе приношу с собой из дома, в термокружке на литр с лишним — благо люблю пить остывший, так что конкуренции у кулера и кофеварки никому не составляю.

— Знаешь, что я интересное обнаружила в договорах? — сказала я Вике, понизив голос и наклонившись ближе. — Только это секрет… Ты в курсе, что ваш Матвей женщинам платит даже больше, чем мужчинам? Вообще-то это редкость. Он сумел меня удивить.

— Ты меня слышишь? — вот сама Вика явно меня не услышала, а зря. Напряжение в ее голосе перешло в нервную дрожь. — Давай свернем эту затею. Ты скажешь, что тебе график не подходит, и уволишься, пока испытательный срок идет. Восстановим статус-кво.

— Статус-кво — это то, где ты бегаешь за своим женатым начальником и унижаешься? — я покачала головой и вернулась к договорам, размышляя о том, куда засунуть двух фрилансеров с их не пришей никуда самозанятостью. — Думаешь, я не замечаю, как ты ему с утра притаскиваешь кофе и круассаны? А знаешь, куда они отправляются в итоге?

— Куда? — голос дрогнул едва заметно.

— А вон стоит твое подношение.

Я кивнула на стол под магнитной доской. Там ярким оранжевым пятном выделялся стаканчик из ближайшей кофейни. Мне нравился их осенний дизайн с кленовыми листиками, и я с нетерпением ждала хэллоуинских чашек с тыквами.

Рядом лежал бумажный пакет, пропитавшийся маслом от круассана внутри.

Дело шло к обеду. Еще утром Матвей кивнул Вике, чтобы она положила свой ежедневный дар на стол — и с тех пор так и забыл о нем.

— Где твой мозг, дорогая? — мягко спросила я, наблюдая, как Вика зависшим взглядом смотрит на этот натюрморт презрения.

Можно подумать, она впервые заметила, что происходит.

— Он тебя унижает, игнорирует, не ценит. Не дает даже ни единого намека на то, что у тебя есть шанс хотя бы на перепих в обеденный перерыв. А ты как будто не замечаешь. Что должно случиться, чтобы ты в нем разочаровалась?

— Увольняйся, а? — Вика снова проигнорировала мои слова, придвинулась ближе и почти умоляла. — Не надо меня спасать. Ты на него посмотрела, он тебе не понравился. Все! Закончили! Ты же не любишь в офис ходить. Особенно осенью и зимой.

— И летом, — уточнила я, перекладывая в папку «Что за чушь» очередной нестандартный договор. — Летом я люблю кататься на велосипеде и плавать в речке, а не сидеть под кондиционером.

— Марта, пожалуйста…

— Неа. — Я качнула головой и впервые за разговор посмотрела ей прямо в глаза. — И мне теперь жуть как интересно, почему ты меня так уговариваешь. Думаешь, я тебе конкурентка?

Она промолчала и быстро отвернулась, но я успела увидеть гримасу боли, исказившую ее лицо.

Мда. Тяжелый случай.

— Вик, я реально на него посмотрела, — я сложила руки на столе, стараясь говорить спокойно. — Такого мудака еще поискать. Он даже не скрывается. Он издевается над вами в открытую. Вчера у Дианы спросил, почему она такая грустная, все ли в порядке с дочерью. И та рассказала, что ребенка обижают в школе и вся семья в напряге — думают писать жалобы, идти воевать с учителями.

— И что ты в этом нашла плохого? — Вика нахмурилась, не понимая.

— А то, что буквально в этом же разговоре, когда Диана предложила взять на себя работу с новым перевозчиком, твой Матвей отказал ей. Сказал, что сейчас не время для новой ответственности и ей надо разобраться с дочерью. Мол, когда дома все сложно — это отражается на работе, так что повышения ей до весны точно не видать.

— Это обычная забота, — пожала плечами Вика, но голос прозвучал неуверенно.

— Ага, от этой заботы Диана потом в туалете рыдала.

— Вот видишь! — Вика вскинула руку, как будто поймала меня на противоречии. — Какое ей повышение, если она не справляется с эмоциями!

— Бо-о-о-о-о-оже… — я откинулась на стуле, не в силах сдержать изумления. — Да тут уже сложно сказать, кто более токсичный — Матвей или его дорогой коллектив. Вик, ты чего? Ты как будто не знаешь, что в сложные моменты женщины ебашат в пять раз активнее. Чтобы как раз и сбежать от своих эмоций. Ну и на всякий случай — чтобы не уволили, чтобы получить свободные деньги на решение проблем.

— Нет, он прав, — упрямо качнула головой Вика. — Он мне тоже недавно сказал, что не даст отпуск на Новый год, чтобы мы семьей поехали в Красную Поляну.

— Оу. — Я медленно покрутила головой, чувствуя, как закипает внутри. — И чем мотивировал? Он же так заботился о сексуальной жизни твоего мужа, когда отказывал тебе.

— Сказал, что после… того, что между нами произошло, мне противопоказаны семейные каникулы. — Вика говорила тихо, почти шепотом, словно боялась, что кто-то услышит. — Чувство вины заест, и я все расскажу мужу. А такие вещи надо отрицать до последнего.

— Не, какой поганец! — я не смогла сдержать восхищения мерзостью происходящего. — И никого из вас не волнует, что он ногами к вам в постель лезет? В жизнь вашу? В семью?

— Он держит руку на пульсе, — отрезала Вика и резко выпрямилась, глядя на меня сверху вниз с подоконника. — К тому же ты сама сказала, что женщинам он платит больше. Значит, не так уж он плох. Ты сама сказала. Просто признай, что он умный. Умнее даже тебя.

— Это вряд ли… — я усмехнулась, возвращаясь к договорам.

— Твоя самоуверенность переходит все границы! — в голосе Вики прорезалась настоящая злость. — Надо быть поскромнее.