И захлопнула дверцу.

Завела машину и выехала с парковки, ни разу не повернув головы в сторону Матвея.

Он постоял у своего «Лексуса», открыл дверцу, сел.

Раздраженно ударил обеими руками по рулю, но мгновенно взял себя в руки — слишком много лишних глаз.

До дома ехать было недалеко — и квартира, и офис расположены были в одном из старейших московских районов.

Не настолько престижном, как Патрики или Остоженка, но все же с благородным налетом «старой» Москвы.

В маленьких дворах, спрятанных за перекрытыми воротами арками, здесь можно было увидеть белье, сушащееся на веревках, как пятьдесят лет назад.

В узких переулках встретить старушек, которые говорят «булошная» и «дощь» и старичков в драповых пальто с каракулевым воротником.

А если в компании уронить пару размытых фраз о том, как в детстве тебя возили на санках по трамвайным путям и неасфальтированным еще дорогам центральных районов, и не уточнять, в каком городе было дело, у гостей, завидующих твоей квартире, может сложиться впечатление, что ты из коренных москвичей. И здесь у тебя родовое гнездо.

Матвей припарковался на своем любимом месте — рядом с домом, но так, чтобы ни из одного из окон его пентхауса, выходящих на три стороны света, машину видно не было. Заглушил мотор и отщелкнул ремень безопасности.

Но вместо того, чтобы выйти, откинул голову и прикрыл глаза.

Глухая тишина окутала его со всех сторон.

Мало кто всматривается в лобовые стекла машин, стоящих у дома. Особенно, когда зарядил мелкий и противный осенний дождь, от которого хочется поскорее укрыться в теплой квартире. Ползущие по стеклам машины капли сливались в узкие ручейки, над головой был еле слышен глухой стук по крыше. Дворники спокойно спали, даже не думая очищать поле зрения, и мир за пеленой воды становился все дальше и дальше.

Матвей ни о чем не думал.

Как всегда.

Эти часы после работы, проведенные в остывающей машине рядом с домом — были только его временем. Необходимым для жизни. Нужнее, чем сон или еда.

Приглушенный шум дождя, стекающие по стеклу капли, прохладная кожа сидений.

Иногда он заводил двигатель и включал радио — редко.

Тишины было достаточно.

Но ее нарушило жужжание телефона, стоящего на беззвучном режиме.

Едва слышное, но неуместное в его крепости из тишины и дождя.

Матвей проигнорировал его, не открывая глаз.

Но телефон, умолкнув было, зажужжал снова.

И снова.

На четвертый заход Матвей резко схватил мобильник и в бешенстве уставился на надпись «Лера» на экране.

— Что ты от меня хочешь, блядь?! — рявкнул он, нажав кнопку ответа. — Не подхожу — значит занят!

— Просто хотела спросить, когда будешь дома. Я приготовила лазанью и…

— Охуеть как важно! Лазанья! Ты могла просто написать, если приспичило? Нахера названивать?

— Уже девять…

— Да хоть три ночи!

— Но Матвей…

— Сейчас поднимусь.

За Леру досталось покрышкам. Пнул пару раз со всей дури и направился в подъезд.

Лифт открыл двери на последнем этаже, приглашая пройти в двухэтажный лофт.

Дома действительно пахло чем-то вкусным. Горел свет, добавляя уюта, на низком железном столике у окна трепетали огоньки свечей.

В последнее время Лера увлеклась эзотерикой и даже Матвей уже знал, что зеленые свечи — для денег, красные — на любовь, черные — против сглаза. Сегодня горели фиолетовые. К чему такие — он не помнил.

Лера вышла к нему в домашнем платье, заляпанном мукой и томатной пастой и этим выбесила сразу с порога.

— Привет! — она улыбнулась и попыталась повиснуть на шее, но он оттолкнул ее и прошел в гардеробную, нервными движениями сдирая с запястья часы.

— Я сколько тебе говорил, чтобы дома была опрятная? Почему ты для каких-то чужих людей наряжаешься, а со мной считаешь нормальным чушкой ходить?

— Я готовила… — долетел растерянный голос в спину.

В последнее время она почти завязала с кулинарией. Это тоже бесило и было обычным поводом для претензий. Лера вяло огрызалась и предлагала заказать доставку и ресторана. Он соглашался, потому что в ресторане готовили лучше.

Но сегодня ему подходил абсолютно любой повод, чтобы сорваться.

У нее был единственный вариант избежать скандала — вообще не появляться на глаза.

Впрочем… Тогда бы его взбесило, что она не встречает мужа.

— Уже все приготовила?

— Да.

— Тогда какого хуя еще не переоделась? — поинтересовался он, снимая пиджак и расстегивая запонки.

Она на цыпочках, босиком приблизилась сзади, скользнула ладонями по животу, прижавшись к спине.

Но Матвей жестко стиснул ее запястья, развернулся и оттолкнул от себя.

— Ты хочешь, чтобы у меня все рубашки пахли твоей жратвой? Лер, у тебя мозги есть?!

— Хорошо, я сейчас.

Она скинула платье одним движением и отошла к своему шкафу в одних кружевных трусиках, якобы выбирая, во что переодеться. А сама вертелась, стараясь показаться ему со всех сторон.

Пару лет назад она сделала подтяжку груди и, с тех пор, как побледнели шрамы, не упускала случая покрасоваться стоячими сиськами. «Не хуже, чем в двадцать», как она хвасталась подружкам.

Матвей отвернулся, стягивая с плеч рубашку.

Не для него же она это делала. Для других мужиков, которым до сих пор надеялась понравиться, не понимая, что молодость ушла безвозвратно.

— Где ты был? — спросила она в спину.

— На работе.

— Там сказали, что ты уехал в шесть.

— Кто сказал? Твоя болтливая Машка?

— Какая разница? Так где ты был?

Она явно напрашивалась. Боялась, но напрашивалась.

И хотела отнюдь не правды.

Матвею нравилось давать людям то, чего они так боятся, но просят.

— А Машка тебе не рассказала, с кем я уехал?

— Нет… — ответила на вдохе, набирая чуть больше воздуха, чем необходимо.

Матвей не стал оборачиваться, чтобы не видеть, как она побледнела.

— У нас новая сотрудница. Юрист.

— Красивая?

— Обычная.

— Молодая?

— Младше меня точно.

— Замужем?

— Нет.

За спиной послышался полувздох-полувсхлип.

Матвей снял брюки с трусами и прошел в ванную. Включил тропический душ, теплым дождем льющийся с потолка, и поежился от сквозняка, который проник следом за Лерой.

Допрос продолжался.

— Что вы делали?

— В ресторан поехали.

— Что ели?

— Я стейк и кофе. Она салат и вино, — сочинил он на ходу.

— А дальше?

— Разговаривали.

— О чем?

— О ней. Почему она одна, когда последний раз был секс.

— А потом?

— Поехали в гостиницу.

Лера выдержала паузу в несколько долгих минут. Матвей как раз успел вымыть голову и уже выходил из душа, протягивая руку за полотенцем, когда она наконец спросила прямо:

— Ты ее трахнул?

— Нет.

Она замерла перед ним, глядя в лицо и ища признаки лжи. Или правды.

— Честно?

— Не трахнул, но заставил кончить. Пальцами. Ей хватило. Голодная девочка.

Все это глядя прямо ей в глаза, отмечая, как переворачивается все у нее внутри, как плавится от боли взгляд, как наполняются слезами глаза.

Лера дернулась к двери, чтобы сбежать и не дать ему увидеть эти слезы.

Хотя какой смысл? Он все равно услышит, как она будет рыдать в подушку в спальне и увидит опухшее лицо, когда она выйдет оттуда.

Матвей успел перехватить ее за руку.

Сделал шаг вперед, выворачивая локоть назад и прижимая жену лицом к белой кафельной плитке.

— Куда собралась? — проговорил он, наклоняясь к самому уху. — Я-то не кончил. У меня жена есть.

— Уйди, Матвей! — Лера дернулась сильнее.

Она нервно кусала губы и все пыталась пнуть его в колено, но он ловко уворачивался.

— Никуда я не уйду. Ты тут сиськами голыми размахивала разве не для того, чтобы я возбудился?

— Уйди! Не хочу тебя после… после нее!

Слезы все-таки брызнули, она замотала головой и начала сползать по стене, захлебываясь рыданиями. Но Матвей вздернул ее выше и вжал собой в кафель.