Что-то здесь не сходится…

— Вот, возьми. Просмотри договор и найди в нем все косяки.

Матвей толкнул ко мне скрепленные степлером листочки, не дав даже фразу договорить.

Ну что ж…

Пока я просматривала договор, он уже не сидел в телефоне. На этот раз он демонстративно скучал. Смотрел на часы, менял позу, то разваливаясь в кресле, то придвигаясь на самый край и даже пытаясь заглянуть в бумаги, которые я читала.

Встал и дошел до окна, постоял там, насвистывая что-то.

Вернулся и налил себе воды в мой стакан.

Снова посмотрел на часы.

Наблюдать за ним было даже забавно. Я все ждала, каким будет следующий ход, но дождалась не сразу.

— Здесь, — я взяла ручку и подчеркнула нужное место. — Возмещение упущенной выгоды. Нет ограничения суммы. Под это дело можно насчитать хоть ундециллион, как Гугл должен России.

— Так… — Матвей сел на место и сощурил глаза. — Все?

— Нет, конечно. Дальше указано: «Стороны освобождаются от ответственности при форс-мажоре… Бла-бла-бла… включая нарушения контрагентов». Нарушение третьих лиц — это не форс-мажор, а обычные риски бизнеса.

— Угу. Все?

— В конце вообще дичь, извините. «Все приложения к договору являются его неотъемлемой частью, включая будущие». Вам просто навяжут любые условия позже. Кто составлял этот договор?

— Хорошо, — сказал Матвей, забирая бумаги у меня из рук и игнорируя вопрос. — Идем дальше. Какой стандартный срок давности по договорным спорам в России?

— Три года… — начала я и уловила проблеск торжества в прищуренных глазах. — По общему правилу. Но важен момент начала течения срока. Это день, когда мы узнали о нарушении. Плюс нужно учитывать специальные сроки для отдельных категорий споров. Лучше всего фиксировать конкретные даты исполнения обязательств именно для определенности с исковой давностью.

Матвей сморщился, словно раскусил горькую оливку.

Вероятно, это была его любимая ловушка, а я, сволочь такая, из нее выскользнула.

Не позволив себе даже краткого мига торжества, я изобразила на лице готовность отвечать на новые каверзные вопросы.

— Правильно, — кивнул он с кислой улыбкой. — Скажи, Марта, а почему ты вообще решила заниматься договорным правом? Женщины обычно предпочитают семейное. Ну, знаешь, это в вашей природе — возиться с мужьями и детьми. Все эти человеческие отношения…

Он снова скривился, словно сама мысль о «человеческих отношениях» была ему противна.

— Договорное право — и есть человеческие отношения. Только в той области, где люди сильнее всего уязвимы. На фрилансе я меньше работаю с юридическими лицами, чаще разбираю договоры физиков или ИП. И да, женщинам это важнее всего — понять, где их пытаются обмануть или продавить, прячась за сложными формулировками.

— Надо же… — Матвей подергал мочку уха, продолжая глядеть на меня, не отрываясь. — Именно женщинам? Ты с мужчинами не работаешь?

— Работаю, — пожала я плечами. — Но женщинам помогаю бесплатно или за символические деньги. Такое вот у меня хобби.

— Ты замужем?

— Нет.

— Дети?

— Нет.

— Почему?

— Матвей Александрович, хочу заметить, что вопросы о личной жизни не касаются моих профессиональных качеств. Трудовой кодекс запрещает дискриминацию при приеме на работу по семейному положению или наличию детей. Тем не менее, я пошла вам навстречу и ответила на вопросы о моем статусе. Причины же — мое личное дело и работы не касаются никак.

— О-о-о-о-о-о… — Матвей откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и впервые за все собеседование у него на лице появилась довольная улыбка. — Так ты феминистка?

— Это тоже не касается моих профессиональных качеств, — отчеканила я.

— Почему не касается? — хмыкнул он. — Что ты будешь делать, если клиент скажет, что готов общаться только с мужчиной?

Внутри все закаменело. Не впервые я сталкивалась с такими провокациями, но каждый раз испытывала смесь отвращения, страха и ледяной ярости, когда попадала в подобную ситуацию. Моей броней был канцелярит — чеканные формулировки на «юридическом языке», не пропускающие эмоции сквозь внутреннюю броню.

— Если это требование связано с обстоятельствами дела или культурными особенностями, передам его дело коллеге. В ином случае предложу поработать со мной некоторое время, чтобы убедиться, что я достаточно профессиональна.

— А если причина «все бабы дуры»? — Матвей отодвинулся от стола и закинул на него ноги, с откровенным наслаждением любуясь моими попытками сохранять лицо.

— Обращусь к непосредственному начальству. Это в их компетенции.

— Твое непосредственное начальство — я.

— Очень жаль! — ляпнула я, не удержавшись. Но успела поправиться: — Что у вас нет регламента на такой случай. Если подобное происходит часто, необходимо выбрать четкую позицию и доносить ее…

— Да расслабься! — оборвал он меня, махнув рукой. — Я понял. Юлить и забалтывать ты умеешь. Хороший юрист. Спасибо, кстати, за поправку про упущенную выгоду. Теперь придется переписывать наши типовые договоры. Три года ходим мимо этой бомбы — ни один долбоеб не заметил.

— Я…

— Вообще, кажется, я только что нанял на работу человека умнее себя, — Матвей вдруг сел нормально и даже наклонился ко мне, понижая голос до интимного полушепота. — Мне некомфортно, когда я не самый умный человек в комнате. Но сейчас это даже на пользу.

Я сжала ручку, которой отмечала ошибки в договоре. Сердце заколотилось сильнее, кожу опалил огонь.

Что происходит?

Это новая игра?

— Ты из тех людей, Марта, с кем хочется спорить, кого хочется подначивать, — Матвей усмехнулся, но как-то устало, словно сдавая. — Но не для того, чтобы выиграть, а чтобы протестировать собственную позицию. Найти слабые места. Ты заставила меня впервые в жизни почувствовать радость от проигрыша.

— Нанял на работу? — наконец вычленила я самое главное.

От внезапной смены тона кружилась голова, словно я телепортировалась из душного подземелья на вершину горы и теперь жадно вдыхала свежий воздух.

Главное — чтобы теперь никто не столкнул меня с этого обрыва.

Я знала, что нельзя поддаваться.

Но то, что он признал мою победу — льстило.

Откровенность и капитуляция.

Мой ум, моя компетентность, мой профессионализм — то, что я готова была отстаивать, вдруг были признаны и приняты человеком, от которого я этого ожидала меньше всего.

— Конечно. Добро пожаловать в компанию, — Матвей легко поднялся с кресла и протянул мне ладонь для рукопожатия.

Я тоже встала, отметив его жест. Разговор на равных.

Редко кто пожимает руку женщине в нашем мире властных мужчин.

Чаще всего лезут целовать пальчики или неловко мнутся, не зная, что делать.

— Спасибо…

— Редко встретишь такое сочетание — компетентность и… — он сжал мою ладонь и потянул к себе через стол, окидывая откровенно оценивающим взглядом с ног до головы. — …презентабельность. Ты станешь настоящим украшением коллектива, Марта!

— Украшением, блядь, коллектива! — к середине первого рабочего дня я все еще кипела, вспоминая последние слова Матвея на собеседовании.

Мне предложили выйти на работу прямо на следующий день, и я, взвесив все за и против, решила не сопротивляться. Чего зря себе цену набивать? Срочной работы у меня не было, все раскидала в выходные, оставшиеся дела можно было легко перенести на вечер.

Кошки, кажется, даже обрадовались, что я наконец сваливаю из дома. На их лицах было написано нетерпение, когда я никак не могла найти солнечные очки перед выходом из дома.

Они втроем сидели в прихожей и сверлили взглядами дверь, намекая, что мне пора.

Мне выделили стол прежнего юриста — козырное место у окна, кондиционер дует в другую сторону, за спиной только шкаф — и его ноутбук. За оттиранием его крышки от наклеек и клавиатуры от жирных следов меня и застала Вика с требованием рассказать в подробностях, как прошло собеседование.