Можно было бы навернуть шашлыков, благо сизая дымка с ароматом жареного на огне мяса уже снова расползалась по окрестностям, но мой организм решил иначе.

Стоило мне увидеть небольшую барбекюшницу, на которой народ жарил хот-доги, как он утробно зарычал и потребовал сосиску! Румяную! С сыром! С маринованными огурчиками! С хрустящим жареным луком! Со сладкой горчицей и развратным кетчупом!

Сопротивляться было совершенно невозможно. Вид у меня при этом был такой, что даже Антон с Вадимом, которые целились на две последние поджаренные сосиски, решили уступить мне очередь и подождать следующую партию.

Вгрызалась я в хот-дог, зверски урча, как уличный кот, которому выдали кусок мяса, а потом попытались отобрать.

Поэтому пропустила мимо ушей комментарий от незаметно подошедшего Матвея:

— Осторожно, у тебя кетчуп капает.

— Да пофиг! — честно ответила я.

Хот-дог меня сейчас интересовал гораздо больше, чем наш прославленный владелец компании, которому сегодня пели дифирамбы. Хотя я отметила, что выглядит он для человека, вылакавшего вчера не меньше литра вискаря, отвратительно хорошо. Как будто неделю отсыпался на лучшем курорте в горах.

— Свитер испачкаешь.

— Забей, — проговорила я с набитым ртом. — Переоденусь. Я вещи брала с учетом, что угваздаюсь на этой вашей базе.

— Смешное слово — «угваздаюсь», — он решил не оставлять нас с хот-догом в покое. — У меня его бабушка говорила, больше ни от кого не слышал.

— Значит, я напоминаю тебе бабушку? — я подняла брови.

Первую сосиску я уже дожевала и ко второй слегка успокоилась.

Кетчупом, кстати, умудрилась не угваздаться, потому что предусмотрительно взяла коричневый свитер. Был бы белый — мне хана.

— Ага, — нагло кивнул Матвей. — Такая же уютненькая. И духи у тебя… такие.

Он сделал шаг ко мне и наклонился, почти уткнувшись мне в шею.

Я аккуратненько отодвинулась и сообщила:

— Это черная «Хабанита». И они не бабушкины, они чуть-чуть ретро.

— Ретро и есть бабушкины.

— Кстати, одна знакомая говорила, что на эти духи слетаются мужчины, выросшие в благополучной большой семье.

Я доела наконец хот-дог и вытирала руки влажными салфетками, снова стоя слишком близко к человеку, про которого точно знала, что держаться от него надо подальше.

Вопреки доводам разума, внутренняя сигнализация вела себя абсолютно спокойно.

— У меня была благополучная полноценная семья, — сообщил Матвей. — Мама, папа, весь комплект бабушек и дедушек. Так что сходится.

— Странно, — хмыкнула я.

— Что?

— Как тогда из тебя получился подобный монстр?

Ему не хотелось ее отпускать.

Хоть Матвей и проснулся один и в первый момент разозлился, что Марта ушла.

Сам не понял, почему. Терпеть не мог, когда бабы оставались на ночь и сопели в подушку пуская слюни, пока он курил на балконе.

В безликих и вычурных, ярких и пустых, извращенских и романтических номерах отелей, куда бы он ни приводил своих любовниц — везде бессонница оставалась с ним, когда подруги уходили, обижаясь на то, что он вызывал такси через пять минут после того, как кончил.

То, что он заснул в этом коттедже и еще проспал до середины дня иначе как чудом назвать было нельзя. Из зеркала смотрел совсем другой человек. Лет на пятнадцать моложе. Где-то тогда, около двадцати пяти, он и перестал нормально спать.

Четыре часа сна — это очень хорошая ночь. Снотворное выключает из мира часов на двенадцать, но встаешь, как снимаешься с паузы — ничего не изменилось, усталость на месте. Просто потратил время. Поэтому он перестал пробовать.

Но чувствовал он себя так хорошо и настроение было таким приподнятым, что он даже простил Марту за побег.

Выйдя на улицу, Матвей с наслаждением вдохнул влажный воздух, пахнущий близким снегом. Уже смеркалось, мир вокруг был по-ноябрьски серым, но при этом удивительно свежим, будто осенние дожди не испачкали реальность, как обычно, а наоборот — промыли.

Кристально-прозрачное небо, черные и четкие ветви деревьев, темная земля под покрывалом сгнивших листьев — все казалось каким-то странно красивым. Эстетика упадка, но с надеждой на будущее. Сначала на чистоту и бескомпромиссность снега, а потом, когда придет время — на пробуждение весны.

Он направился в главный дом, почему-то ощутив несвойственное ему желание пообщаться с людьми. По привычке свернул к кофемашине, но замер с протянутой к бумажным стаканчикам рукой. Кофе не хотелось. Да и не нужен он был — в голове и без того было ясно и звонко.

Марту он заметил сразу. Она с таким аппетитом наворачивала обычный хот-дог, что в животе сразу заурчало, напоминая, что вчера выбор блюд ничем не кончился. Надо же, трюфели она не ест, сырую рыбу тоже — что там она еще отказалась брать? А вот сосиску из жира, сои и бумаги — за милую душу.

— Монстр? — засмеялся он, отвечая на ее ядовитый вопрос. — Как получился? Знаешь, как в анекдоте про учительницу, ставшую проституткой? Просто повезло!

— Мы скоро разъезжаемся? — спросила Марта, проигнорировав его шутку.

Показалось, что несколько демонстративно.

— А тебе тут уже надоело?

— Я вообще сюда не собиралась, — напомнила она. — Если б ты не выкинул мой ноут, я бы пошла поработала. А теперь что делать?

— Тут есть бассейн.

— Ага. И СПА. И стрельба из лука. И…

— Катание на лошадях.

— Спасибо, я накаталась, — передернулся она.

— Что-то случилось? — заинтересовался Матвей.

— Потом расскажу.

Потом расскажет? Вот так просто, как будто он ее приятель, которому обещаешь интересную историю, но попозже, когда будет момент поспокойнее?

Куда делась агрессивная феминистка, которая готова была отгрызть голову за невинные шутки парней про красивую жопу?

Впрочем, вчера она излишне разоткровенничалась, переведя его из статуса врага в неожиданно близкого друга. Настолько неожиданно, что Матвей пока отложил эту тему, решив подумать об этом завтра.

— Моя машина здесь, — напомнил он. — Хочешь, скипнем автобусы и отвезу тебя домой пораньше.

Она уставилась на него с изумлением.

— Хочу.

Пришла его очередь удивленно на нее смотреть.

Внезапная покладистость.

— Окей, иди собирайся.

Она ждала его у «Лексуса» со своим ярко-красным чемоданом. Половина сплетниц офиса шушукалась в курилке, с жадным любопытством наблюдая за тем, как Матвей открывает ей дверцу, загружает этот чемодан в багажник и увозит их юриста в неизвестном направлении.

Все-таки Марта удивительная женщина — хоть в мелочах, но всегда выделяется!

Но делает это будто бы не нарочно.

Он знал много девушек, которые обожали, когда на них обращают внимание. Он таких и выбирал — обычно именно они были самыми эмоциональными. Но часто бывало так, что это их как будто тяготило.

Да, они ходили в коротких платьях и ботфортах, красили губы алым, обожали хвастаться новым айфоном на следующий день после презентации, громко смеяться, танцевать там, где это неуместно, скандалить с официантами, швейцарами и продавцами.

Но его не отпускала мысль, что внутри подобной тигрицы, которая демонстративно наклоняется поправить ремешок на босоножках и искоса палит, сколько самцов пускают слюни на ее жопу, сидит сжавшаяся от ужаса маленькая девочка. Которая делает это все только потому, что ей сказали — такие женщины более успешны.

Она научилась хохотать, запрокидывая голову, демонстрировать длинные ноги, выходя из машины и выбирать самые редкие и дорогие сумки. Но в глубине души она гораздо счастливее, когда лежит дома под одеялом в уродливой пижаме и смотрит одну за другой рождественские мелодрамы.

И эмоции у них тоже натянутые. Выученные. Только яркая обертка, а внутри никакой сексуальной кошечки в помине нет, и за прикрытыми ресницами во время минета они прячут не то самое «удовольствие от власти над мужчиной», которому научились на курсах богатых стерв, а стыд или тоску. А что-то иное.