Ну да, за такие деньги даже звезда должна принести мне чашечку кофе на операционный стол. И сэндвич с уткой.

К моменту, когда приехал Матвей, я уже достаточно завелась, чтобы начать орать на него с порога:

— Какого хера?! Кто тебе вообще давал право распоряжаться моей жизнью? Матвей! Ты вообще охренел?

— А что собственно не так? — спокойно поинтересовался он, пристраивая очередной букет на подоконнике. Он вытащил из широкой вазы белые розы от Алисы и воткнул туда свои пионы.

— Поставь обратно! — потребовала я.

К моему удивлению, он подчинился. Вернул розы в вазу и нажал кнопку вызова медсестры.

— Принесите вазу, пожалуйста, — попросил он у прибежавшей через несколько секунд девушки в халате.

Она даже взглядом не показала, в каком гробу она видела человека, который так использует тревожную кнопку.

— Так какие у тебя претензии? — снова спросил Матвей, когда пионы были поставлены в вазу.

— Ты притащил меня в бешено дорогую клинику…

— И сам все оплатил, не ори.

— Вот именно! Я тебя просила?!

— Ты сама говорила, что женщина должна быть меркантильной. Что теперь не так? Надо в бою добывать бабло у мужика? Ну вот я — давай, сражайся!

Он порывисто шагнул к моей кровати, распахивая пиджак и начиная расстегивать рубашку. Я закрыла руками глаза. Господи, ну что за псих!

Подглядела сквозь раздвинутые пальцы — Матвей остановился на распахнутом вороте и скинутом пиджаке, дальше стриптиз решил не устраивать.

— Зачем? — спросила я снова. — Или ты думаешь, что я верну тебе долг?

— Это не долг.

— Люди дают людям деньги по двум причинам. Любовь или вина.

— Нет никакой вины, — хмыкнул Матвей. — Держи свой сэндвич, кстати.

Он бросил мне на колени вощеный сверток со знакомым логотипом.

Я подняла его — все правильно. Мой любимый сэндвич с уткой, перцем и клюквой.

— Откуда? Женька же сказала, что нет нигде!

— Объехал три точки, выяснил, что и правда нет, плюнул и поехал на производство.

Матвей сказал это так небрежно, как будто это и правда легко — не найти нужный сэндвич в кафе и поехать туда, где их делают.

Я взяла сверток, развернула и с наслаждением вдохнула запах свежего хлеба.

Обалдеть.

Впилась в сэндвич зубами, запоздало вспомнив, что за двенадцать часов до операции надо прекращать жрать. Слава богу, у меня было еще полчаса на ужин.

— Кошек покормил, — отчитался Матвей.

— Цветы? — спросила я с набитым ртом.

— Полил.

— Мединилла?

— Пересадил

— Ключи? — я протянула руку.

— Отдам, когда тебя выпустят.

— Матвей!

— Погоди скандалить, у меня вопрос поважнее, — он нахмурился и присел на край кровати.

— Какой? — насторожилась я.

— Почему у тебя в спальне наряженная елка? Рано еще.

Ну что за человек!

Но посылать нахер того, кто столько для меня сделал, хоть и без спроса, было бы верхом неблагодарности.

— Она там растет.

— С гирляндой?

— Ей нравится. Что ты делал у меня в спальне?

— Елку поливал.

Он протянул руку и большим пальцем вытер каплю соуса с моей щеки.

Молча. Глядя в глаза.

Орать на Матвея, который оплатил мне клинику и операцию, полил цветочки, покормил котиков и даже привез любимый сэндвич было как-то нехорошо.

Поэтому я просто поерзала и отодвинулась, чтобы не пялился на меня своими чайными глазами. Взяла с одеяла телефон — там насыпался ворох сообщений.

— Какой тут адрес? — спросила я, отстукивая всем ответы. — Курьеров пускают?

— Что — опять цветы? — ужаснулся Матвей. — Сколько можно?

— Просто у меня все подруги заботливые. И нервные.

— Идеальное описание каждой первой женщины.

Я бросила на него мрачный взгляд.

Адрес он, впрочем, продиктовал.

Курьер приехал буквально через полчаса, постучал в дверь и вручил открывшему ее Матвею букет из клубники в шоколаде.

Матвей положил его рядом со мной на тумбочку и остался задумчиво стоять, глядя на покрытые тремя видами шоколада ягоды.

— Что ты их гипнотизируешь? — хмыкнула я. — Хочешь угощу? Мне все равно нельзя до завтра.

— Да нет… — отмахнулся он. — Просто думаю. У тебя много друзей.

— Нормально у меня друзей, — пожала я плечами. — Вряд ли у тебя меньше.

Матвей вернулся в свое кресло и закинул ногу на ногу.

Потянулся, заложив руки за голову, размял шею.

— Ну как сказать. На вечеринки собирается толпа гостей, человек под сто бывает за вечер. Но это не те люди, что прислали бы мне в больницу клубнику в шоколаде.

— Почему?

— Я не из тех, о ком заботятся.

В его словах не было бравады или давления на жалость.

Он сказал это просто — как факт.

— Мне жаль.

Больше ничего я не придумала.

Но Матвей равнодушно отмахнулся от моих соболезнований.

— Тук-тук! — в палату заглянула медсестра. — Можно? Хочу напомнить, что вам нельзя есть до операции. И вот…

Она протянула мне бумажный стаканчик, на дне которого болталось несколько таблеток.

Налила воду в стакан и придвинула ближе.

— Что это? — подозрительно спросила я.

— Обезболивающее и успокоительное, чтобы вы поспали перед операцией.

— А… Хорошо.

— Останетесь здесь? — она повернулась к Матвею. — Я могу застелить для вас диван.

— Нет! — чуть не поперхнувшись водой, возразила я. — Он уже уходит!

Матвей, сощурившись, покачал головой, но спорить не стал.

Поднялся с кресла, забрал свой пиджак, подошел ко мне… и поцеловал в лоб.

— Удачи. И держись, — сказал он и вышел из палаты.

— У вас очень заботливый муж, — улыбаясь, сказала медсестра, пока я переваривала его выходку.

— Это не муж.

— Ой, я считаю, что формальности неважны! — отмахнулась она, забирая у меня пустой стакан и направляясь к двери. — Когда кто-то так за тебя беспокоится — штамп в паспорте не имеет значения. Все и так ясно.

Не кричать же ей вслед, что она все неправильно поняла?

Операцию я, можно сказать, проспала.

Утром меня подняли за полчаса до нее, я даже испугаться как следует не успела.

И тут же уложили обратно спать — только на операционном столе.

В следующий раз я очнулась уже в палате.

Абсолютно ничего не болело, только лопались золотистые пузырьки в голове, напоминая о странных снах, увиденных под наркозом.

Рядом с койкой стоял высокий широкоплечий мужик в халате с закатанными рукавами, больше напоминавший мясника на рынке, чем хирурга. Но бейджик на груди гласил: «В.А.Макаров».

То самое светило, стало быть.

— Как себя чувствуете? — спросил он.

— Отлично! — отчиталась я. — А… Что теперь?

— Операция прошла идеально, — отчитался он. — Мы полностью удалили остатки кисты, очистили сустав от синовиальной жидкости, подшили небольшой разрыв мениска. Проколы минимальные, шрамов почти не будет. Теперь главное — реабилитация. И через пару месяцев вы забудете о проблеме.

— Спасибо!

Светило откинуло одеяло, рассматривая мою ногу, затянутую в белый компрессионный чулочек. Только под коленом были видны заклеенные пластырем места, через которые проникали внутрь.

— Ногу держать приподнятой, можно потихоньку нагружать, смотрите по состоянию. Легкая гимнастика — напрягайте мышцу бедра, сгибайте-разгибайте стопу. Обезболивающее тоже по состоянию. Через три-четыре дня ждем вас на реабилитационный курс. В принципе, я готов выписать вас уже сегодня.

— А можно? — обрадовалась я.

— Нет. Рано! — в какой момент Матвей появился за спиной врача, я не уловила. — Пусть полежит хотя бы до завтра.

— Операция легкая, необходимости нет, — нахмурился тот. — Но если вы настаиваете…

Он смерил Матвея цепким взглядом с головы до ног, поразмыслил несколько секунд и кивнул:

— Хорошо, оставляем до завтра.

— Спасибо, доктор! — Матвей пожал его руку. — Спасибо за великолепную работу. Эта женщина очень важна для меня.