Но он мягко ставит мне на голову чип. Возбуждение, кажется, дошедшее до пика, стремительно падает.

— Прости, сейчас не время, — говорит Таррел ласковым голосом.

Я настораживаюсь. Вот уж не думала, что он по своей воле откажется от секса, а ведь момент был идеально подходящим. В душу просачивается досада.

— Что значит «не время»? — спрашиваю, повязывая полотенце на грудь плотнее. Что происходит, Таррел?

Он чуть улыбается — не хищно, не властно, а игриво, чертовски хитро.

— Ты ведь хочешь, чтобы твой настоящий отец признал тебя?

Всё внутри меня напрягается. Кажется, даже кости схватывает спазм. Я киваю. Конечно, я этого хочу!

— Через три часа слушания в Совете, на которых ты — главная ответчица, — продолжает он. — Тебе надо собираться.

Мозг ещё не пришел в себя после долгого сна в капсуле, и смысл его слов доходит до меня с задержкой.

— Подожди, а где мы вообще? — спрашиваю я.

— Военный госпиталь на Ксоре, — отвечает Таррел. — Твоя форма уже готова. Тебе надо принять душ и привести себя в подобающий вид.

Я улыбаюсь, скрещиваю руки на груди и чуть игриво наклоняю голову.

— Спинку не потрёшь?

Таррел качает головой, но в его глазах вспыхивает чистый, дикий голод.

— Мелисса… — его голос становится хриплым. — Ты не представляешь, как я тебя хочу.

Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на губах.

— Но сейчас правда не время, — добавляет он немного хрипло.

Я подхожу грациозным шагом, все ещё придерживая полотенце, чтобы не упало, поднимаюсь на цыпочки, провожу указательным пальцем по его подбородку, подчеркивая линию нижней губы, медленно, дразняще.

Таррел замирает.

Я заглядываю ему в глаза и целую его.

Глубоко. Медленно. Чувственно. Таррел обхватывает меня за талию и прижимает к себе.

Мне в живот тут же упирается живое горячее подтверждение его слов о желании.

Я разрываю поцелуй, улыбаюсь себе, облизываю губы и отстраняюсь первой.

— Вот теперь порядок, — мурлычу я. — Я пошла в душ.

Я направляюсь в боковую дверь не торопясь, предполагая, что должно за этим последовать, и… я была права. За спиной раздается шорох одежды, и Таррел догоняет меня двери в ванную уже обнаженный. Я не успеваю даже вздохнуть, когда он подхватывает меня на руки и рычит:

— Сама напросилась, бестия.

И заносит в отделанное гладкими панелями помещение.

Таррел быстро настраивает воду, набирает нужную температуру и ставит меня под бьющие из потолка струи. Теплая вода смывает остатки восстанавливающей жидкости. Таррел встает под воду следом. Она ручейками стекает по его телу, делая его похожим на воплощенное совершенство.

Он наклоняется и целует меня. Жадно, грубо, собственнически. Это не поцелуй, а вторжение.

Упругий, требовательный язык проникает в рот, по-хозяйски проходится внутри. У меня кружится голова. Я и подумать не могла, насколько сильно мечтала о Тарреле и его напористых ласках.

Он поднимает меня за бедра и прижимает спиной к стене. Наклоняется, целует грудь, играет языком сначала с одним соском, затем с другим. Я изнываю от желания наконец ощутить его в себе, но степенно жду. Наслаждаюсь сладкой прелюдией.

Таррел растягивает эту сладкую пытку, целуя мою шею, прикусывает мочку уха. Он идеально чувствует, что я испытываю, нарочно не торопится.

— Ты сама напросилась, — повторяет хрипло. — Терпи теперь.

Я плавлюсь под прикосновениями и поцелуями, закусываю губу, царапаю мощные плечи моего ректора. И он наконец сдается.

Я ощущаю его твердый и теплый член буквально за мгновение до того, как он входит в меня, насаживает меня на себя в один жесткий, глубокий толчок. Растягивает и заполняет.

— Ах… — вырывается у меня от неожиданности и удовольствия.

Внизу живота скапливается дикое пожароподобное чувство. Я обхватываю Таррела ногами, упираясь пятками в крепкие ягодицы.

Он поддерживает меня под бёдра, стискивая так, что останутся синяки, прижимает меня к стене, и начинает двигаться. Размашисто и жадно. Он соскучился.

Это волшебно. Шлепки наших тел сливаются с шумом воды.

Я стону в голос, захлебываясь наслаждением. Я тоже очень скучала по этим ощущениям.

Каждое движение отзывается внутри взрывом блаженства. В ушах раздается его рычание. Я неуклонно приближаюсь к пику. Внутри раскаленным ядром зреет оргазм, Таррел только сильнее и глубже входит, замирая на долю мгновения в конце каждого толчка. И в какой-то момент мир перед глазами взрывается фейерверком искр. Я падаю ему на грудь, тяжело дышу, и только сейчас замечаю, что ногтями впилась ему в плечи и оставила глубокие царапины.

Таррел замирает, давая мне зафиксировать ощущения.

— Ты как? — спрашивает хрипло.

— М-м… — только что и могу ответить, хотя ощущаю, что готова к продолжению.

Таррел аккуратно ставит меня на пол и разворачивает спиной к себе. Я опираюсь о стену щекой и руками и прогибаю спину. Я снова хочу его в себе и даже чуть виляю попой, чтобы подтолкнуть скорее мной овладеть.

Сзади доносится тихий рык, цепкие пальцы обхватывают мою талию, а потом Таррел входит. Уже не торопясь, растягивая момент сладкого вторжения.

Я снова взлетаю к вершинам блаженства. На этот раз он не сдерживается, вбивается в меня как отбойный молоток, все плотнее вжимая мое тело в стену.

Мы снова и снова сливаемся в одно целое, пока жар и наслаждение не смешиваются в безумное, пылающее чувство.

Я не контролирую, сколько времени это длится. Не считаю свои оргазмы, только ловлю их как яркие вспышки, после которых требуется некоторое время прийти в себя. С Таррелом было настолько же хорошо с самого начала — слишком горячо, слишком будоражаще, слишком соблазнительно, слишком крышесносно. Я просто растворяюсь в безумном наслаждении и забываю обо всем вокруг.

Когда Таррел делает последний рывок и изливается мне на бедра, мы застываем, до предела вымотанные друг другом, и дышим в такт. Он наклоняется и ведет губами вдоль виска, но не касается.

— Теперь у нас не осталось времени поесть, — произносит на ухо вроде хрипло, но в голосе слышна улыбка.

Я усмехаюсь, еще не в силах говорить.

Таррел отступает и притягивает меня к себе, под струи воды. Бережно моет мочалкой, потом выносит из душа на руках и заворачивает в полотенце, которое я бросила у душевой.

— А я хотел отвести тебя в мой любимый ресторан, — с улыбкой ворчит он, убирая пряди мокрых волос с моего лица.

Я так измождена, что еле стою. Все еще пытаюсь прийти в себя. Хлопаю глазами. Ладно говорить о ресторане после секса, но перед слушаньями в Совете Ксора? Это же какое у него самообладание?

Я вдруг осознаю, что этот секс был моей защитной реакцией от волнения, которое возникло на подсознательном уровне. Я уже не знаю, хочу ли, чтобы мой отец признавал меня прилюдно. Может, лучше повернуть назад, пока не поздно?

— Но ничего, после слушаний отведаешь тамошних блюд. Это не обсуждается, — произносит Таррел, повязывая полотенце на бедра, будто ни в чем не бывало, а потом замечает мое смятение. — Ты чего, Мелисса?

— Я боюсь, Таррел, — отвечаю честно.

— Это я уже понял. Боишься, что эти слушания нас разлучат, — он уже все прочитал в моих мыслях. — Не бойся. Я никуда не уйду и никому тебя не отдам.

Звучит ободряюще. Киваю и принимаюсь высушиваться.

Спустя полчаса мы выходим из палаты в парадной форме, полностью готовые выступать в Совете Ксора. На Тарреле синяя, на мне — темно-синяя форма курсанта.

Мы петляем по коридорам госпиталя и выходим на улицу, и от зрелища, представшего перед глазами, у меня перехватывает дыхание. Я усилием воли не позволяю себе спрятаться за Таррела и схватить его за руку, а наоборот поднимаю подбородок.

Я бесстрашно смотрю на толпу репортеров, окружившую вход в госпиталь плотным трехслойным полукольцом. Они по мою душу? Я стала героем? Или почему они все тут собрались?