И я осознаю, что альфа-волны он все-таки блокировал. Теперь его нет, и меня кроет ещё сильнее. Мозг клинит. Анализировать что-то у меня сил уже нет.

Пальцы ректора стискивают пряди волос у корней и чуть тянут назад, вынуждая запрокинуть голову. У меня наверняка уже совершенно осоловелый взгляд. Я плавлюсь рядом с ним в буквальном смысле.

Но когда я вижу его глаза, полные ни разу не шутливого выражения, дыхание перехватывает. В них плещется негодование, смешанное с желанием, но негодования больше. Этот ксорианец контролирует себя значительно лучше, чем я.

— Зачем тогда маскировка? — спрашивает он и опускает вторую руку к моей груди, забирается в чуть расстегнутый ворои форменной куртки и сминает полушарие, пропуская напряженный сосок между пальцев.

— М-м-м-ум, — вырывается у меня непроизвольно.

— Отвечать, курсант, — цедит ректор и снова чуть сильнее стискивает грудь.

— Я… просто… хочу… — мычу, задыхаясь от новой волны возбуждения.

Он будто не понимает, что только сильнее распаляет меня.

Или наоборот — отлично понимает. И мучает меня сладкой пыткой предвкушения.

— Учиться! — выкрикиваю, стараясь уже ответить на вопрос. — Учиться… я хочу… учиться… тут.

Ректор отпускает меня и медленно обходит стол. Задерживается с другой стороны, не торопясь берет мой чип и делает вид, что сейчас сомнет. Меня пронзает ледяной ужас, и я машу руками, не находя слов сразу. Не представляю, что со мной будет в окружении пары сотен курсантов-ксорианцев всех курсов и преподавательского состава. Ректор Крейт усмехается и возвращает чип на стол.

У него красивое, но жесткое лицо, точно вытесано из камня. Четкая линия подбородка, длинный прямой нос, пронзительный взгляд, которым он точно мысли сканирует. Мягкие на вид губы — задерживаю на них взгляд и машинально зажимаю ладони между сведенных бедер. Желание ощутимо щекочет внизу живота, и я ерзаю на стуле, пытаясь примириться с ощущениями.

— Сними линзы, курсант, — приказывает ректор Крейт.

У меня нет и мысли ослушаться. С зеркалом было бы проще, однако я на протяжении последних пары лет ставила и снимала их каждый день, так что делаю на ощупь. Несколько раз моргаю, а внутри все скручивает от острой нехватки мужских ласк. Кладу линзы рядом с чипом. Придется достать новую пару…

— Красивые глаза, — низкий голос ректора вклинивается в воспаленный мозг, заставляет взглянуть на мужчину. — Твои линзы отличного качества, такие не всем по карману, курсант.

Он снова направляется мне за спину и встает так близко, что я чувствую тепло его тела. А-а-а! Что же он делает!

— Мы с мамой хорошо живем. — Веду плечами и несколько глубже расстегиваю куртку из эластокожи. Под ней ничего нет, и в получившийся вырез снова ныряет рука ректора, целенаправленно находит сосок и немного сжимает.

— На папину военную пенсию… — признаюсь честно и закрываю глаза, борясь с крышесносными ощущениями между ног.

— Встать, курсант, — раздается над ухом новый приказ, и рука ректора исчезает.

Я поднимаюсь на дрожащих ногах и хочу развернуться к ректору лицом, но он пинком отшвыривает мой стул и встает у меня за спиной. Прижимает меня к себе, обхватывая спереди. Ягодицами ощущаю налитую силой плоть, обжигающе горячую даже через два слоя одежды.

Инстинкты вынуждают меня прогнуться в спине и плотнее вжаться в ректора. Из-за спины доносится хриплое рычание, а потом его мощные руки рывком разделяют полы моей форменной куртки. Молния корежится, рассыпая выпавшие зубчики. Ректор Крейт не снимает, а стягивает куртку с моих плеч, выворачивая её на руки, заодно фиксируя их прижатыми к телу. А потом его пальцы зарываются мне в волосы и некулонно нагибают над столом.

Наверное, не будь полукровкой, я бы сочла это действие развратным. Но все мое естество вопит о желании близости, и его крики забивают слабый голос разума и совести. Завтра я буду себя ненавидеть и проклинать по чем свет стоит, но сейчас могу только течь и жаждать.

— Хочешь меня? — раздается сзади снова хриплый и ещё более рычащий голос ректора.

Любая бы ответила «нет», но я почти скулю «да».

Он стягивает с меня штаны, спускает до колен, ещё сильнее сковывая мои движения, и проводит рукой по голой коже ягодицы.

— Сначала ответь, что ты делаешь на этой орбитальной станции, — рычит он и, судя по шороху одежды, снимает китель.

Я по дыханию слышу, что и его тоже кроет от возбуждения, но он продолжает сдерживаться. Посмотрим, кто кого, господин ректор!

Подаюсь чуть назад, скользя по столешнице грудью, и трусь попой о его форменные брюки. Огромный бугор должен испугать меня, но он невыразимо манит. Ну же! Хватит меня мучить!

Он издает то ли рык, то ли стон, а потом в тишине отчетливо звякает пряжка ремня.

Замираю в предвкушении. Уже выть готова, как кошка в течке. Но мгновения тянутся невероятно медленно. Я снова пытаюсь проделать свой трюк и потереться попой о мужчину, но он придавливает мою талию к столу и держит так, что не шелохнуться. Закусываю губу.

— Я жду ответа, — звучит сзади с угрожающе возбужденной интонацией.

А потом мужские пальцы касаются нежной кожи у меня между ног, перебирают по складочкам, размазывают влагу.

— Ум-м-м, — мычу, опираясь лбом о столешницу. Бомбически приятно и катастрофически мало! — У-м-м-чусь…

Пальцы ректора усиливают движения, скользят по моей набухшей промежности, вызывая в теле спазмы наслаждения, но как нарочно обходят самую чувствительную точку стороной.

— Полукровкам запрещено учиться в Академии, — рычит сзади ректор и на этот раз целенаправленно находит нужное место. Делает пару кругов пальцами, отчего я едва не кончаю, а потом убирает руку.

Мне становится почти больно. Разгоряченная плоть жаждет прикосновений, внутри все скручивает судорогами. Мое дыхание становится прерывистым и поверхностным, а в глазах застывают слезы инстинктивного отчаяния. Логикой я понимаю, что ничего страшного не случилось, но тело сходит с ума.

— Я… Я ненавижу гребаных… Жуков! — все-таки пытаюсь ответить на его вопрос, эта сладкая пытка начинает превращаться в несладкую. Дыхание сбивается, но я продолжаю говорить: — Я хочу… сражаться с ними! Более… лояльного курсанта… не найти!

Будто в качестве вознаграждения ректор снова ласкает меня, на этот раз проталкивая один палец внутрь. Мычу от удовольствия сквозь сомкнутые губы. Он отлично понимает, как меня плющит просто от того, что он рядом, а любые его действия — это и вовсе взрыв мозга.

— Твою историю проверят, — цедит ректор, скользя пальцем внутрь и наружу.

Он прибавляет к нему второй, чуть растягивает меня. И я надеюсь, что готовит к своему члену. В душе все уже выгорело от стыда, а мозг отравила дикая похоть. Я сплошной комок нервов!

Ректор двигает пальцами, постепенно ускоряя ритм.

— Если ты шпионила… — произносит он, затем наклоняется и проводит языком по моей спине, ведет по позвоночнику снизу вверх, а потом прикусывает шею.

Его пальцы творят у меня между ног что-то непотребное, но умело не доводят меня до пика. Я прогибаю спину, пытаясь пустить их глубже — бесполезно. Ректор намеренно дразнит меня. Издевается.

— Если ты шпионила, — снова рычит он. — Тебя ждет трибунал!

Да мне сейчас плевать. Хоть два трибунала. Внутри печет, будто углей насыпано. По телу то и дело пробегает дрожь.

— Возьмите… — не выдерживаю и прошу. — Меня. Ректор Крейт.

— М-м-м, — раскатисто раздается сзади. Пальцы покидают мою лоно, и ректор втягивает воздух носом. — Ты вкусно пахнешь…

Он так и продолжает давить мне на талию, не давая сдвинуться с места, а потом я ощущаю между ног головку его члена. Горячую, твердую, но с нежной кожей. Мне хочется качнуться назад, чтобы она в меня скользнула, но ректор не позволяет.

— Пожалуйста… — вырывается само с мольбой, потому что возбуждение уже становится болезненным. Кожа горит, чувствительность выкручена на максимум, дрожу всем телом, как перетянутая струна.