— По ней не видно, сработал он или уничтожил её мозг! — рявкаю я.

— Тогда пойдемте проверять! — этому упырю все шуточки.

Я подхожу к той палате, где она лежала в коме. Мозг ловит отвратительное дежа вю, и в душу просачивается трагическое ощущение, что на этот раз не повезет. Пэрис останавливает меня и указывает на другую дверь.

— Эта палата для поддержания жизни, а нам нужно её спасать, — назидательно так, сука, говорит.

Я лишь рычу сквозь сжатые зубы. Этот мудила у меня доерничается.

Пэрис открывает дверь с другой стороны коридора.

— Это операционная, — поясняет, и я заношу Мелиссу туда.

— Ты же можешь залатать сосуды без инструментов! — внутри такая буря, что я с трудом удерживаюсь от крика. — Давай, поднапряги способности!

Пэрис без слов указывает на операционный стол — гладкий, поблескивающий матовым блеском отполированного металла.

— Я это сделаю, командор Крейт, — спокойно произносит Пэрис, — но при всем желании ментально я не смогу синтезировать в её теле необходимые гормоны и восполнить потерянную кровь.

Я стою над бледной мелиссой и вглядываюсь в её красивое лицо. Почему-то в груди растет тяжелое ощущение, что она таки своего добилась — уничтожила себя наконец.

Пока Пэрис ставит ей капельницу, я скольжу пальцами вдоль её шеи к затылку и отлепляю оба чипа. Бросаю их в блестящий металлический поддон, точно это извлеченные из тела пули

— Что вы сделали, командор Крейт? — раздражённо бросает Пэрис, теперь возясь с набором для переливания крови.

— Не знаю, какой из них какой, — отвечаю в тон. — Не хочу рисковать.

Пэрис недовольно фыркает, но не возражает. Лепит на Мелиссу датчики, и монитор рядом начинает пикать её слабым пульсом. Я не медик, но по показателям вижу, что она на волоске. И мозг ни при чем. Умирает её тело. От потери крови и физического истощения.

Снова Мелисса увита трубочками. В вену вливается кровь и какие-то препараты, Пэрис снимает пропитанные кровью ленты и сосредотачивается на ране.

Я ничего не говорю. Просто стою рядом и держу Мелиссу за прохладную руку.

Пэрис хмурится, затем техничным движением хватает инъекционный пистолет и, прислонив к бедру Мелиссы, жмет на спуск.

— Эпинефрин, — комментирует в ответ на мое удивленное лицо. — Сейчас займусь сосудами.

Внутри поднимается противоестественная волна благодарности, которой просто не могло и не должно было возникнуть к этому упырю, но, кажется, мой мозг безошибочно определяет единственного, кто может сейчас спасти Мелиссу.

Проходят минуты. Показатели на мониторе не меняются, будто действия Пэриса не имеют никакого эффекта.

Только бы она очнулась.

Только бы… Я готов молиться любым богам. Будь я религиозен, помолился бы.

Я ощущаю в воздухе ментальную энергию Пэриса. Он действительно заживляет руку Мелиссы. Только чувство, что все бестолку. Монитор не показывает положительной динамики. Пульс замедляется, показатели падают, хотя все медицинские манипуляции уже сделаны. У меня сердце обливается кровью от одной лишь мысли, что мы её теряем.

— Давай же, Мелисса! Ты должна жить! — произношу в пустоту, сжимая её пальцы. Они стали, кажется, ещё холоднее.

Смотрю на Пэриса, вижу, что он собрал концентрацию, он и правда старается, но, похоже, не преуспевает.

Мне хочется сказать себе, что он профессионал и знает, как надо, но я сам не верю в эту чушь. Что, если он её не спасет? Вдруг мы виделись последний раз там, в Жучьем аду?

От этих мыслей меня охватывает дрожь. Я должен что-то сделать! Должен помочь! Как бы я поступил, чтобы заштопать рану?

Взгляд цепляется за пистолет со скобами. Это же первое, что надо было сделать! Хватаю его и, едва не отпихивая Пэриса в сторону, свожу края раны и прохожусь вдоль разреза скобами.

Ловлю удивленно-благодарный взгляд Пэриса. Идиот! Он просто забыл!

Проходит ещё несколько минут, и показатели на мониторе начинают расти. Я опустошенно провожу рукой по лицу. Выдыхаю. Мы её вытащим!

Пэрис так и стоит над её рукой, ментально соединяя разорванные сосуды. Один мешок с кровью опустел, я ставлю вместо него второй.

Вскоре монитор показывает уже нормальный сердечный ритм. Я так и сжимаю руку Мелиссы, и вдруг её пальцы вздрагивают. По всему моему телу пробегает волна колючих мурашек, будто по коже наждачкой прошлись. Мелисса приходит в себя!

В следующее мгновение она открывает глаза. На лице отражаются страдания, а эмоционально она в замешательстве.

— Где… Я…? — спрашивает Мелисса слабым голосом.

Я склоняюсь над ней

— Ты в безопасности, Мелисса, — голос предательски садится, хотя возбуждения я не испытываю. Слишком нервно. — Ты в операционной. Мы тебя… спасли.

Она моргает, её взгляд сфокусирован на мне.

— Я… жива? — она искренне не верит, что выжила!

Я киваю.

— Пэрис успел, — выдыхаю и слышу победное фырканье доктора. — Ты меня до чертиков напугала, засранка!

На лице Мелиссы отражается мучительный мыслительный процесс, а потом её переполняет такая лавина эмоций, что я физически ощущаю их разрушительную силу. Мелисса сжимает пальцами мою руку, заглядывает в глаза, долго смотрит, будто пытается в них что-то прочесть.

— Поцелуй меня, пожалуйста, — произносит она тихо. Дыхание прерывистое и тяжелое. На мгновение я допускаю, что ей снова становится плохо, но монитор шкалит по другой причине.

Эта беззащитная просьба взрывает что-то во мне, её эмоции обнажены, оголены, совершенно искренние, совершенно дикие.

Я наклоняюсь и касаюсь её губ своими. Где-то сверху кашляет Пэрис, но я не обращаю на него внимания. Этот поцелуй — все, что между нами было не сказано, не выражено. Этот поцелуй — сейчас наше все.

— Я боялась, что не увижу тебя снова! — произносит Мелисса, в какой-то момент отстранившись, задыхается от эмоций, в глазах плещется влажный блеск. — Я люблю тебя, Таррел. Я никогда ничего подобного ни к кому не испытывала. Я поняла, что не смогу сбежать… мне надо было… Но страшнее всего было бы потерять тебя!

Я замираю, не зная, как реагировать на эти слова. Точнее, знаю, но любая реакция кажется мелкой, неправильной, недостаточной. Включается защитный механизм, заставляющий меня сделать вид, будто я ничего не услышал.

Мелисса отводит глаза.

— Я думала, что умру, и не успею сказать. — её голос ломается, садится до шепота.

Я аккуратно поворачиваю к себе её голову за подбородок, стираю пробежавшую по щеке мокрую дорожку и, улыбнувшись своей самой теплой улыбкой, говорю:

— Поэтому ты нацепила потенциально опасную приблуду Пэриса? — не получается сделать тон менее скрипучим. Я все ещё злюсь на Пэриса за эти чипы и стреляю в него недовольным взглядом. — Ты понимаешь, что повела себя опасно?

Мелисса мелко кивает.

— Я видела Жука у тебя за спиной, Таррел, — тихо восклицает она. — И поняла, что если тебя не станет, то и мне жить не хочется.

Боги, в ней просто галактика юношеского максимализма! Какие глупости… Но с другой стороны она спасла меня и всех нас именно благодаря этому своему максимализму.

Я вдыхаю медленно, глубоко, смотрю ей в глаза.

— Я люблю тебя, Мелисса, — произношу и, наклонившись, целую в лоб. — Но больше не рискуй так, ладно?

Мелисса кивает и слабо улыбается.

Я подставляю крутящийся стул и усаживаюсь у её каталки, беру её за руку. Она вроде начинает немного успокаиваться, дышит ровнее.

А потом, вдруг с выражением исключительной тревоги на лице спрашивает:

— Всё кончено?

Я останавливаю на ней тяжелый взгляд.

— Не совсем, — произношу с расстановкой. — Атака Жуков отражена, но наша война ещё не закончена. У нас ещё есть незаконченное дельце.

— Полукровка жива, все счастливы! — звонко подает голос Пэрис.

Я успела о нем забыть. А он все это время стоял тут и не отсвечивал. Он расправляет плечи и подходит ближе. Смотрит на меня с гордым удовольствием в глазах как на особо удачный эксперимент.