— Черт возьми! — выругался он. — Хоть и звучит бредово, но здесь присутствует какая-то безумная гениальность. Этот доцент проверял свою теорию на практике?

            — В архиве были указаны даты экспериментов на подопытных животных. Опыты проходили с разным успехом. Но лабораторный журнал первичной фиксации в документах отсутствует.

            — А основные этапы эксперимента, я так понимаю, там имеются? — спросил Михаил.

            — Только в общих чертах, — ответил я. — Нам нужно будет довести до ума его методику…

            — И у нас на всё про всё всего лишь несколько дней? — Покачал головой мой рыжий помощник.

            — Верно! — кивнул я. — Время на раздумья нет. Дети долго не продержаться без воды и еды. Мы, возможно, их последняя надежда. Готовьте всё к приему тела. Лёва, в моей тетрадке есть описание — нужно собрать генератор высоковольтных коротковолновых импульсов, по предложенным схемам. У нас имеется дефибриллятор?

            — Я у медиков ДИ-03[2] видел, — сообщил Лёва.

            — Можешь его взять за основу…

            — Так они мне его и отдали, — произнёс Дынников.

            — Посылай всех… к Яковлеву, — нервно произнёс я. — Он нам карт-бланш на все дал — если что, сразу к нему.

            — Понял, — коротко кивнул Лёва.

            — Миш, это и тебя касается, — обратил я своё внимание на рыжего МНСа. — В тетради есть формулы препаратов и реактивов, которые нам понадобятся. За всем необходимым…

            — Я понял — к Яковлеву, — кивнул Трофимов. — Шеф, ты явно что-то вспомнил?

            — Никаких личных воспоминаний, — мотнул я головой. — Жену, бывшую, и сына не помню.

            — Зато профессиональный опыт, похоже, прорывается сквозь амнезию! — заметил Михаил. — Вон, как ты лихо всё по полочкам раскидал — настоящий шеф!

            — Короче, парни, включаемся в работу! Если нужно, предупредите родных — с сего момента работаем круглосуточно! Отгулы всем обещаю! Но после! А если у нас что-нибудь получится…

            — Сплюнь, чтоб не сглазить, шеф! — перебил меня Трофимов.

            — Тьфу-тьфу-тьфу! — послушно поплевал я через левое плечо, а затем постучал себя по голове. — И по дереву, — озвучил я свои действия. — В общем, готовьте всё для опыта, а мне надо съездить кое-куда…

            — Уж не на Канатчикову ли дачу ты собрался, Родь? — поинтересовался Лёва, отрываясь от изучения тетради.

            — Туда, догада ты наш, — кивнул я. — Всё, действуем, други!

            Я уже направился к выходу, но внезапно остановился. На мне были лишь легкие летние брюки и рубашка с коротким рукавом, и появляться в таком виде в заведении психбольницы было как-то не очень. А мне нужно было не только провести впечатление на врачей, но и, возможно, еще и на них надавить. Комитетские корочки имелись, это тоже хорошо. Но мне бы какой-никакой пиджачок для «солидола».

            — Парни, а нет ли у нас здесь какой одёжки посолиднее? — Обернулся я к коллегам.

            Лёва, уже зарывшийся в какие-то провода и детали, поднял голову и махнул рукой куда-то вглубь подвала.

            — Там всё… Ты как с женой разбежался и в общежитие для сотрудников НИИ переехал, свою служебную форму сюда притащил.

            Я поблагодарил его и двинулся в указанном направлении, пробираясь между ящиками и коробками. В дальнем, плохо освещенном углу подвала, и впрямь стоял массивный, темный, почти неотличимый от бетонной стены платяной шкаф. Дверца заедала, но после моего усилия открылась со скрипом.

            Внутри висело несколько комплектов одежды. Но мой взгляд сразу прикипел к висевшему на отдельной вешалке зелёному армейскому кителю с погонами майора, просветы на которых оказались, почему-то красного цвета, а не василькового[3]. В комплекте имелась и фуражка, и брюки, а также форменная рубашка и коричневые туфли. В общем полный комплект парадной формы офицера КГБ.

            Я снял китель с вешалки и быстро прикинул «на себя» — он оказался как раз впору. Снял его, переодел рубашку и брюки, залез в туфли. Переложил в карман кителя служебное удостоверение. Не открывая, погладил пальцами шершавую обложку из кожзама. Всех этих «атрибутов власти» должно было хватить для моей задумки.

            Надев фуражку и посмотрев на свое отражение в пыльном стекле какого-то прибора, я едва узнал себя. Из «зазеркалья» на меня смотрел собранный жесткий офицер с холодным взглядом — настоящий чекист. В общем, форма села на меня идеально, теперь можно и с врачами в психушке пообщаться.

            Я еще раз поправил фуражку, прихватил чуть потертый кожаный портфель, который обнаружил в том же шкафу, и твердой, уверенной походкой направился к выходу. Форма придавала не только солидности, но и странной внутренней силы. Словно кто-то включил во мне давно забытый, но хорошо отлаженный механизм. Теперь я был готов идти до конца.

            Оставив позади гулкое эхо подвальной лаборатории и сосредоточенное бормотание коллег, я вышел на свежий воздух. Резкий контраст между прохладной сыростью подвала и летним теплом ударил по коже. Форма, слегка пахнущая нафталином (видимо, Гордеев её почти не надевал), внезапно показалась очень жаркой. Но надо было терпеть.

            По раскалённому асфальту я прошел к служебному гаражу. И, как и было оговорено с Яковлевым, возле ворот меня уже ожидала серо-голубая «Волга». Рядом с машиной, прислонившись к крылу и куря, стоял водитель — сухощавый мужчина лет сорока в потертой кожанке. Как он умудрялся в ней существовать в такую жару, я не представлял. Мне и в кителе было невтерпёж.

            Увидев меня, водила бросил окурок, предварительно его затушив о подошву, в стоявшую рядом мусорку. В его глазах мелькнуло удивление — видимо, Яковлев предупредил его о моем визите, но не уточнил деталей моего внешнего вида. А в нашем НИИ, да и вообще в конторе, форму носили редко. А оперативный состав, наверное, вообще никогда не ходил, разве только на фотографирование.

            — Уже товарищ майор? — осведомился водитель, скользнув взглядом по моим погонам. — И когда только успел, Роман Константинович?

            Долго ли умеючи, Николай, — усмехнулся я, распахивая переднюю пассажирскую дверь. — Давай, покатили уже. Времени совсем нет!

            — Слушаюсь, товарищ майор! — хитро прищурившись, ответил шофер и быстро запрыгнул на своё место. — Куда рулить?

            — В Кащенко, — ответил я, опустив задницу на прохладный кожзам салона и положив портфель на колени. Дверца захлопнулась с глухим, но основательным звуком, отсекая шумы внешнего мира. Через мгновение заработал двигатель, ровно и почти бесшумно. «Волга» плавно тронулась с места.

            Я смотрел в окно на мелькающие улицы, но не видел их. В голове прокручивал план предстоящего разговора с администрацией больницы, возможные реакции и варианты. Кожаное удостоверение в нагрудном кармане отдавало весом и серьезностью.

            Форма тоже делала свое дело — она не просто меняла внешность, она, как бы, меняла саму суть. Из ботаника-ученого, зарывшегося в подвале с проводами и установками, я превращался в человека системы. Человека, чье слово имеет вес, а приказы не обсуждают, а выполняют. Вон, даже Николай проникся.

            Шофер ловко лавировал в потоке машин, изредка бросая на меня короткие взгляды, но вопросами не докучал. То ли действительно форма сыграла свою роль, то ли Яковлев его проинструктировал на этот счет.

            «Канатчикова дача»… Старое, еще дореволюционное неофициальное название психбольницы, которое до сих пор наводит мистический ужас на простых обывателей. Ведь это место, где решают, кто в своем уме, а кто — нет. Вот и мне выпала уникальная возможность там побывать.

            Только в этой форме и с «корочкой» Комитета Государственной Безопасности в кармане я чувствовал себя уже не простым смертным, а настоящим представителем «конторы». Похоже, что форма не только меняет внешний вид, но и на мозги действует с не меньшей силой.