— Да ладно — идите уж… — Вахтер обречённо махнул рукой. — Но в следующий раз…

            — Извините великодушно! — Я извинился, как мог, и развернувшись, пошлёпал в сторону коридора, который показался мне главным.

            — Ох уж мне эти умники, — покачал головой вахтёр, вновь усаживаясь на своё место.

            Я шёл, надеясь на удачу или на какую-нибудь другую подсказку, но её не было. Я, конечно, мог легко вернуться в свою подвальную лабораторию — дорогу туда я помнил, но что-то говорило мне, что это неправильно. А вот удача меня не подвела — завернув за угол, я чуть не столкнулся лоб в лоб с Эдуардом Николаевичем, шедшим мне навстречу.

            — О, Гордеев! — увидев меня, произнёс Яковлев. — Уже вернулся? Как результат?

            — Как раз вас искал, товарищ генерал-майор, чтобы доложить…

            — Ну? Не тяни кота за кокушки, Родион! — мягко рыкнул начальник.

            — Стопроцентный результат — контейнер нашли! — обрадовал я его.

            — Мать… и-и-и мачеха! Серьёзно, Гордеев?

            — Более чем, Эдуард Николаевич — работает метод! Представляете, что это значит? — Я радовался так, как будто это было именно моё детище, а не бедолаги Родиона Гордеева. Еще бы узнать, что с ним случилось… Вернее с его сознанием, ведь я не ощущал ничего от него внутри себя ни памяти, ни чего-нибудь другого. — А ещё я хотел рассказать, — произнёс я, понижая голос, — насчёт некоторых… дополнительных деталей, которые всплыли в процессе…

            — Не здесь, — мгновенно оборвал меня Яковлев. Его взгляд стал острым, цепким. Он кивнул в сторону длинного, уходящего вглубь здания коридора. — Пойдёмте ко мне — лишние уши нам точно не нужны.

            Он развернулся и зашагал быстрой, энергичной походкой, явно предполагая, что я последую за ним. Мы прошли через несколько коридоров, мимо строгих дверей с табличками без названий, только с номерами. Наконец, Яковлев остановился у такой же неприметной двери, достал ключ и вставил его в массивную личинку замка. Дверь открылась беззвучно.

            Кабинет генерал-майора оказался просторным, но аскетичным. Большой, покрытый толстым стеклом письменный стол, за ним — кресло с высоким тканевым сиденьем. У стены — жесткий диван с высокой спинкой, похоже, еще сталинской закваски, обитый слегка потертой кожей, и пара таких же жестких кресел.

            На стене — карта мира и портреты Брежнева и Андропова в строгих рамках. Воздух пах старыми бумагами, табаком и лёгким ароматом пчелиного воска, исходившего от начищенного до блеска паркета. Ничего лишнего, что могло бы рассказать о личности хозяина, кроме того, что он не привык украшать себя предметами роскоши.

            Яковлев прошёл в кабинет, жестом пригласил меня присесть в кресло и устало опустился в другое.

            — Ну, так какие ещё детали, Родион Константинович? Говори, теперь можно.

            Я сделал паузу, собираясь с мыслями.

            — Эдуард Николаевич, когда я «считывал» воспоминания… того человека, — я кивком указал в сторону, где предположительно находилась наша лаборатория, — помимо всего остального, мельком проскочил ещё один образ… Я поначалу не обратил внимания… Лицо человека…

            Яковлев наклонился вперёд, положив сцепленные в замок руки на колени. Его лицо стало внимательным.

            — Продолжай.

            — Это было единственное человеческое лицо за весь… э-э-э… «сеанс». Остальное — это в основном тактильные ощущения, чувство страха, спешки… А вот это лицо… Я почти уверен, что умирающий думал именно о нём. Возможно, это и есть тот самый резидент, связной, кому был предназначен контейнер. Тот, кого нужно было найти.

            — Знаешь его? Может, видел когда? — тут же спросил генерал-майор.

            — Нет. — Я мотнул головой.

            — А ты его хорошо запомнил? Фоторобот составить сможешь?

            — Смогу. — Вот теперь я утвердительно кивнул.

            — Хорошо, — Яковлев тяжело поднялся и прошел к столу. Он взял с него телефонную трубку и набрал короткий номер. — Иван Поликарпыч? Ты сейчас свободен? Зайди ко мне. Да, с инструментом. — Он положил трубку и устремил на меня внимательный взгляд. — Специалист будет через пару минут.

            В дверь кабинета постучали даже раньше. После утвердительного ответа Яковлева она открылась, и внутрь вошел сухощавый возрастной мужчина в громоздких очках с толстыми линзами, держа в руках какой-то «квадратный» чемоданчик. Он молча кивнул Яковлеву (похоже, они сегодня уже встречались), поздоровался со мной за руку и поставил ящик на генеральский стол.

            — Готовьтесь, Родион Константинович, сейчас будем работать, — произнес Иван Поликарпыч, распахивая свой чемоданчик

            Внутри чемодана лежал массивный альбом с множеством прозрачных страниц, на которых рядами располагались мелкие фотографии. Рядом аккуратной стопкой лежали тонкие прозрачные пленки с еще большим количеством изображений.

            — Это наш «Идентификационный комплект рисунков», — пояснил мне специалист. — По-простому, ИКР. Будем собирать вашего человека по частям. Говорите, что помните, я буду подбирать.

            Он открыл альбом на странице с изображениями форм лиц. Десятки овалов, квадратов, треугольников, скуластых и узколицых, с тяжёлыми челюстями и изящными подбородками.

            — Ну, с чего начнем? Лицо в фас или в профиль? — спросил Иван Поликарпыч, достав увеличительное стекло.

            — В фас, — ответил я, закрывая глаза и пытаясь вызвать в памяти тот мимолетный образ. — Овал… Скорее удлиненный. Но не худой. Скулы… не широкие, но выраженные.

            — Вот так? — Безупречно чистыми пальцами Иван Поликарпыч указал на один из овалов.

            — Да, вот этот… почти идеально.

            Так, шаг за шагом, мы начали собирать портрет. Я описывал форму лба (высокий, с легкими залысинами), бровей (очень густые, темные, почти прямые, с легким изломом), разрез глаз (больше узкий, ближе к восточному) и их цвет (тёмный, практически чёрный).

            Для каждого элемента Иван Поликарпыч терпеливо подбирал нужный диапозитив из стопок плёнок, накладывал его на базовый овал и фиксировал специальными зажимами. Работа была кропотливой. Иногда я колебался, и тогда специалист предлагал несколько вариантов, чтобы я выбрал наиболее похожий. Потом пришла очередь носа, основательного фильтрума[1], тонкогубого рта, подбородка и ушей.

            — Волосы? — спросил Иван Поликарпыч, перелистывая страницу с прическами.

            — Темные. Коротко стриженные. Но не «под ноль». И… вроде бы, легкая седина на висках. Едва заметная.

            Специалист одобрительно хмыкнул, подобрал подходящую пленку с проседью и наложил её поверх волос.

            — Теперь особые приметы? Шрамы? Родинки? Очки?

            Я снова погрузился в воспоминание. Образ был мимолетным, но невероятно четким, будто врезанным в память. Я ведь видел его не глазами, а непосредственно через память другого человека, в момент наивысшего эмоционального напряжения. Детали должны быть точными.

            — Нет, ничего необычного.

            Иван Поликарпович отошел в сторону, дав мне взглянуть на результат. На прозрачных пленках, наложенных друг на друга, смотрел на меня незнакомец. Холодный, сосредоточенный взгляд узких глаз, тонкие губы, собранные в почти незаметную усмешку, уверенный и умный взгляд. Не прямо один в один, но вполне узнаваемый портрет.

            — Он, — выдохнул я. — Это именно он.

            Яковлев, молча наблюдавший за всем процессом, впервые подошел к столу и внимательно изучил собранный портрет. Его лицо, поначалу непроницаемое, неожиданно едва уловимо дрогнуло.

            — Твоё же колесо… — сдавлено произнёс он. — Хорошая работа, Иван Поликарпыч! Сделай мне несколько копий… А негативы — уничтожь! Сразу же!