И тогда произошло невероятное. Нет, цифры не исчезли окончательно, но тут же съёжились, стали меньше и прозрачнее, словно значок времени в углу компьютерного экрана. Они сместились вниз и вправо, зависнув где-то на самой периферии моего зрения, практически не мешая, но постоянно напоминая о себе. 15:37 05.09.1979 г.
Я еще раз медленно выдохнул, а затем вдохнул. Теперь я знал не только дату. Я знал, что эта… штука — слушается меня. И это было одновременно пугающе и ошеломительно. И, приблизительно, начал догадываться, откуда растут ноги этого виртуального интерфейса — из вживлённого в мой мозг биологического нейрочипа.
Непонятным оставался только один момент — ведь чип остался там, в будущем, в моём старом парализованном теле. В теле Родиона Гордеева из прошлого его никогда не было, и быть не могло. Тогда как это всё логически объяснить?
В машине стало тихо, если не считать рева мотора и свиста ветра в приоткрытой форточке. Мои спутники, удовлетворившись моим молчаливым кивком, вернулись к обсуждению успешной операции и своих дальнейших планов. А у меня в голове бушевал настоящий ураган из вопросов.
Неужели так проявил себя тот самый чип? Да, это было очень похоже на действие экспериментальной системы — нейроинтерфейса, вживленного в мой мозг Русланом Гордеевым в том самом будущем, откуда я родом. Он должен был дать парализованному пациенту, каким я и был, возможность взаимодействовать с миром через цифровые среды, протезы… Это была последняя надежда, клочок соломки, за которую я ухватился. И соломка сработала, но каким-то совершенно непредсказуемым и фантастическим образом, забросив меня в прошлое, да еще и в совершенно чужое тело.
Я мысленно пробежался по всему, что знал: чип был не просто куском кремния; это была синтетическо-биологическая структура, выращенная на молекулярном уровне, чтобы слиться с моей собственной нервной тканью. Чип не просто передавал сигналы — он их интерпретировал с помощью так же вживленной в мой мозг нейросетью, которая должна была постоянно учиться, подстраиваясь под паттерны моего мышления. Чип же должен был стать мостом между моим сознанием и машиной.
И тогда меня осенило: а что если этот биочип (или нейросеть, сейчас это не столь важно), будучи неразрывно связанным с моим сознанием, с самой моей личностью, совершил прыжок вместе со мной? Когда «моё я» неведомым образом переместилось в прошлое, в тело Родиона Гордеева, чип не остался в старом теле. Он… скопировал себя? Встроился? Прирос к моему сознанию?
Или, что более вероятно, он уже является не физическим объектом в моей новой голове, а своего рода программным отпечатком, цифровым призраком, проекцией моего прежнего интерфейса прямо в мое визуальное восприятие. Похоже, что мы с ним теперь являемся единым целым.
Конечно, это мои дикие предположения, но это могло бы объяснить всё. Чип был частью меня, как и нейросеть. А она считывала мои намерения, мои запросы — даже такие простые, как желание узнать точное время. И она отвечала тем способом, к которому я привык за годы взаимодействия в виртуальных средах — компьютерным интерфейсом.
Только теперь этот интерфейс проецировался не на экран монитора, а прямиком в мое сознание, накладываясь на видимую реальность. Получалось, я ношу в себе кусочек будущего. Не устройство, а его суть, его функцию. Это была не магия и не божья воля, а вышедшая из-под контроля передовая технология, результат невероятного эксперимента, последствия которого никто не мог предсказать.
От этой мысли по коже побежали мурашки. Страх постепенно начал отступать, сменяясь жгучим, всепоглощающим любопытством. Если весьма продвинутая нейросеть (а Гордеев рассказывал о её функциональных возможностях) работает здесь и сейчас, в 1979 году, на что еще она способна? Сможет ли она… помочь мне адаптироваться и защитить себя в этом чужом и опасном мире?
Я украдкой взглянул на цифры в углу моего зрения. 15:41 05.09.1979 г. Минуты тихо текли, напоминая, что время не остановилось. Я попытался сосредоточиться, мысленно «прощупав» этот новый, призрачный интерфейс.
«Что еще ты умеешь? — спросил я безмолвно. Покажи меню. Вызови справку. Проведи диагностику».
Но ничего не происходило. Цифры даты и времени неподвижно висели на своем месте, ничуть не меняясь и не реагируя на мои внутренние запросы. Видимо, помимо моего сильного первоначального желания узнать точную дату, на большее у нейросети пока не хватало ни данных, ни мощности, или же я просто не знал, как правильно с ней взаимодействовать.
Она была словно сложный гаджет, у которого я интуитивно освоил лишь одну функцию — включение часов, да и то чисто случайно. Жаль, что спросить было не у кого. Руслан Гордеев, гениальный создатель этой штуки, остался где-то там, в другом времени.
Машина оперативников, меж тем, уже сворачивала на знакомую улицу. Я узнал массивное серое здание моего (точнее, Родиона Гордеева) НИИ. Коля ловко припарковался у самого входа.
— Ну, вот ты и дома, кудесник, — обернулся назад Николай. — Работа сделана на отлично! Отдыхай, дружище! Ты нам очень помог!
— Спасибо вам, ребята! — Я искренне пожал руку сначала водителю, а потом Марату. — Без вас бы наш эксперимент потерял всякий смысл.
— Да ладно, чего уж… — смущенно буркнул Николай, но в его голосе я почувствовал настоящее уважение. — Ты, главное, береги себя! Твоя голова — весьма ценный инструмент!
Марат, оказавшийся более сдержанным в чувствах, кивнул с улыбкой и добавил уже серьезно:
— Родь, если что… Ты знаешь, как нас найти…
Я кивнул, вышел из машины и захлопнул дверцу. Оперативники помахали мне на прощание, и их «Волга» с рычанием тронулась с места, быстро выехала со двора на дорогу и растворилась в потоке машин.
Я остался один перед входом, где на фасаде большими буквами было написано: «Всесоюзный НИИ комплексных проблем». И никаких тебе «разведок». Ветер гнал по асфальту пока еще редкие жухлые листья, а в воздухе, несмотря на почти летнюю жару, витала пронзительная предвечерняя свежесть.
Пора было идти к Яковлеву. Отчитываться о находке и… о новых обстоятельствах. Пока я отлично помнил лицо того человека, и был способен его описать или составить фоторобот. Я уверенно толкнул тяжелую дверь, шагнул в просторный мраморный вестибюль. И тут же осёкся.
Эйфория от успеха отвлекли меня от простого, но критически важного факта: я понятия не имел, где именно находится кабинет генерал-майора Яковлева. Я замер посреди просторного холла, чувствуя, как нарастает легкая паника. Куда идти? Спрашивать у «вахтера»? А что, если сотрудник на вертушке знает Гордеева в лицо и удивится, что тот забыл дорогу к собственному начальнику? Это вызовет ненужные подозрения. А это, как-никак, КГБ! Не надо давать лишних поводов для подозрений.
Я заставил себя сделать глубокий вдох и медленно пошел вперед, стараясь выглядеть максимально естественно, будто просто задумался о чем-то. Мой взгляд скользнул по массивной деревянной указательной доске с перечнем отделов и фамилиями. Я пробежался по ним глазами, но фамилии «Яковлев» там не обнаружил. Видимо, руководство столь высокого уровня не указывалось на общих табло. Да и сами отделы могли быть обычной «липой» для отвода глаз. Как и название самого НИИ.
Цифры в углу зрения показывали 16:03. Время шло. Мне нужно было найти решение, и быстро. И тогда я просто прошел через «вертушку», кивнув возрастному «вахтеру», как старому знакомому. Тот тоже кивнул в ответ, но когда я уже прошел КПП, укоризненно произнёс:
— Родион Константинович, вы опять пропуск забыли показать. Нехорошо! Нарушаем…
— Ох, ты… — Сокрушенно покачал я головой, спешно шаря по карманам. — Опять забыл? Задумался… — заговаривал я зубы охраннику. — Ах, вот же он! — В заднем кармане брюк я неожиданно нащупал твердую корочку, которую резко выдернул и показал.
