Подбежал сияющий Вовчик.

— Шеф, вы видели? — зашептал он. — Жена барона добавки попросила! Моих тефтелей! Сказала, очень нежные.

— Я же говорил: главное — душу вложить, — я взъерошил ему волосы. — Гордись.

Вечер шёл своим чередом. Тосты становились громче. Степан встал с рюмкой, лицо у него было красное и довольное.

— Скажу так, — прогудел он. — Мы все разные. Но собрал нас один человек. И не магией, а настоящим вкусом. Мы забыли, как это — когда еда радость даёт. Спасибо, Игорь, что напомнил.

Он выпил и с стуком поставил рюмку.

— За правду! — поддержал Николай.

Я почувствовал, как к горлу подкатил ком. Я, взрослый циничный мужик, стоял и понимал, что я здесь нужен. Это место становилось домом. И у меня наконец-то появился тыл.

Разошлись за полночь.

Фермеров развезли, Степан с дамами уехал на чёрной машине. В зале стало тихо, только на кухне шумела вода — парни домывали посуду, а Даша затирала рабочее место.

Я остался у стойки. Уставшая Настя села рядом на высокий стул и положила голову мне на плечо.

— Как ты? — спросил я.

— Хорошо, — выдохнула она. — Я боялась, что они не поладят. А они… нормальные. Живые.

— Всем хочется вкусно поесть и чувствовать себя спокойно. Мы им это дали.

Я погладил её по волосам.

— Настён, я завтра уезжаю. Поезд в семь.

Она напряглась, но голову не подняла.

— Стрежнев?

— Да. Там всё решается. Нужно запустить шоу, сделать его хитом. Тогда нас никто не тронет.

Настя выпрямилась и посмотрела мне в глаза. Взгляд у неё изменился, повзрослел за эти дни. Страха больше не было.

— Я понимаю. Раньше я боялась оставаться одна, думала — не справлюсь. А теперь… — она кивнула на пустой зал. — У нас есть друзья. Даша, Вовчик, Ташенко, Земитские. Я справлюсь. Честно.

— Знаю, — улыбнулся я. — Ты у меня сильная.

— Ты только береги себя там, ладно? Не лезь на рожон. И возвращайся скорее. Без хозяина дом скучает.

Настя ушла спать, и стук её шагов затих где-то наверху. В «Очаге» наконец стало тихо. Не просто тихо, а как-то пусто.

Я остался в зале один. Сам себе официант, бармен и уборщик. Хорошо хоть Вовчик с Дашей основную грязь растащили, мне осталось только свет вырубить.

Я прошёлся по залу, щёлкая выключателями. Плафоны гасли один за другим, погружая всё в полумрак. Витрины, столы — всё теряло очертания. Оставил гореть только одну лампу над моим столом у барной стойки.

В круге света лежала стопка салфеток, телефон и тарелка с остатками сыра. Мой стратегический запас. Я со вздохом плюхнулся на стул. Покрутил в руках кружку с холодным чаем. Сделал глоток — крепкий, с лимоном. Самое то, чтобы мозги на место вправить.

День выдался бешеный. Мы провернули то, во что я сам до конца не верил: объединили фермеров, власть и столичные деньги. Теперь «Очаг» — это крепость. По крайней мере, на бумаге. Любой, кто сунется с проверкой, получит по зубам от самой системы.

Голова говорила: всё сделано чётко. Шах и мат. А вот чуйка, которая спасала меня в прошлой жизни не раз, шептала: «Слишком всё гладко».

На столе что-то шурхнуло. Из тени, где свет от лампы заканчивался, вылезла серая морда. Усы дёргаются, чёрные глазки блестят.

— Ну что, шеф? — пискнул Рат, по-хозяйски забираясь на скатерть. — Наелся народной любви? Я пока твои тосты слушал, чуть не уснул. Пафоса нагнал — жуть. «За правду!», «За Гильдию!».

Он деловито подошёл к тарелке, выбрал кусок сыра пожирнее и принюхался.

— Ешь давай, критик, — устало буркнул я. — Еле от Степана спас, он им закусывать порывался.

Рат фыркнул, но в сыр вгрызся так, будто неделю не ел.

— Пойдёт, — прочавкал он. — Хотя в отеле был поинтереснее. Но мы крысы не гордые.

Он быстро расправился с куском, вытер лапы о грудь и уставился на меня. Шутовство с него слетело мгновенно. Передо мной снова сидел мой начальник разведки.

— Что по новостям? — спросил я тихо. — Хвостатые докладывали? Что в особняке Алиевых?

Рат нервно дёрнул ухом.

— В том-то и дело, шеф. Ничего.

Я нахмурился.

— В смысле — ничего? Мурат за решёткой, мать его опозорили на весь город, я их репутацию в газетах смешал с грязью. Там должен быть дым коромыслом. Крики, битая посуда, планы мести.

— Глухо, как в танке, — отрезал Рат. — Мои парни там дежурят круглосуточно. И в вентиляции, и в подвале. Магии больше не ощущается. Фатима третий день из кабинета не вылезает. Сидит там, как паучиха. Шторы закрыла, свет не включает. Слуги на цыпочках ходят.

Мне это не понравилось. Очень не понравилось.

Если бы она орала и метала молнии — я бы выдохнул. Истерика — это ошибка, признак слабости. А вот тишина… Тишина пугала.

Я достал телефон, разблокировал экран. Висело непрочитанное сообщение. Номер скрыт, но я знал, от кого это. Марьяна. Та самая ведьма, которую Фатима наняла меня извести, и которую я перекупил лекарством для дочери.

Открыл текст.

«Хозяйка молчит. Никаких ритуалов. Никаких проклятий. Никого не пускает. Я не чувствую от неё злости, Игорь. Я чувствую холод. Мёртвый холод. Будь осторожен».

Я показал экран Рату. Тот быстро пробежал глазами и поёжился.

— Мёртвый холод, — пробормотал он. — Умеют ведьмы жути нагнать. Но суть одна: старая гадюка что-то задумала. Не может она просто так проглотить обиду. Ты ей не просто на хвост наступил, ты ей хребет переломил.

— Или она поняла, что ломиться в лоб бесполезно, — предположил я, пытаясь найти в этом логику. — Смотри сам. Мурат выбыл из игры. Внучка, Лейла, сбежала. Мы заключили союз с городом. Если Фатима сейчас дёрнется — её раздавят. У неё ресурсов нет для войны.

Я говорил уверенно, стараясь убедить самого себя. Ведь всё сходилось.

— Она бизнесмен, хоть и бандитского пошиба. Должна понимать, когда партия проиграна.

— Должна, — согласился Рат, почесав за ухом. — Только ты забываешь, шеф, что она ещё и мать. И бабка. Ты разрушил её семью. Уничтожила всё, что она строила. В таких случаях логика идёт лесом. Остаётся только безумие.

И ведь прав, зараза. Крыс прав.

Я встал, разминая ноги, прошёлся по тёмному залу. Подошёл к окну, отодвинул занавеску. Улица пустая. Фонарь качается, тени пляшут на мокром асфальте.

Затишье перед бурей. Классика.

— Значит, так, — я вернулся к столу. — Скажи своим, пока нас не будет, глаз с дома не спускать. Пусть фиксируют всех, кто входит и выходит. Даже если это почтальон. Мне нужны имена и время.

— Сделают, — кивнул Рат. — За двойную порцию сыра они и под кровать к ней залезем.

— Пускай не рискуют зря. Мне нужны живые шпионы, а не мёртвые герои. И ещё… — я замялся. — Надо присматривать за Настей. И за этим Кириллом.

Рат хитро прищурился.

— А что с ним не так? Вроде парень старается. Вон как сегодня вокруг твоей сестры вился, пылинки сдувал.

— Вот именно, — мрачно буркнул я. — Слишком он идеальный. И глаза у него испуганные. Я сегодня на него надавил немного в Управе — он сразу поплыл. Кто-то его за ниточки дёргает. Хочу знать — кто.

— Понял, — Рат стал серьёзным. — Будут пасти. Если дёрнется — без ушей останется.

Я посмотрел на часы. Половина второго ночи. Через пять часов поезд. Опять этот чёртов поезд, стук колёс, чай в подстаканниках. Снова Стрежнев, интриги, камеры.

Мне вдруг дико захотелось никуда не ехать. Подняться наверх, упасть в кровать, зная, что утром меня разбудит запах кофе, а не звонок продюсера. Захотелось встать к плите и просто жарить котлеты, ни о чём не думая.

Но нельзя.

Я строю Империю. Не ради власти и не ради денег. А ради того, чтобы у меня было право просто жарить котлеты и никого не бояться. И пока стройка не закончена, отдыхать рано.

— Ладно, — я допил холодный чай залпом. — Пора спать. Хоть пару часов урвать.

— Правильно, шеф, — зевнул Рат, показав острые жёлтые зубки. — Тебе завтра выглядеть надо презентабельно. А то приедешь с мешками под глазами, рейтинги упадут.