— И нашему народному герою… достаётся последний жребий! — с фальшивой грустью в голосе пропел ведущий.

Я опустил руку в мешочек, нащупал холодный кружок дерева. Вытащил его и показал всем. Цифра «3».

По залу пронёсся разочарованный вздох. Кто-то даже присвистнул. Я видел, как люди качают головами. Антонина даже не пыталась скрыть довольную ухмылку. Всё шло по её плану. По плану графа Ярового.

На сцену выкатили три огромных ящика. Антонина, кряхтя, открыла свой. По залу снова пронёсся вздох, на этот раз — восхищённый. Внутри, на бархатных подушках, лежали сокровища. Нежнейшая гусиная печень, крупные морские гребешки, маленький, но пахучий чёрный трюфель, щепотка шафрана, пучок спаржи, дюжина перепелиных яиц и какой-то диковинный светящийся мох. Это была запакованная в коробку победа.

Пётр Семёнович открыл свой ящик. Там всё было скромнее, но достойно. Хорошая утиная грудка, горсть белых грибов, корень пастернака, немного сушёной клюквы и бутылка дорогого коньяка. Сложный, но благородный набор для настоящего мастера.

А потом ведущий подвёл меня к моему «ящику». Это был даже не ящик, а маленький столик, на котором было разложено несколько самых дешёвых продуктов.

— Итак, Игорь! — с деланым энтузиазмом воскликнул ведущий. — Выбирайте свои три ингредиента!

Я обвёл взглядом этот скромный натюрморт. Крупы, дешёвое мясо, пара овощей. Их последняя пощёчина. Насмешка. Они хотели, чтобы я сдался. Чтобы стоял здесь, жалкий и униженный. Но эти идиоты кое-чего не понимали. Они думали, что сила повара — в дорогих продуктах. Нет. Сила повара — в его голове и руках.

Я спокойно, не торопясь, подошёл к столу. Не смотрел на сочувствующие лица зрителей. Не смотрел на торжествующую рожу Антонины. Я просто делал свой выбор.

Первое — мешок с булгуром. Отличная, сытная крупа, которая впитывает в себя любые вкусы.

Второе — хороший кусок свиной шеи. Простое мясо с жирком, которое при правильном подходе станет нежнее любого стейка.

И третье. Бутылка дешёвого красного вина.

— Итак, выбор сделан! — закричал ведущий. — Булгур, свинина и красное вино! Какой смелый выбор! По правилам, мы также разрешаем нашим финалистам использовать базовые приправы! — с этими словами он покосился на меня. — Будь они магическими или прямиком с диких лугов!

М-да, что за грубость? Я же эти травки собирал, высушивал, подготавливал… а вы ко мне, как к варвару? Всё пытаетесь выставить меня деревенским олухом? И это после двух побед? Сколько же тебе заплатил Яровой, улыбчивая ты сволочь?

Антонина не выдержала и хихикнула. Она уже видела себя победительницей.

Раздался удар гонга. Финальный час пошёл.

Слева от меня Антонина накинулась на свой стол. Зашипело масло, и по павильону пополз странный, неприятный запах, будто смешали духи и жжёный сахар. Она металась по кухне, как курица, хватая всё подряд без всякой логики. В одну сковороду полетели гребешки, в другую — гусиная печень. Одновременно она зачем-то засунула в блендер светящийся мох, который с отвратительным жужжанием превратился в зелёную жижу. Это была не готовка, а паника человека, которому дали слишком много дорогих игрушек.

Справа же, наоборот, стояла тишина. Верещагин работал так спокойно, будто вокруг него никого не было. Каждое его движение было медленным и точным. Он взял утиную грудку и, не торопясь, сделал на коже аккуратные надрезы. Затем положил её на холодную сковороду, кожей вниз, и только потом включил слабый огонь. Так делают только настоящие профи: жир медленно вытапливается, кожа становится хрустящей, а мясо остаётся нежным. Он не суетился, он работал.

А я просто стоял и смотрел на это шоу. Я чувствовал на себе взгляды из зала. В них читалась откровенная жалость. Операторы лениво наводили на меня камеры, не ожидая ничего интересного. Ведущий уже взахлёб расхваливал Антонину, которая сейчас «создаст симфонию вкусов».

И в этот момент, стоя под софитами и чувствуя на себе взгляды сотен людей, я вдруг успокоился. Стало так легко и просто. Они думали, что загнали меня в угол, а на самом деле дали мне лучший подарок. Они создали идеальные условия, чтобы показать, что главное — не цена продукта, а умение с ним работать.

Я позволил себе лёгкую усмешку и посмотрел прямо в тёмный глазок ближайшей камеры. Я знал, что он смотрит. Граф Яровой. Сидит в своём кресле и ждёт моего провала. Эта улыбка была для него.

Ну что ж, господа хорошие. Хотели шоу? Будет вам шоу.

Первым делом — мясо. Я взял кусок свинины. Нарезал его на крупные куски, поставил на самый сильный огонь сковороду и раскалил её до лёгкого дымка. Ни капли масла. И бросил мясо на сухую, раскалённую поверхность.

Тш-ш-ш-ш!

Сковорода взревела. Я быстро, постоянно переворачивая, обжаривал кусочки со всех сторон. На мясе тут же появилась золотистая корочка. Я запечатывал сок внутри каждого куска. Когда все они стали румяными, убавил огонь и сделал то, чего никто не ждал.

Я взял бутылку вина и щедро плеснул в сковороду. Меня окутало облако пара с приятной винной кислинкой. Деревянной лопаткой я начал соскребать со дна всё, что прижарилось. Эти тёмные частички не грязь, а самый смак, душа будущего соуса. Затем я бросил туда пару раздавленных зубчиков чеснока и пару веточек тимьяна. Накрыл крышкой, убавил огонь до минимума и оставил. Теперь нужно просто дать времени сделать своё дело.

Пришла очередь булгура. Большинство поваров просто залили бы его кипятком. Лентяи. Я же высыпал крупу в сухой сотейник и начал обжаривать. Через минуту по павильону поплыл тонкий ореховый аромат. Тёплый и уютный. Я будто разбудил эту крупу.

И только когда булгур стал золотистым, я приподнял крышку сковороды с мясом, зачерпнул несколько половников рубинового бульона и вылил его на крупу. Она жадно зашипела, впитывая ароматную влагу. Я заставил кашу пропитаться вкусом мяса и вина. Это был не гарнир, а равноправный партнёр.

Последний штрих — соус. Я выловил из сковороды куски мяса и отложил их в сторону, накрыв фольгой, чтобы они отдохнули. А в сковороде остался сок. Я снова включил огонь на максимум. Жидкость начала пузыриться, испаряться, густеть. То, что было просто бульоном, на глазах превращалось в тягучий, блестящий соус.

Первым пошёл Пётр Семёнович. Ни капли волнения, только холодное достоинство. Он нёс тарелку, и я уже знал, что там. Утиная грудка, выложенная идеальными ломтиками. Рядом — гладкое пюре из пастернака и несколько капель тёмного соуса. Классика. Безупречная, выверенная и до смерти скучная.

Судьи ковыряли его утку вилками с видом знатоков, долго жевали, закатывали глаза.

— Что ж, Пётр Семёнович, — наконец сказал усатый критик. — Это безупречно. Как и всегда. Идеально приготовлено, тонкий соус. Классика.

— Хоть в учебник помещай, — поддакнул ему лысый.

Старик молча кивнул и вернулся на место. Его похвалили, да. Но в их голосах не было ни капли восторга. Уважение было, а радости нет. Будто отчёт приняли. Красиво, правильно, но мёртво.

Потом на сцену выплыла Антонина. Она несла свою тарелку так, будто это не еда, а сокровище. Я едва сдержал смешок. Потому что это была не тарелка, а катастрофа. Безумная мешанина из всего самого дорогого, что она смогла найти. В центре — огромный кусок фуа-гра. Рядом — несколько гребешков. И всё это залито ядовито-зелёной жижей и посыпано чёрной крошкой трюфеля. По краям — половинки перепелиных яиц.

— «Семь сокровищ императора»! — объявила она. — Семь изысканных вкусов, усиленных магией первозданного огня!

Судьи с опаской зачерпнули вилками эту кашу. И в ту же секунду их лица перекосились. Усатый закашлялся так, что усы подпрыгнули. Лысый поперхнулся и сорвал с носа запотевшие очки. А третья судья просто замерла с открытым ртом.

Их ударило вкусом. Семь ярких продуктов, усиленные дешёвой магией, устроили драку. Нежный гребешок был убит наглостью фуа-гра. Тонкий аромат трюфеля был погребён под крикливой вонью шафрана. Это была пьяная потасовка на базаре, где каждый пытается перекричать соседа.