Погодите. Мои уши?

Я смотрю вниз, в воду, и ищу отражение. На меня смотрит рыжевато-бурая лань, глаза распахнуты от растерянности. Я моргаю — и она моргает тоже. Это не может быть правдой. Я...

Вой разрывает воздух. Призраки больше не люди — это волки, мчащиеся с холма с убийственной грацией. Паника захлёстывает меня. Я вскакиваю на ноги — четыре тонких копыта подо мной — и срываюсь с места.

Лес смазывается, пока я бегу. Моё новое тело движется с текучей точностью: я перепрыгиваю поваленные стволы, ныряю между деревьями. Тяжёлое дыхание волков всё ближе, горячий пар почти касается моих пяток. Сердце колотится, адреналин поёт в венах.

Я должна быть в ужасе.

Я должна бороться изо всех сил, чтобы уйти.

Но пока я мчусь и прыгаю, на меня накатывает странное спокойствие. От чего я бегу? Это же мои Призраки. Моя стая.

Что за свобода без моей стаи?

Я замедляюсь, позволяя преследователям сократить дистанцию. Делаю последний прыжок — перелетаю ручей так легко, будто лечу.

Белый волк вырывается вперёд.

Он бросается с рычанием, оскалив клыки, глаза — расплавленное серебро.

Его зубы впиваются мне в горло.

Предательство.

Они не должны были причинять мне боль.

Я дёргаюсь и просыпаюсь с задушенным всхлипом, дезориентированная, задыхаясь. Меня со всех сторон сжимает тьма. Сердце несётся вскачь, шея жжёт, словно меня ударили ножом.

Требуется мгновение, чтобы реальность вернулась. Удушающая темнота… Капюшон. Он всё ещё на мне, перекрывает любой свет. Я не в лесу. Я не лань.

И Валек…

События, приведшие к этому моменту, вспыхивают во мне чистой яростью, выжигая последние клочки сна. Этот ёбаный ублюдок меня похитил. Я дёргаюсь, пытаясь освободиться, но запястья и щиколотки стянуты тугими полосами. Стяжки? Чем больше я бьюсь, тем сильнее они впиваются в кожу.

Я заставляю себя замереть. Думать. Мне нужна информация.

Где я?

Чего Валек от меня хочет?

Воспоминания накатывают быстрее, кровоточа. Я вырезала чип из задней части его шеи. И замешкалась, когда он сказал уйти с ним. И что он сделал? Накачал меня, как накачал Виски, и похитил?

О чем я, блять, вообще думала, помогая ему?

Я знаю только одно: я в каком-то транспорте. Постоянная дрожь, которая не прекращается ни на секунду, и периодический, раздирающий уши визг стали о сталь сразу выдают — я в поезде.

А холодный запах Валека, просачивающийся сквозь затхлость капюшона, подтверждает, что источник тепла рядом со мной — этот грёбаный мудак. Мне хочется кричать, биться, кусаться — сделать что угодно, лишь бы быть от него подальше.

Но я заставляю себя лежать тихо.

Дышать.

Думать.

Ритмичный грохот поезда заполняет уши — постоянное напоминание о моём положении. Я цепляюсь за любые ощущения: шершавую ткань капюшона у лица, холодный деревянный пол подо мной, ноющую боль в мышцах от того, что меня связали чёрт знает на сколько. За что угодно, лишь бы отвлечься от тошнотворного осознания, подбирающегося изнутри.

Я не смогла уйти.

Мысль бьёт под дых, выбивая воздух. Почему? Почему я просто не побежала, когда был шанс? Я так долго мечтала о побеге, строила планы, ждала идеального момента.

И когда этот момент наконец пришёл, когда свобода была у меня в руках, я замешкалась.

Нет. Не совсем так.

Я не просто замешкалась.

Я выбрала остаться.

Истина накрывает меня тяжёлым, удушающим пластом. Я выбрала остаться, потому что… впервые в жизни я хочу чего-то сильнее, чем снова быть свободной и дикой.

Я хочу Призраков.

Всех. Даже Валека.

Блядь.

Мне хочется смеяться. Кричать. Плакать. Вместо этого я лежу неподвижно, грудь сжимает клубок чувств, которые я даже не пытаюсь распутать.

Осознание выворачивает что-то внутри — смесь самоненависти и горького веселья. Как же это жалко. Как же это чертовски, тупо жалко. После всего, что они сделали, после всего, что они собой олицетворяют, я умудрилась влюбиться в своих похитителей.

То, как они иногда смотрят на меня, будто я — самое ценное на свете… Всё это фальшь. Обязательно фальшь. По-другому быть не может.

Но, Господи, как же я хочу верить, что это правда.

Поезд дёргается, и меня толкает в бок Валека. Его запах накрывает меня — холодный зимний воздух, оружейная сталь, камень — и моё предательское тело на долю секунды расслабляется, прежде чем я успеваю опомниться. Я напрягаюсь, ненавидя себя за то, что нахожу утешение в его присутствии.

Особенно после того, что он сделал. После выбора, которого он меня лишил, нашёптывая сладкие слова о свободе и праве выбирать.

Какой ёбаный фарс.

— Я знаю, что ты не спишь, — его голос с акцентом прорезает ритмичный стук поезда. — Нет смысла притворяться, маленькая омега.

Это прозвище бьёт во мне вспышкой ярости. Я поворачиваю голову в сторону его голоса, жалея, что не могу прожечь его взглядом сквозь капюшон. Приходится довольствоваться рычанием.

— Пошёл нахуй.

Он не смеётся и не отпускает ядовитую реплику, как сделал бы обычно. Вместо этого — тишина. И от этого у меня на задней части шеи встают волоски.

Молчание тянется, натянутое, как колючая проволока. Кожа зудит от желания сорваться, ударить, сделать ему больно так же, как он сделал больно мне. Но я заставляю себя лежать спокойно, дышать сквозь ярость. Ответы мне сейчас нужнее, чем месть.

— Чего ты от меня хочешь? — выплёвываю я слова, словно кислоту.

Валек шевелится рядом. Тепло его тела просачивается сквозь мою одежду, заставляя кожу покалывать.

— Я хочу, чтобы ты выслушала, — говорит он низко и размеренно. — Ты сделала неправильный выбор.

Из меня вырывается резкий, горький смешок.

— О, да ну? От тебя это особенно смешно слышать. Ты вообще не дал мне выбора.

— Нет. — Его голос твердеет. — Ты сделала не правильный выбор.

Мои руки, стянутые стяжками, сжимаются в кулаки на коленях, ногти впиваются в ладони.

— И что, блядь, это должно значить?

Он вздыхает — звук настолько усталый, что застаёт меня врасплох.

— Ты слишком связана с этой стаей, чтобы уйти сама. Даже если бы ты сбежала, часть тебя всегда бы оглядывалась назад. Спрашивала бы себя, правильно ли ты поступила.

Правда его слов жалит, как соль в открытую рану. Мне хочется отрицать, кричать, что он ошибается. Но перед глазами вспыхивает сон — то спокойствие, которое накрыло меня, когда я замедлилась, позволяя волкам догнать себя.

Я тяжело сглатываю, отталкивая воспоминание.

— И что? — огрызаюсь я. — Ты решил выбрать за меня? Накачать меня и утащить, как какой-то трофей?

— Нет. — В его голосе появляется кромка, острая, как ножи, которые он так любит. — Я хочу, чтобы ты помогла разрушить это фальшивое общество. Сверху донизу. Так же, как я делал до того, как меня схватили и бросили гнить в тюрьме.

Я замираю, его слова медленно оседают во мне.

— Что?

Они повисают в воздухе, тяжёлые, с подтекстом. Мой разум мечется, пытаясь связать точки.

— Разрушить… общество? — повторяю я почти шёпотом. — Ты имеешь в виду...

— Да. — Голос Валека холоден и твёрд. — Эту систему нельзя спасти. Тэйн захочет починить её изнутри. Но некоторые вещи слишком сломаны, чтобы их чинить.

По спине пробегает холодок — и не только от страха.

— Тогда каков твой план?

— Сжечь мир. — Его дыхание скользит у моего уха сквозь тонкую ткань капюшона, заставляя кожу покалывать. — Сжечь всё к чёрту и начать заново.

Сердце грохочет в груди, по венам несётся смесь ужаса и возбуждения. Разве не этого я всегда хотела? Увидеть, как эта жестокая система рассыпается?

Его слова висят в тишине. Какая-то часть меня — та, что так долго была заперта и забита, — хочет заорать «да» и смотреть, как всё идёт прахом. Но есть и другая часть.

Та, что хочет Призраков.

— И что потом? — спрашиваю я почти шёпотом. — Когда останется один пепел, что будет со мной?

Валек шевелится рядом, тепло его тела резко контрастирует с холодом его слов. Я чувствую — он не знает, что ответить. Он об этом не думал.