Машина мчалась по разбитой дороге, подскакивая на колдобинах. Я молчал, переваривая данные. Трофимов, сидевший за рулем, украдкой поглядывал на меня в зеркало, ни о чем не спрашивая. Привык, что я порой встречаюсь с самыми неожиданными людьми.

Мысли в голове крутились, как шестерни в часовом механизме. Грибник не просто предупредил. Он показал мне изнанку ситуации, в которой я оказался главной фигурой и главной же мишенью. То, что его отозвали, было красноречивее любых слов.

Только в книжках и фильмах — враг всегда на той стороне. В жизни все сложнее. И не потому, что в стране «проклятый сталинский режым», с которым так любили бороться, оставаясь в полной безопасности, наши либерасты.

Враг всегда стремится внедрить своих агентов в структуру безопасности противостоящего ему государства и с этим фактом ничего не может поделать, даже могущественный наркомвнудел товарищ Берия.

Другой вопрос, что при хорошей организации службы такие внедренцы выявляются и уничтожаются. О чем свидетельствует ликвидация группы «Егорова», но кто сказал, что в нашем тылу действует одна такая группа или что сейчас не готовят следующую.

А у врага всегда находятся пособники — вольные или невольные. И если я допущу прокол, если под Выборгом мы вдруг упремся в неожиданно крепкую оборону, если потери окажутся слишком велики, тут же поползут змеиные шепотки:

«Авантюрист… Гнал людей на убой ради личной славы… Игнорировал указания…»

Так что мне нужна не просто победа. Нужен полный разгром основных сил противника. Блестящий, сокрушительный, в стиле русского блицкрига, который ошеломит всех — и врагов, и друзей. Чтобы даже у самых ядовитых языков не осталось аргументов.

— Трофимов, — сказал я ординарцу, который у меня по совместительству исполнял обязанности адъютанта. — Как только приедем на НП, найди комдива, начальника штаба и начарта. Передай, что я вызываю их через пятнадцать минут. А также — пусть связисты отправят шифровку на КП флотских корректировщиков: «Целеуказание по квадратам утверждаю. Огонь на поражение — по команде. Жду доклада о готовности к операции „Острова“».

— Есть, товарищ комкор!

НП 90-й стрелковой дивизии, глубокая ночь

Вскоре в блиндаже собрались временно исполняющий должность командира 90-й стрелковой дивизии Щербаков, его начальник штаба и начарт. Глаза у всех троих были красными от бессонницы. Я и сам уже не помнил, когда нормально спал и ел.

— Товарищи командиры, — начал я без преамбул, указывая на карту Выборгского укрепрайона. — Финны ждут нашего лобового удара с востока и юго-востока. Там у них бетон, скалы, подготовленные позиции. Ломиться туда — терять время и людей.

Присутствующие переглянулись.

— Откуда же мы нанесем удар, Георгий Константинович, если другие направления… — начал было врид.

— Другие направления — здесь. — Пальцем я прочертил дугу с юга, от Койвисто, по Выборгскому заливу, выходя в тыл городу с запада. — Основной удар наносит 123-я стрелковая дивизия с приданным ей полком «Т-28» и тяжелым самоходным. Они идут не по дорогам. Они идут по льду. Причем — ночью, под прикрытием метели и артналета по береговым батареям финнов.

Командиры молчали. Морозы стояли крепкие, но все же декабрьский лед мог оказаться недостаточно прочным.

— А если они провалятся под лед… — пробормотал начарт.

— Они не вслепую идут. Саперы и гидрологи работают, промеряют толщину льда. По предварительным данным — лед крепкий, выдержит и танки, если двигаться не колонной, а рассредоточившись. А чтобы финны не мешали — для этого нам и нужны наши новые «форты». — Я перевел палец на острова Сейскари и Лавенсаари. — К рассвету там должна встать наша артиллерия. Их задача — в час «Х» обрушить весь огонь не на передний край, а на финские береговые батареи и резервы в районе Тронгзунда и Ристиниеми. Создать у противника впечатление, что главный десант будет там. Пусть бегут туда, подставляя тыл под наш удар, нанесенный после высадки.

Щербаков, старый, осторожный волк, медленно кивал, в его глазах загорался азартный огонек.

— Дерзко… Очень дерзко. Но если сработает… Мы выйдем к шоссе Выборг-Хельсинки с запада, отрежем город полностью.

— Именно, — подтвердил я. — А в это время ваша 90-я и остальные дивизии поведут отвлекающие, но яростные атаки с фронта. Не для прорыва, а для того, чтобы приковать к себе основные силы финнов. И еще один козырь. — Я посмотрел на начарта. — Все орудия, какие есть в дивизии, свести в одну группу. Их задача — в момент выхода нашей группы на лед накрыть огнем именно береговую оборону в районе высадки. Не дать финнам опомниться и выдвинуть противотанковые средства.

План, рожденный за считанные минуты уже после встречи с «Грибником», обретал плоть. Он был рискованным, почти безумным, но в этом безумии была своя логика. Такой удар нельзя было предсказать, если мыслить по шаблону.

Он ломал все расчеты — и вражеские, и, что немаловажно, расчеты тех, кто в Москве строил против меня козни. Нельзя было обвинить в шаблонности и тупости того, кто решился на такое.

Приказы отдавались быстро, без лишних обсуждений. Комдивы и командиры других частей, вызванные на срочное совещание, выслушивали их, и, после некоторого раздумья, начинали предлагать план собственных действий. Видать, надоело долбить лбом в бетон.

Когда все разошлись, чтобы подготовиться к наступлению, я остался один на один с Щербаковым.

— Владимир Иванович, лично проверьте связь с флотом и с теми, кто на островах. От этого удара с моря все зависит. Если их артиллерия промолчит или ударит неточно — мы подставим людей под расстрел на льду.

— Будет сделано, Георгий Константинович. Я сам буду на линии.

— И еще… — я понизил голос. — Всю переписку по этой операции — только шифром. И доложите в штаб армии и фронта… уже после того, когда группа выйдет на лед. Чтобы не успели «поправить» и «уточнить».

Врид Щербаков кивнул, без лишних вопросов. Видать, тоже знал цену тыловым интригам. Я вышел из блиндажа. Ночь была черной, беззвездной, но на западе, над заливом, небо уже начало светлеть — не от зари, а от вспышек выстрелов далеких орудий.

Линкоры били по тылам. Пока — для острастки. С рассветом, начнется то, что-либо навсегда впишет это сражение в учебники истории и военного дела, либо станет могилой всех моих начинаний, но иного пути не было.

Чтобы выжить в этой двойной игре — против финской разведки и всех прочих, окопавшихся в нашем тылу — нужно было играть ва-банк. Ставить на стол все. И выиграть так, чтобы стол снести вместе с картами и всеми игроками.

Я закурил, вдохнув ледяной воздух, вперемешку с пахучим дымком «Казбека». Ветер дул с залива, неся с собой гул артиллерийской подготовки, которая уже шла. Что ж, под этот гул я и сделаю свой самый опасный ход.

Рассвет не наступил. Его заменило унылое, свинцовое просветление — серое небо сливалось с серым льдом залива в сплошную, промозглую хмарь, но это было даже к лучшему. Нет солнца, нет четких силуэтов. Только снежная пелена и низкая облачность.

Я стоял на льду, в двухстах метрах от каменной гряды берега, где был обустроен наблюдательный пункт. Передо мной расстилался Выборгский залив. Казалось, сплошь белое, мертвое, ровное пространство.

Если смотреть издалека. Потому что на самом деле где-то там, в серой дымке, двигалась десантная группа, состоявшая из танков, орудий, грузовиков с пехотой. По льду. Издавая скрежет, треск и низкое гудение моторов, приглушенных метелью и расстоянием.

— Георгий Константинович, голова колонны на подходе к середине залива, — опять заговорил Щербаков, подходя. — Потери на марше — один «БТ» провалился в промоину. Экипаж спасен, машину не вытащить. Остальные в порядке. Разведка доложила — финны на западном берегу пока не проявляют активности. Видимо, действительно ждут удара с юга, от Тронгзунда.

Я кивнул, не отрывая бинокля от глаз. В окулярах мелькали темные, расплывчатые силуэты.