Трофимов доложил, что машина готова. Я позвонил в авиаполк и велел приготовить мне самолет, потом мгновенно оделся, выскочил наружу. «ГАЗ-64», собранный вручную на автозаводе, и уже не раз показавший свои превосходные качества, тарахтел прогреваемым движком.

Ординарец, оказавшийся превосходным водителем, бодро гнал машины по ночной дороге. Вскоре, мы ворвались в расположение авиаполка. Здесь пришлось оставить Трофимова. Я летел налегке на борту «У-2». Сначала до Белоострова, а оттуда уже до Ленинграда на транспортном «Ли-2».

Ночной полет в ноябре — предприятие не для слабонервных. Самолет трясло в промозглой тьме, но мои мысли были ясны и холодны. Я продумывал каждый аргумент, предвосхищая возможные возражения.

«Почему не сейчас? Войска рвутся в бой!» — «Потому что сейчас они лягут костьми, не прорвав и первой линии». «Политическая обстановка не терпит!» — «Бессмысленное кровопролитие обойдется политикам дороже».

С Комендантского аэродрома я сразу направился в Смольный, откуда можно было позвонить прямиком в Кремль по «вертушке». Меня провели в узел спецсвязи и спустя несколько минут, соединили с Поскребышевым.

Было раннее утро и я опасался, что помощник вождя не пожелает соединить меня с Хозяином, но «люди в Кремле никогда не спят» и я убедился в этом, когда услышал в трубке глуховатый голос Сталина и сразу же выложил ему суть проблемы.

— Товарищ Сталин, прошу санкционировать отвод передовых частей на пять-десять километров от границы и официально объявить о начале учений, — сказал я в заключение доклада. — Это охладит пыл наших командиров и собьет спесь с финнов. Они ждут нашей реакции на каждую их выходку. Мы не дадим им ее. Мы сделаем вид, что не замечаем их провокаций, готовясь к настоящему удару. Мне нужны эти две недели. Без них операция по прорыву обречена на затяжной характер и неоправданные потери.

Верховный долго молчал и, судя по сипению, раскуривал трубку. Мысленно я видел его взгляд, как всегда — проницательный и тяжелый. В комнате спецсвязи повисла тишина, которую нарушало лишь тиканье настенных часов.

Я стоял по стойке «смирно», понимая, что от этого молчания зависит судьба тысяч красноармейцев и командиров. Хозяин никогда не торопился с принятием важных решений и в этом заключалась его сила.

— Хорошо, Жуков, наконец произнес он. — Действуйте по вашему плану, но помните — отсрочка не отменяет достижения конечной цели. Финский вопрос должен быть решен.

— Вас понял, товарищ Сталин. Разрешите продолжать службу?

— Продолжайте. До свидания, товарищ Жуков!

— До свидания, товарищ Сталин!

Аккуратно положив трубку на рычажки телефонного аппарата, я покинул узел спецсвязи, чувствуя, что с плеч свалилась тяжелая ноша. Я выиграл эти две недели. Теперь все зависело от меня. От моего умения превратить эту передышку в победу.

Алексей Иванович Воронов, техник-интендант 2-го ранга, сидел над сводками по списанному обмундированию. Лейтенант внутренних войск Егоров изредка показывался ему на глаза, но не назначал встреч.

Это одновременно и радовало и тревожило «Жаворонка». Не смея записывать то, что узнал и подслушал, он хранил будущие донесения в единственном хранилище, которому доверял, в собственной голове.

Воронов по-прежнему был уверен, что его главная задача — следить за Жуковым, и отчитывался в этом в своих мысленных докладах, но кому докладывать, если его связной не проявляет к нему интереса?

«Жаворонка» вызвали в обозно-вещевой отдел штаба корпуса для переоформления каких-то документов. Пока он маялся в коридоре, к нему подошел невысокий, щуплый красноармеец в чистой, но поношенной форме.

— Товарищ техник-интендант 2-го ранга, — тихо сказал красноармеец, протягивая сложенный листок. — Вы обронили.

Воронов машинально взял бумажку. Когда он развернул ее, кровь отхлынула от его лица. На листке было написано карандашом: «Завтра. 04:30. Развалины мельницы в 2 км восточнее Белоострова. Приходи один. Интерес к ГК растет. 'В.».

«В» значит «Вяйнемёйнен». Финны не отказались от своего подручного. Более того, они знали его новое место службы. И их интересовал Жуков. Теперь он, «Жаворонок» нужен обеим сторонам, и обе могли его уничтожить.

«Жаворонок» пытался составить в голове отчет о расходе тротила для саперных батальонов. Слова плясали перед глазами. Он понимал, ему нужны хоть какие-то данные для финнов. А что у него есть, кроме сведений о выданных подштанниках?

Что он мог знать? Только то, что видел и слышал вокруг. Он начал записывать в своем мысленном отчете: «Участилась выдача тротила и динамита саперам 50-го ск. Создаются спецгруппы. Идут активные тренировки штурма укреплений на полигоне 123-й сд. Комкор Жуков лично инспектирует подготовку».

Звучало солидно, но на деле это было ничто. Какое точное количество выдано взрывчатки саперам? Сколько спецгрупп было создано? Состав? Численность? Ничего этого Воронов не знал, но, по крайней мере, покажет финнам, что он работает.

«Жаворонок» вышел из штабного здания, чтобы отнести утвержденные ведомости. У проходной, как и давеча, стоял лейтенант Егоров. На этот раз он курил, непринужденно опираясь на косяк.

Их взгляды снова встретились. Воронов вынул из кармана листок с вызовом на явку. Связной прочел, кивнул, принимая к сведению, вернул записку технику-интенданту 2-го ранга. И опять не сказал ни слова. Лишь к ночи он нашел его и вручил ему «донесение для 'Вяйнемёйнена».

Вернувшись на КП 50-го стрелкового корпуса, я немедленно вызвал к себе начальника инженерной службы и командиров саперных батальонов дивизий. Когда они собрались, я поставил перед ними задачу.

— С сегодняшнего дня в каждой стрелковой дивизии первого эшелона формируются штурмовые инженерно-саперные группы. Они будут действовать в авангарде атаки. Основная задача — проделать проходы для пехоты и танков через инженерные заграждения противника.

Командир саперного батальона 90-й дивизии, бывалый капитан, сказал:

— Есть, товарищ комкор! Вот только со снаряжением проблемы…

— Снаряжение будет, — пообещал я. — Вы даете список, я обеспечиваю. Первое — это подрывные заряды. Тротил, аммонал в брикетах. Не менее пятнадцати килограммов на группу. Готовьте шнуры и капсюли-детонаторы заранее. Второе, — продолжал я, глядя в глаза собравшимся командирам. — Миноискатели и щупы. Каждой группе — не менее двух миноискателей и комплект щупов. Отработайте до автоматизма технику проверки грунта. Ваша ошибка — это смерть десятков бойцов. Третье. Штурмовые лестницы и разборные мостики для преодоления рвов и траншей. Конструкции должны быть легкими, но прочными. Изготовьте и испытайте в условиях максимально приближенных к боевым!

Начальник инженерной службы корпуса что-то быстро записывал в блокнот, его лицо было серьезным.

— Будет выполнено, товарищ комкор, но с миноискателями напряженка по всему фронту…

— Берем из резервов армии, — парировал я. — Я решу этот вопрос. Ваша задача — к вечеру предоставить мне списки сформированных групп и их командиров.

Покинув землянку, я направился на танковый полигон, где шла отработка взаимодействия. От увиденного кулаки мои поневоле сжались. Танки «Т-26» и «Т-28» двигались рывками, пехота отставала, а саперы и вовсе бултыхались где-то сзади.

— Отставить! — скомандовал я, подходя к группе командиров. — Кто старший?

— Я, товарищ комкор! — отозвался майор, командир танкового батальона.

— Объясните, что происходит.

— Отрабатываем прорыв, товарищ комкор…

— Какой прорыв? — удивился я. — Я вижу танки без пехотного прикрытия, пехоту без поддержки танков и саперов, которые не знают, куда им бежать. Сейчас же перестроиться!

После нескольких неудачных попыток начала вырисовываться более отрадная картина. Танки прикрывали саперов огнем, те под их прикрытием проделывали проходы, а пехота шла за ними, занимая траншеи. Это было далеко от идеала, но уже напоминало единый организм.