— Вы требуете почти невозможного, товарищ Жуков. — сказал он. — Нарушаете все законы развития науки. Год-два?.. Это абсурд!

— Законы… — хмыкнул Королев. — Законы пишутся теми, кто действует. Если ресурсы действительно будут… можно попытаться. Но цена ошибки…

— Цена бездействия будет неизмеримо выше, — прервал я его. — Мы находимся на пороге войны, в которой выживет тот, кто первым овладеет этими технологиями. Ваши теоретические изыскания теперь имеют конкретное, прикладное значение. Более того — насущно необходимые для безопасности нашего социалистического отечества.

Я обвел взглядом их лица. Скепсис, азарт, страх… Весь спектр эмоций. И все же возможность удовлетворить свое любопытство за государственный счет, принеся при этом существенную пользу народу явно преобладала.

— Никто не собирается принуждать вас к работе, если вы решите для себя, что не готовы совершить этот прыжок. Понимаю, что гарантировать успех вы не можете, потому что вам придется заниматься вещами, которых никто еще не делал, но без уверенности в своих силах вперед нам не продвинуться… Теперь прошу высказываться, товарищи. По возможности — конструктивно.

Курчатов тяжело оперся локтями о стол, нависая над ним.

— Вы говорите об уране… Чтобы начать работать над делением ядер и прочим, его надо иметь. И не в следовых количествах, а — в промышленных. Следовательно — изыскания, добыча, обогащение. И начать это надо было лет десять назад. И чтобы создать то, о чем вы нас просите, нам нужны не просто ресурсы. Нужны заводы, которых нет. Технологии, которые еще не созданы… Коротко говоря, мы только в начале пути. А вы говорите — год-два…

— На самом деле, Игорь Васильевич, у нас нет и года, — холодно прервал его я. — У нас есть ровно столько времени, сколько потребуется противнику, чтобы создать это оружие первым. А он над этим работает. И если он преуспеет — никакие танки и самолеты нас не спасут. Даже — самые новейшие.

Капица, до этого молча наблюдавший, медленно произнес:

— Георгий Константинович, вы требуете от нас перепрыгнуть через пропасть в два прыжка, что невозможно даже при неограниченных ресурсах…

— Тогда не прыгайте, — отрезал я. — Ползите. Перебегайте. Переходите по веревочному мосту, но будьте по ту сторону пропасти, раньше, чем противник окажется здесь. Ваши теории — это карта неведомой страны, которую предстоит пройти под артиллерийским огнем.

Ландау нервно вскочил.

— Это безумие! — воскликнул он. — Без фундаментальных исследований, без…

— Фундаментальные исследования, не имеющие прикладного значения, закончились в тот день, когда первый немецкий ученый получил задание на создание урановой бомбы, — сказал Королев и его голос прозвучал неожиданно твердо. — Вопрос не в том, возможно ли это. Вопрос в том, как это сделать. И кто будет первым. Мы или они?

Я кивнул ему, чувствуя, как в воздухе повисает нечто новое — не просто страх или сопротивление, а рождающаяся решимость этих людей довести дело до конца. Наверняка они и сами думали об этом, но порой такие мысли трудно произнести вслух.

— Завтра, — сказал я, поднимаясь, — вы получите первые конкретные предписания и доступ к архивам разведки по этим направлениям. Разумеется, под подписку о неразглашении. Один из вас возьмет на себя координацию работ по ракетной тематике, другой — по ядерной. Третий — по системам управления. Решите между собой, кто именно. Мои помощники обеспечат вас всем необходимым. И составьте списки специалистов, которые вам нужны. С именами, научными званиями и краткими биографическими данными.

— Любых специалистов, без ограничений? — осторожно осведомился Ландау.

— Любых. Даже если они находятся в местах заключения, — уточнил я. — Только настоятельно прошу, не пытайтесь спасти тех, кому вы лично сочувствуете, но для дела непригодных… Хотя… — я выдержал паузу, — этих людей тоже внесите в список. Отдельный. До свидания, товарищи!

Я направился к выходу, оставляя их в наступившем гробовом молчании. Сейчас там у них пойдут интересные разговоры, но мне, к сожалению, пора идти. Главное сделано. Задача перед корифеями науки поставлена. Дело за малым — выполнить все, что я пообещал им.

Кремль, кабинет Сталина

Кабинет был погружен в привычную для ночных заседаний дымную мглу. Сталин медленно прохаживался вдоль стола, за которым сидели Молотов и старый финский большевик Оттo Вильгельмович Куусинен — глава «Народного правительства Финляндии», существовавшего пока лишь на бумаге.

— Товарищ Куусинен обратился с просьбой о военной помощи, — ровным, лишенным эмоций голосом начал Молотов, поправляя пенсне. — Финляндская Демократическая Республика нуждается в защите от белофинской военщины.

Сталин остановился напротив Куусинена, пристально глядя на главу Финской Коммунистической партии.

— Вы уверены, что народ Финляндии поддержит ваше правительство? — спросил он.

Куусинен поднялся.

— Абсолютно уверен, товарищ Сталин, — сказал он. — Рабочие и крестьяне моей родной земли томятся под гнетом капиталистов. Они с надеждой смотрят на Советский Союз. Наша задача — помочь им сбросить это ярмо. Победоносная Красная Армия, которая поставила на место зарвавшихся японских милитаристов, станет для них освободительницей.

— Освободительницей… — повторил вождь и медленно подошел к своему столу, взял из пепельницы потухшую трубку. — А если они не захотят… освобождаться? Если встретят наших бойцов не хлебом-солью, а пулями?

В кабинете повисла напряженная пауза. Куусинен слегка побледнел.

— Товарищ Сталин, я… я могу ручаться за поддержку народа. Массы…

— Массы идут за силой, — тихо, но четко перебил его Сталин. — Они поддерживают того, кто побеждает. — Он снова уставился на Куусинена. — Ваше правительство будет признано. Военная помощь будет оказана, но…

Вождь помолчал, раскуривая трубку.

— Но его авторитет должен быть подкреплен на земле. На территории, освобожденной от белофиннов. Вы понимаете, о чем я?

Молотов, понимающе глядя на Хозяина, добавил:

— Речь идет о том, чтобы правительство товарища Куусинена располагалось не здесь, в Москве, а на освобожденной финской территории. В Териоках, например. Это придаст ему вес.

Куусинен кивнул, осознавая весь риск такого шага. Он становился не просто государственным деятелем в изгнании, живущим в безопасной Москве, а главой правительства, которое окажется фактически на линии фронта.

— Я… готов выполнить свой долг, — выдохнул он.

Сталин кивнул, выпуская струйку дыма.

— Хорошо. Готовьте необходимые документы и обращения. Ваше правительство должно начать работу на финской земле в ближайшее время.

Когда Куусинен вышел из кабинета, Сталин повернулся к Молотову. Его лицо было невозмутимым.

— Ну что, Вячеслав, посмотрим, чью песню теперь запоет финский народ… нашу… или свою собственную.

Вождь глубоко затянулся, его взгляд был устремлен на дверь, за которой скрылся Куусинен.

— Надо будет обеспечить его правительство всем необходимым, — сказал он, снова поворачиваясь к Молотову. — И хорошей связью. Чтобы он мог оперативно информировать нас о настроениях среди финского населения.

Молотов кивнул, делая пометку в блокноте.

— Связь будет обеспечена. И переводчики, но что если возникнут… осложнения, Иосиф? Финны, развращенные властью капитала, могут не принять советскую власть.

Сталин подошел к карте, висевшей на стене. Его палец медленно провел по линии советско-финской границы.

— Тогда нам придется убедить их. Силой. Но сначала предпримем попытки дипломатического решения. Пусть Куусинен работает. Его правительство — это наш политический аргумент. Легитимность, которую мы предъявим миру.

Он повернулся к Молотову, и в его глазах появилось знакомое наркому иностранных дел выражение.

— Если этот аргумент не сработает… у нас есть другие. Армия не должна подвести.

— Кому же ты думаешь доверить это дело?