— Ну и бандура, — уважительно буркнул Васян. — Силища.

— Ладно, Кремень. Пойдем мы, — произнес я, взглянув на темнеющее небо. — Жди теперь с гостинцами. И насчет соли — я серьезно.

— Жду, — кивнул вожак. — Идите с богом, пока архангелы не повылазили. Мы теперь вроде как в доле.

Мы вышли из-под их моста не друзьями — на улице друзей нет, — но будущими подельниками.

Мы отошли от моста на приличное расстояние, прежде чем напряжение отпустило. Шли молча, торопливо переставляя ноги по грязной набережной Обводного. Первым не выдержал Спица. Он все оглядывался, словно не верил, что мы выбрались оттуда целыми.

— Сенька… — выдохнул он, хватая меня за рукав. — Ты это… Ты как это сделал?

— Что сделал? — не оборачиваясь буркнул я, хотя прекрасно понимал, о чем он.

— Ну… с Кремнем этим! — Глаза Спицы были круглыми, как пятаки. — Он же варнак чистый! У него стекло в руке было! Я думал, всё, попишут нас сейчас! А ты…

— А ты с ним как с ровней, — подхватил Грачик. В его голосе звучало не столько восхищение, сколько опаска. — И про тюрьму ему, и про дело. Откуда слова такие знаешь, Пришлый?

Васян шел рядом, угрюмо сопя. Он был самым сильным из нас, но там, под мостом, явно почувствовал себя беспомощным. И теперь смотрел на меня по-новому. Не как на равного, а как на старшего.

— Слова — это тоже оружие, — усмехнулся я, поправляя картуз. — Иногда посильнее кулака будут.

Остановился и посмотрел на них. Четверо заморышей в казенных обносках против целого мира.

— Запомните, — жестко сказал я. — Такие, как Кремень, понимают только силу или выгоду. Если бы мы испугались — нас бы растоптали. Если бы полезли в драку — нас бы порезали.

— А так? — спросил Васян.

— А так мы им полезны, — ответил я. — Мы для них теперь не жертвы. Мы — деловые. Еду приносим.

— Ну ты и жук, Сенька… — покачал головой Спица, и на его лице расплылась широкая, щербатая улыбка. — Пришлый, говоришь? Точно Пришлый! Наш Сенька двух слов связать не мог, когда страшно, а ты… Ты этого атамана как щенка развел!

— Не развел, а договорился, — поправил я. — Теперь у нас есть место, где можно пересидеть, если что. Это, братцы, дорогого стоит.

— Соль, — вдруг сказал Грачик. — Ты обещал ему соль. Где брать будем?

— В кладовке, где же еще, — подмигнул я. — Засов-то мы уже открыли.

Парни переглянулись. Страх в их глазах окончательно уступил место азарту. Они поняли: правила игры изменились. Мы больше не терпилы.

— Ладно, — буркнул Васян, сплевывая в канаву. — Соль так соль. Лишь бы рыба была. А то придется Кремню объяснять.

— Будет рыба, — уверенно сказал я, глядя на мрачные воды канала. — Куда она денется.

Тут из здания стекольного завода раздался мощный гудок: нечеловеческий, протяжный вой, который, казалось, исходил не из трубы, а из самих недр земли. Огромные чугунные ворота со скрежетом поползли в стороны, и из них полилась людская река. Мужчины и женщины в грязной, местами прожженной одежде. Их лица были одного цвета с небом и заводским дымом. Они не шли — они вытекали, волоча ноги. Не говорили, не смеялись, даже не кашляли. Среди взрослых брели и дети. Многих из них нельзя было даже назвать нашими ровесниками!Мальчишки и девчонки лет десяти-двенадцати, с такими же мертвыми, пустыми глазами, как у тряпичных кукол. Кто-то полез на второй этаж вагонов «паровика», другие побрели «до дома» пешком.

Мой взгляд зацепился за одного мальчишку. Он споткнулся, и его машинально удержал шедший рядом рабочий. На руке мальца, от кисти до локтя, алел страшный, наспех перевязанный грязной тряпкой ожог — видимо, от раскаленного стекла. Мальчик не плакал. Он даже не морщился. Его лицо не выражало ничего, кроме тупой покорности судьбе.

Толпа работяг медленно растеклась по убогим улочкам. Я посмотрел на своих товарищей.

— Вот, что нас ждет, ребята! — произнес я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Если мы ничего не изменим — будем лямку тянут, как эти вот бедолаги. Пока не сдохнем от сивухи.

И мы молча пошли обратно.

Так и брели дальше вдоль забора, пока не свернули в проулок, который вдруг вывел нас к настоящему Эльдорадо для босяков.

Это была гигантская свалка, раскинувшееся за задворками завода. Кладбище ненужных вещей. Здесь было все: скелеты сломанных станков, горы битого кирпича, спутанные клубки ржавой проволоки, треснувшие формы для литья стекла, похожие на панцири доисторических черепах. Рядом же стояла пара покренившихся сараев.

— Гляди-ка! — Васян, чей практичный ум, сразу оценил выгоду, кинулся к куче хлама и вытащил из нее почти целый, хоть и покрытый коркой ржавчины, молоток. — Почти как новый!

Мы, как стая ворон, набросились на хлам, выискивая что-нибудь полезное. Грачик нашел моток проволоки. Я присмотрел добротный железный прут — неплохое оружие на крайний случай.

Тук… тук…

Мы замерли. Звук был тихим, но отчетливым. Дерево о камень.

Тук…

Из-за покосившейся будки, сколоченной из старых ящиков и кусков жести, к нам медленно двигалась фигура. Старик. Сухой, на одной ноге, опираясь на самодельный костыль. Палку он держал не как опору, а как дубину.

Остановился в десяти шагах. Огромная бесформенная шапка, седая щетина на впалых щеках. Но глаза у него были живые и злые, как у хорька, который застал крысу в своей норе.

— А ну, положь, где взяли. — Голос у старика был скрипучий, как несмазанная телега.

Васян сжал молоток и подался вперед.

— Ты че лезешь, старый? Да оно же ничье…

— Ничье⁈ — Дед усмехнулся беззубым ртом и стукнул костылем о землю. — Это мой склад. С моего склада не берут. С моего склада покупают. Или ноги ломают. Это уж на выбор…

Васян уже был готов ответить, но я положил ему руку на плечо.

— Тихо.

Видел я таких стариков. Они иной раз опаснее любого громилы, потому что им нечего терять.

— Хозяин, значит, — сказал я спокойно, окидывая его оценивающим взором. — Мы не знали.

Он прищурился, тоже, видно, оценивая меня.

— А если на твой склад будут приносить? Мы много где бываем. Мало ли чего под ногами валяется. Мы тебе — товар, ты нам — копейку. Или разрешение взять что-то отсюда. Что, ежели так?

Старик замолчал. Оглядел нас и что-то прикинул в уме.

— Ладно, голодранцы… — наконец проскрипел он. — Слушайте сюда. Медь, латунь, свинец — это лучше всего. За это хорошо заплачу. Тряпки, кости, железо, чугун тоже берем, но за них плата — гроши. Ну, или меняемся баш на баш. Но сначала я смотрю, что вы принесли. И если хоть раз увижу, что вы тут без меня шаритесь…

Он многозначительно похлопал по своему костылю.

— Мы поняли, — ответил я. — Ладно, тогда пойдем.

Уходя, я обернулся. Старик все так же стоял, опираясь на свой костыль, и провожал нас ясным, внимательным взглядом.

Васян зло сплюнул.

— Жмот старый.

— Не жмот, — поправил я его. — Нам такие знакомства нужны! Ежели он всякий хлам покупает, то нам он, выходит, человек полезный!

— Старьевщик поди, — вставил Грачик. — Да и не один он там.

И я кивнул соглашаясь.

Возвращались мы немного другим путем, не там, каким шли на канал. Впрочем, вид по сторонам от этого не стал лучше. Путь наш лежал мимо вонючего проулка, из подвальной двери которого несло сивухой и слышались пьяные голоса. Мы ускорили шаг.

— Гони пятак, гнида! Сказал, гони!

Хриплые крики заставили нас замереть и вжаться в тень арки. Из подвальной двери, толкая друг друга, вывалились два тела.

Пьяные мастеровые, оба крупные, заросшие. Один — рыжий, другой — чернобородый.

— Ты мухлевал! Я видел! — взревел Черная Борода.

— Мухлевал? — икнув, оскалился Рыжий. — Да я тебе сейчас в харю намухлюю!

И, не откладывая дела, так сказать, в долгий ящик, тут же дал ему в зубы

Началась пьяная, неуклюжая свалка. Они обменивались размашистыми, неточными ударами, от вида которых, однако, по телу пробегал холодок. Пьяные кулаки с влажным, тошнотворным звуком врезались в скулы и челюсти. Спица и Грачик смотрели с ужасом. Васян — с мрачным интересом, будто и сам готов был прыгнуть в драку.