Повозка остановилась прямо у входа в это здание. Мы с Николаем вышли. Слуга сразу же поклонился в пояс, после чего произнёс:

— Славься, Владыка!

Николай слегка поднял руку, отвечая на приветствие. Добран спрыгнул с Желтка, посмотрел на меня, затем на Владыку Севера и спросил:

— А можно Желтку попастись на травке?

Николай кивнул и показал рукой в сторону аккуратного поля, расположенного неподалёку, похожего больше на огромный ухоженный газон, чем на пастбище.

— Пусть пасётся там, — сказал он.

— Благодарю, Владыка, — произнёс Добран и тут же повернулся к своему ящеру и обратился уже к нему: — Иди, Желток, поешь травки.

После чего он похлопал гусака по шее и показал, куда идти. Ящер довольно фыркнул, расправил крылья и неторопливо направился к полю, важно ступая по траве. А мы с Николаем переглянулись. Оба отметили, как легко мальчишка управляется со зверем.

Отправив Желтка пастись, мы зашли на крыльцо. Слуга сразу же распахнул дверь настежь и ещё раз низко поклонился, пропуская нас внутрь. Мы вошли.

Внутри всё напоминало, что мы пришли в пристанище магов. Воздух здесь был тёплый, плотный, с довольно сильным ароматом трав, благовоний и чего-то непонятного, но очень резкого. Вокруг царил полумрак: свет лился откуда-то сверху, но вот откуда — непонятно. Мягкий, без теней, казалось, будто стены сами источают его.

Высокие потолки опирались на резные балки, стены были отделаны светлым камнем, а на полу лежала гладкая мозаика из зелёных и серых плит. На стенах висели карты, схемы, на которых были изображены то ли звёздные диаграммы, то ли какие-то магические круги.

Мы пошли по длинному и очень широкому коридору, больше похожему на огромную странную прихожую. По обе стороны этого коридора стояли высокие шкафы с застеклёнными дверцами: внутри — книги, склянки, кристаллы, инструменты, пергаменты. Мы дошли до конца этого странного помещения и остановился у массивной двери. Владыка толкнул её ладонью, и та легко поддалась.

Комната, в которую мы попали, оказалась очень просторной. В центре её стоял огромный тяжёлый стол из чёрного дерева, гладкий, будто лакированный. На нём были разложены пергаменты, толстенные книги, склянки с разными жидкостями, кристаллы, кусочки меди, серебра и золота, разные металлические инструменты, напоминавшие хирургические или лабораторные. А над всем этим клубился слабый аромат озона и дыма.

На полу лежал мягкий, густой ковёр, в углу стояло массивное кресло с изогнутой спинкой. Вдоль стен стояли высокие стеллажи со всевозможными аккуратно сложенными артефактами. Часть из них была обуглена, видимо, они когда-то были оружием, и их использовали в бою.

А за столом сидел мужчина лет пятидесяти, средней комплекции с густыми, чуть тронутыми сединой волосами, загорелым лицом, внимательными живыми глазами и чуть усталым взглядом. Он был одет в тёмно-синюю мантию с золотыми швами и каким-то хитрым знаком на груди. Это явно был один из тех огневиков-отступников, о которых говорил Николай. Всё в нём выдавало опытного мага, привыкшего много работать. Впрочем, к другому мы бы и не поехали.

И явно это был далеко не рядовой чаровник, а один из старших здесь, а может, вообще глава местных чаровников. Едва мы вошли, он поднялся из-за стола, поклонился и произнёс:

— Славься, Владыка! Рад видеть тебя. Твой визит — большая честь для нас.

— И я рад видеть тебя, достопочтенный Згал, — ответил Николай и, показав на меня и Добрана, добавил: — Это княжич Владимир и Добран — тот самый мальчик, о котором я тебе рассказывал.

Чаровник взглянул на Добрана, и глаза его сразу засветились живым интересом.

— Огневест? — уточнил он.

— Вот ты нам и скажи, — ответил Николай, — огневест он или нет.

Чаровник подошёл к Добрану почти вплотную, внимательно осмотрел его с головы до ног, будто считывал с него что-то невидимое. Кивал, качал головой, вглядывался, то отступая, то снова приближаясь. В итоге на его лице появилось искреннее, неподдельное восхищение, почти детское.

— Так что? — нетерпеливо спросил Николай. — Огневест?

— Сейчас, сейчас… — пробормотал Згал.

Он медленно поднял руки и поднёс их к Добрану, держа на расстоянии ладонь от ладони, словно между ними было что-то хрупкое. На лице чаровника появилось выражение крайней сосредоточенности. Он стоял так около минуты, пытаясь, что-то уловить, какие-то лишь ему известные сигналы, затем выдохнул, опустил руки и сказал:

— Очень похоже на то, что этот мальчик — огневест. По крайней мере, сила от него такая исходит, что мне аж не по себе.

Згал повернулся к нам, жестом указал на одну из полок и добавил:

— Да вот, смотрите!

Я перевёл взгляд туда, куда он показывал, и заметил три амулета на полке: один был выполнен в форме капли из прозрачного кристалла, оплетённый тонкой медной проволокой; второй — бронзовый диск с выгравированным солнцем и спиралью внутри; третий — маленький чернёный диск с трещинами, исписанный рунами.

Все они были разными, но объединяло их одно: они светились, не особо ярко, но достаточно, чтобы понять, что это не отражённый свет, что он исходит изнутри артефактов.

— Эти амулеты реагируют на мальчика, — сказал чаровник. — Подойди к ним поближе, Добран.

Мальчишка послушно подошёл к полке, и амулеты вспыхнули один за другим. Теперь они светились намного ярче.

— А теперь выйди на минуту из комнаты, — попросил Згал Добрана.

Тот послушно вышел за дверь, и свет на амулетах сразу же начал гаснуть. А буквально через несколько секунд они стали обычными безжизненными вещицами. Чаровник сам подошёл к полке, протянул руку к амулетам, и на них снова появилось свечение. Но очень слабое — едва заметное.

— Видите, какая слабая реакция? — спросил у нас чаровник. — И какая была у мальчишки. Попробуй ты, Владимир.

Я подошёл к полке, занёс руку над амулетами — они чуть дрогнули, но яркого свечения не произошло. Реакция была примерно такой же, как у самого Згала.

— Попробуй и ты, Владыка, — предложил чаровник.

Николай тоже поднёс руку к полке с амулетами. Те сразу ожили. Отреагировали на Владыку Севера они намного лучше, чем на меня и Згала, но до реакции на Добрана было далеко. Николай посмотрел на чаровника с лёгким недоумением.

— И что это значит? — спросил он. — Неужели у мальчишки сила мощнее, чем у меня?

Згал покачал головой и ответил:

— Нет, Владыка. Эти амулеты определяют не саму силу, а её дикую, неконтролируемую природу. По сути — потенциал.

— То есть, у него потенциал выше, чем у меня? — переспросил Николай.

— И это не совсем верно, — ответил чаровник. — Эти амулеты мы используем для поиска мест силы, зачарованных существ или предметов. Они реагируют на неуправляемые чары. У тебя, Владыка, сила куда мощнее, чем у мальчика, да и у княжича тоже. Но вы её контролируете, не разбрасываетесь. Вот, смотрите.

Згал ещё раз провёл рукой вдоль амулетов — те опять отреагировали, лишь едва заметно вспыхнув. Чаровник повторил движение, но во второй раз амулеты вспыхнули ослепительно, я аж невольно отвёл взгляд.

— Видите? — сказал Згал. — Первый раз я держал чары в себе. Второй — дал им волю. А от Добрана они исходят свободно и постоянно, сами по себе. В его возрасте иначе не бывает. После пятнадцати лет те, кто способны к чаровничеству, начинают учиться контролю. Примерно тогда же сила и просыпается в них в полной мере. Но у этого мальчика она уже есть. И много. Это нам и показали амулеты.

— То есть, к тому времени, как он научится держать силу в себе, её, возможно, станет ещё больше? — уточнил я.

— Не просто возможно, — ответил чаровник, — почти наверняка так и будет.

— А насколько можно доверять этим амулетам? — спросил Николай.

— Амулеты лишь наглядный пример, — улыбнувшись одними уголками губ, ответил Згал. — Они просто показывают, что всё серьёзно. А для полной уверенности я проверю мальчика сам.

Достопочтенный Згал позвал Добрана, указал ему на кресло и сказал: