— Сядь в кресло и закрой глаза. Не бойся и дыши ровно.

Добран послушно устроился в кресле, положил ладони на колени и прикрыл глаза. А чаровник подошёл к одному из шкафов, открыл дверцу и достал два амулета. Оба были крупные, почти с ладонь. Один — квадратный, медный, с впаянным в центр красным камнем, оплетённый по краям тонкой вязью рун. Второй — круглый, серебряный, с выгравированной надписью на незнакомом мне языке. Згал надел их оба себе на шею, и амулеты вспыхнули мягким светом: один красным, второй зеленоватым.

Чаровник подошёл к Добрану, сцепил пальцы в замок и прошептал несколько коротких заклятий, опять же на незнакомом мне языке. Воздух вокруг него и мальчишки заискрился, от стен потянуло теплом, будто они начали дышать. А с пола начал подниматься лёгкий пар, расстилаясь по плитам прозрачным туманом.

Згал опустился на одно колено перед креслом и провёл правой рукой в воздухе, прямо перед лицом Добрана — тонкая линия света повторила движение руки чаровника, затем сложилась в огненную руну, ярко вспыхнула и исчезла. Потом маг сделал то же самое левой рукой, получив тот же самый эффект, только руна появилась другая.

После этого Згал встал, выпрямился, глубоко вдохнул, будто сосредотачиваясь, и протянул руки к Добрану, не касаясь его. Пальцы чаровника двигались медленно перед лицом мальчишки, следуя невидимым линиям. Из кончиков его пальцев начали выходить тонкие нити едва различимого света, и эти нити потянулись к Добрану. Они оплели его, образовав вокруг мальчишки полупрозрачный светящийся кокон.

Добран чуть повёл плечом и слегка дёрнулся, будто что-то почувствовал, но на лице его не было ни страха, ни боли. Он сидел абсолютно спокойно. Згал тем временем начитал очередное заклинание, и кокон вокруг мальчишки стал настолько ярким, что на него стало уже неприятно смотреть. Добран задышал чаще, несколько раз довольно сильно дёрнулся, а в какой-то момент у него даже приподнялись волосы на затылке. Но лицо при этом было спокойным.

Свет вокруг амулетов Згала то разгорался, то почти полностью гас; чаровник несколько раз менял положение рук, то приближая ладони к голове Добрана, то опуская их к груди мальчишки, будто проверял, где сильнее отклик. Наконец, он опустил руки, и светящийся кокон вокруг Добрана сразу же развеялся.

— Всё, — сказал Згал негромко. — Можешь открыть глаза. И сходи подыши свежим воздухом, лишним не будет.

Добран послушно открыл глаза, несколько раз моргнул, затем встал и, оглянувшись на нас с Николаем, молча вышел. Когда за ним закрылась дверь, чаровник снял амулеты, положил их на стол и уверенно заявил:

— Сомнений больше нет. Мальчик действительно огневест. И ещё зверослов. Сильнейший из всех, кого я когда-либо встречал.

— Зверослов — это хорошо, но ведь это не главное для огневеста, — заметил Николай. — Должно же быть что-то ещё, какое-то уникальное умение.

— Дар зверослова вполне может быть основным, — сказал Згал. — И я думаю, что здесь именно такой случай.

— Это как-то несерьёзно. Ты уверен?

Чаровник сразу не ответил Владыке. Он посмотрел на него взглядом человека, который уверен в своём выводе и не собирается оправдываться. Но до пояснения он всё же снизошёл.

— Прошу не путать, Владыка, обычного зверослова и зверослова-огневеста, — спокойно сказал Згал. — Это совершенно разные уровни. Зверослов-огневест способен развить свой дар до такой степени, что сможет одним лишь намерением останавливать целые стада камнерогов и управлять ими. Или заставлять стаи шептокрылов лететь туда, куда ему нужно. И не заклинанием, а просто силой мысли. И это я не преувеличиваю, всё именно так.

В голосе чаровника чувствовалась твёрдость человека, уверенного в том, что знает, о чём говорит. Николай выслушал его, нахмурился и сказал:

— Но ведь огневест — это ещё и вестник чего-то. Вестник перемен, беды, радости, новой силы… чего угодно. Тогда скажи нам, вестником чего может быть зверослов?

Згал пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Это можно понять только при помощи книг пророчеств, а они все хранятся в Огненном Посаде, у Старших братьев.

— А если попробовать прикинуть хотя бы примерно? — не отставал Владыка. — Что это может значить?

— Если гадать, — ответил чаровник, — то вполне возможно, речь идёт о грядущем нашествии зверей. Или, может, откуда-то издалека из-за пределов Девятикняжья, придут орды диких существ, сметающих всё на своём пути. И чтобы их остановить, потребуется сильнейший зверослов. А может, придут вовсе и не звери, а нечто иное, хуже и страшнее. Вообще из другого мира. Тут гадать бесполезно, без книги пророчеств это всё пустые домыслы.

Я слушал, не перебивая, и невольно подумал, какого же ценного мальчишку мы перехватили у огневиков. Теперь становилось ясно, почему за ним шла такая охота. Николай же вздохнул, покачал головой и подвёл итог рассуждениям.

— Получается, — сказал он, — что Добран всё-таки и есть огневест. Хоть мы и не знаем, какую весть он нам всем в итоге принесёт или, может, уже принёс, но мы её просто не можем считать.

— В том, что он огневест, даже не сомневайся, Владыка, в этом я никак не мог ошибиться, — подтвердил Згал, а потом спокойно, будто речь шла о чём-то обыденном, добавил: — Советую вам убить мальчишку.

У меня от этих слов аж дыхание перехватило. Даже грозный Владыка Севера замер от неожиданности. Несколько секунд в комнате стояла полная тишина, а затем Николай всё же спросил:

— С чего вдруг такой категоричный совет?

— С того, — ответил Згал, — что если этот мальчик когда-нибудь сумеет раскрыть весь свой потенциал, он может принести Девятикняжью не только благо, но и великую беду, равную катастрофе, какой этот мир ещё не знал. За всю жизнь я не встречал ещё потенциал такого масштаба, но никто не ведает, что впоследствии перевесит в его душе — свет или тьма. Я бы на вашем месте не рисковал.

Згал говорил спокойно, сухо, как человек, привыкший рассуждать без эмоций и всё хорошо взвесивший. И от этого его слова казались ещё более жуткими, у меня даже неприятный холодок по спине от них пробежал.

И теперь всё окончательно встало на свои места. Теперь было ясно, почему огневики готовы на всё, чтобы заполучить Добрана. Похоже, в Огненном братстве давно поняли, кто он такой. Скорее всего, ещё в Гардове всё вычислили, но не подумали, что кто-то сумеет увести мальчишку у них из-под носа. Жёстко лопухнулись. Невероятное головотяпство и разгильдяйство.

— И какие же такие великие беды он может принести? — спросил Николай. — Что, зверей на людей натравит?

— Это не страшно, — спокойно ответил Згал.

— А что тогда страшно? — поинтересовался я.

Чаровник перевёл на меня взгляд и ответил без малейшей паузы:

— При определённом стечении обстоятельств, хорошем развитии дара и должной подготовке, такой зверослов сможет превращать людей в зверей.

— Это как? — уточнил я. — В прямом смысле превращать?

— Не совсем. Он не изменит тела людей, но он сможет вселять в них звериное сознание. Внешне они останутся людьми, но человеческий разум их покинет. Они станут вести себя, как дикие звери и будут полностью подчиняться зверослову — без воли, без страха, без мыслей.

Чаровник сделал паузу, будто давая нам время осознать сказанное, и продолжил:

— И я говорю не о единицах, над которыми нужно трудиться неделями. Нет! При удачном раскладе и хорошо натренированных навыках он сможет одним движением руки обратить целый отряд врагов в безумную орду, что растерзает саму себя. Люди будут рвать друг друга, как дикие звери, не понимая, что делают. Такой зверослов сможет войти в город и уничтожить его, обратив половину жителей в безумных тварей, которые нападут на остальных. Они будут набрасываться на своих ближних и убивать их. Такие чары невозможно остановить и очень трудно обернуть назад. Они подавляют разум полностью, люди не осознают, что делают. Они просто рвут, кромсают, убивают. Только сильнейшие чаровники или те, у кого есть мощные защитные амулеты, смогут устоять. Остальные — нет.